Читать книгу Хроники Мастерграда. Книги 1-4 - Олег Белоус - Страница 5

Хроники пропавшего города
Глава 4

Оглавление

Солнечное утро 13 мая не для всех началось с трудов и повседневных забот. Горожане еще только добирались пешком, на ставших жутко популярными велосипедах или толкаясь в тесноте маршрутных такси на работу, когда черный, с тонированными стеклами, «Range Rover» притормозил у розового, перед майскими праздниками его окрасили в «веселый» цвет, здания городской администрации. Проехал по улице Ленина до ресторана Степные Дали. Любителей старины оно непременно умилило бы. Три этажа в шесть окон по фасаду, широкий фриз с кокошниками под крышей. Два балкона: один из них – большой, в три окна, с литой чугунной решеткой и выполненным в русском стиле декором.

Автомобиль аккуратно свернул, разбрызгивая лужи– ночью прошел короткий ливень, направо. Плавно притормозил у второго, во внутреннем дворе и не для всех, входа в ресторан. Большинство подобных заведений при карточной системе закрылись, но только не лучшее заведение города. Дверь автомобиля открылась, асфальта коснулись блестящие на солнце, словно лакированные, черные ботинки ценой не меньше пятисот долларов, на асфальт сошел Романов Федор Владиславович, высокий, с худым и нервным лицом, на котором застыло вечное презрительное выражение, в классическом костюме с огненно-красным галстуком. Брезгливо посмотрел на неглубокую лужу перед входом, осторожно, стараясь не испачкать ботинки, обошел. Пробормотал недовольно под нос и открыл дверь. Недолгий, хорошо знакомый путь по полутемному коридору, под аккомпанемент все более громких звуков «Владимирского централа», затем вверх по лестнице на второй этаж.

Уверенной походкой хозяина жизни зашел в приватный зал. Лучи солнца бросали на белоснежную скатерть до пола разноцветные блики, преломляясь во внушительной батарее дорогих водок и коньяков – словно и не существовало в городе карточной системы. В воздухе плыли густые ароматы мяса и рыбных деликатесов. Словом – дорого, богато, по крайней мере в представлении провинциальных «нуворишей». Прищуренные глаза Романова цепко пробежали по лицам гостей: крепких мужиков в возрасте от сорока до пятидесяти, в основном занимавшихся торговлей, гостиничным бизнесом или кафешками и ресторанами. В компанию затесалась единственная женщина, рыжая и зеленоглазая – хозяйка небольшого швейного цеха. По мнению Федора Владиславовича, они и составляли высшее общество города. Начав дело с нуля в лихие девяностые, они сумели сколотить приличный капитал, и к десятым годам двадцать первого века стали в масштабах маленького города известным предпринимателем. И про каждого Романов знал достаточно компрометирующего, чтобы не опасаться предательства и, в известной мере, доверять. Впрочем, и им многое известно о грязных делишках Федора Владиславовича. Сплоченной группой они безуспешно противостояли на выборах Соловьеву и, после расширения его полномочий, не ждали для себя ничего хорошего.

Приехали на празднование юбилея ресторана вроде все. Романов ощутимо расслабился, на губах появилась радушная улыбка гостеприимного хозяина, вот только если бы кто-нибудь дал себе труд внимательно присмотреться, то появлялось бы мерзкое впечатление, словно коснулся скользкой и холодной жабы. Первое впечатление, говорят, самое правильное и в данном случае верное. Была только одно, что он обожал до самозабвения – деньги и себя, любимого.

– Доброе утро, господа, – хорошо поставленным голосом произнес Федор Владиславович, от стола послышались приветственные возгласы гостей.

Трое официантов у стены недружно поздоровались: «Здрасте», поспешно выскочили в дверь. Федор Владиславович неторопливо обошел стол, крепко пожимая протянутые руки, время от времени останавливаясь и отвечая на поздравления.

Романов подошел к месту во главе стола, небрежно набросил пиджак на спинку стула, руки привычно расслабили узел галстука. Уселся в вальяжной позе уверенного в себе человека. «Жаль, что директора заводов не приехали… Особенно, что нет директора электростанции. Нужны мне его обещания помочь в благом деле! Мне нужны деньги и помощники!»

– Прошу вас, угощайтесь, – воскликнул Федор Владиславович и белозубо улыбнулся.

Праздничный банкет обходился в копеечку, но по-другому собрать сливки городского общества, да так, чтобы никто не заподозрил неладное, невозможно. Когда гости утолили первый голод и даже пропустили по паре рюмочек «Hennessy» и других напитков, зорко наблюдавший хозяин небрежно отодвинул тарелку в сторону и направил дистанционник на коробки музыкальных колонок под потолком. Рев музыки почти стих.


Hennessy – один из старейших и известнейших французских коньячных домов. 


С гостями провели предварительные разговоры, но это так, прощупывание, ничего еще не решено. Наступил звездный час и эту партию он должен провести филигранно и добиться от битых жизнью и недоверчивых коллег поддержки и участия в рискованном предприятии. Почесал нос, раздувая крылья широкого носа. Решился.

– Уважаемые друзья, – вкрадчиво начал заранее подготовленную речь.

Гости поняли, что начинается то, ради чего собрались, настороженные взгляды скрестились на гостеприимном хозяине.

– Прошло уже три недели как божьим промышлением, – Федор Владиславович повернулся к углу, поискал глазами икону, не найдя, нервно дернул уголком рта. Правая рука размашисто перекрестилась, – мы перенеслись в семнадцатый век. Все, нет больше Российской Федерации! Ни страны, ни законов, по которым Соловьев выбирался, больше нет, и кто он теперь? Да никто! Такой же обыкновенный человек, как и мы! Нет за ним федеральной власти, значит и легитимности у него больше нет! Он самозванец, потому что только новые выборы могли бы придать его власти законность!

Романов обвел взглядом внимательные лица гостей и широко развел руками:

– И встает вопрос: почему мы, бизнесмены, лучшие люди города, должны подчиняться самозванцу? – голос Романова задрожал от плохо скрываемого праведного негодования, – А что он творит? Вместо того чтобы в трудное время поддерживать социально-ответственный бизнес, ввел карточную систему, словно во времена совка! Ввел планово-промышленное управление, которое диктует честным бизнесменам, по каким ценам продавать товары, словно мы – при этих словах яростно ткнул себя в грудь рукой, – сами не знаем, что и по чем продавать!

Романов обвел полным неподдельного гнева взглядом гостей, ответивших ему дружным согласным гулом.

– На прошлой неделе мне все это надоело. Я поднял цены в магазинах, так не поверите! Мне тут же запретили покупку товаров на оптовых складах, а потом явились чинуши из администрации и влепили штраф в пятьсот тысяч! Я всегда знал, что Витька изрядный самодур, а теперь он форменный Сталин!

Гости согласно зашумели.

– Да, Витька ох…, – запальчиво крикнул пухлый, низкорослый мужчина в белоснежной «официальной» рубашке, но в последний момент оглянулся на единственную женщину в компании, в замешательстве закрыл рот и зло сощурил узкие татарские глаза.

Женщина пригладила ухоженные рыжие волосы и произнесла неожиданно низким, почти мужским голосом:

– Совсем ошалел! Не дает вздохнуть!

– Еще та сволочь! Устроил коммунизм, мать его! Хочет чернь содержать – прекрасно. Но почему мы должны за это платить? Кончилось русское время теперь каждый сам за себя! – громко поддержали даму из дальнего угла.

Романов дождался, когда гости немного успокоятся и продолжил озвучивать список претензий:

– Далее, Соловьев национализировал заводы, это хорошо, нечего чужим распоряжаться в нашем городе. Но на все директорские места расставил своих выкормышей или оставил чужаков! – Федор Владиславович на секунду прервался, зал разразился гулом одобрения. По тонким, злым губам оратора пробежала кривая ухмылка, а рука указал на гостей, – Если бы хотел блага, то поручил бы руководство тем, кто уже показал себя талантливыми бизнесменами! Вам, уважаемые друзья! – провозгласил патетически, глаза предательски вильнули в сторону.

«Вы бы напрочь разграбили их, ну и черт с ними! Главное, я получу власть и самый лакомый кусок собственности». И с городом, и его жителями он не связывал дальнейшую судьбу. Схватить куш и слинять к чертовой матери!

Федор Владиславович остановился, смахнул платочком пот с намечающейся лысины и продолжил более фривольным тоном:

– Как вы знаете, друзья, Соловьев объявил монополию внешней торговли и строит поселок для иноземных купцов. Идея сама по себе неплоха. Неделю тому назад из Бухары прибыл караван с грузом среднеазиатских и китайских товаров. Ну и естественно они раскупили почти все городские товары, которые приготовлены для торга. Деньги – сумасшедшие. За штампованный из чугуна котел дают золотую монету! И все эти деньги утекают мимо нас!

– Чугунные котлы не штампуют, а льют – ласково произнес татарин. Впечатление, обманчиво простодушное, портили умные и проницательные глаза. Лицо круглое, упитанное, делало похожим на толстяка-правителя из сказки «Три толстяка» Юрия Олеши. Карьеру он начинал обычным инженером в сборочном цеху и в инженерных технологиях неплохо ориентировался.

Романов дернулся, потом выдавил из себя полуулыбку. Это далось не без труда.

– Равиль, да какая разница? Главное, что бешеные деньги и громадные возможности валяются перед нами и ждут, когда подымем. И между нами и этим шансом стоит Соловьев.

Татарин в ответ ласково сощурился.

Романов его едва терпел: завидовал изворотливому уму, удачливости в делах и связям. Десяток лет тому назад тот начинал вместе с Соловьевым, но потом они что-то не поделили и пути разошлись. Соловьев пошел по административной линии, а Равиль с головой окунулся в бизнес:

Гости угрюмо молчали. С одной стороны претензии к Соловьеву есть, но Романов – давний противник градоначальника, у него все основания для «драки», а им то зачем ввязываться в авантюру? Узнает Соловьев, живьем сожрет. Не подавится!

На дальнем конце стола мужчина лет сорока со злым взглядом – серьезный господин, сразу видно, потушил в пепельнице сигарету и сказал громко:

– Свободное владение оружием, только справку предъяви от полиции… надо же! Можно подумать она делает из босоты порядочного человека. Казаки, мать его! И что, когда Витька разбазарит городские запасы, я должен бояться: а не придут ли опереточные казачки грабить?

Он налил рюмку дорогого коньяка и, отодвинув в сторону мешавший галстук, лихо закинул ее в рот.

«Халявщик хренов, больше такого спиртного нет нигде во всем мире, не напасешься на вас», – думал Федор Владиславович, радушно улыбаясь, – Ну ничего, главное правильно разыграть партию, а когда перееду в Москву, появится возможность развернуться и не считать каждую копеечку!»

– И че ты предлагаешь?

На ветку с недавно проклюнувшимися листочками липы напротив окна приземлилась здоровенная иссиню черная ворона. «Кар, кар!» – крикнула громко и недовольно.

Федор Владиславович нервно вздрогнул и бросил раздосадованный взгляд на окно, почесал нос.

– Необходимо избавиться от Витьки, он зажрался и не понимает по-хорошему, – сказал решительно и оглядел притихших предпринимателей.

Ответом стало молчание. Только Равиль все так же ласково и понимающе улыбался, глядя в огненно-красную точку галстука. Это нервировало Романова, он скривился на миг и продолжил четко, размеренно:

– Предлагаю, предлагаю купить большинство депутатов в городском совете, за любую цену… А потом принять постановление, по которому мэр станет свадебным генералом, а реальная власть перейдет к нашим представителям! – крепко сжал руку в кулак.

Мужчина с горбатым носом и печальными еврейскими глазами выкрикнул:

– А если не сможем собрать большинство депутатов? Че тогда? Ждать пока Витька отомстит? Так за ним не заржавеет!

– На каждый газ есть свой противогаз. Соберем перед администрацией толпу недовольных Витькой и выгоним к чертовой матери!

Зал затих, хозяева жизни придирчиво взвешивали выгоды и возможные риски от предложения Романова. По всему выходило, что игра стоила свеч. Власть, пусть и негласная, могла стократно окупить вложения в переворот. Солнце спряталось за случайную тучку, в зале стремительно потемнело. Гостеприимный хозяин поднялся, подошел к стене, щелкнул переключатель, высветив сосредоточенные лица. Вернулся и, не присаживаясь, пробежался взглядом по задумчивым лицам.

– А народ… – поинтересовался кто-то, Романов даже не успел рассмотреть говорившего, как немедленно парировал:

– Льва не должно интересовать мнение овец! Господа! Как говорится, накатила грусть? – зло хохотнул, – Накати и ты! Наполняем рюмки! Пейте, ешьте, гости дорогие! За все уплочено!

Первый наполнил коньячный бокал, тонкий аромат благородного напитка защекотал ноздри. Дождавшись, когда гости поднимут бокалы и рюмки, провозгласил:

– Господа! За нас! За лучших людей города, которые поведут его в будущее!

Подавая пример, первым пригубил коньяк, поставил бокал на белоснежную скатерть и принялся ожесточенно рвать из огромной индюшачьей ляжки белоснежными, фарфоровыми зубами крупные куски. По залу поплыл тонкий звон от соприкосновения наполненных дорогими напитками бокалов и рюмок.

От ляжки остались кости, хозяин заведения окинул оценивающим взглядом гостей. Публика достойно закусила, нахмуренные лица прояснились. Гости все больше пьянели.

«Не пора ли подкинуть новых дров в топку недовольства?»

Мужчина с семитскими чертами лица поставил полупустой бокал на столешницу, лицо исказила неприятная судорога, которая тут же пропала, оно вновь стало настороженно-спокойным. Рассеяно побарабанив кончиками пальцев по тщательно выбритому подбородку, произнес:

– Че получишь ты, скинув Витьку, я таки понимаю, не понимаю я другое: какой от этого гешефт бедному евгею? Хочешь, чтобы мы вписались в гисковое дело за объедки с твоего стола? – голос «одессита» ровный и даже ленивый.

Напряженные лица разом повернулись к Романову. Что ответит на обвинение?

– Ты, Александр, как всегда, в своем репертуаре! – воскликнул Федор Владиславович, широко разводя руки, словно хотел обняться с оппонентом, но обниматься и не подумал:

– Только о собственной выгоде думаешь, – сказал жестко, на миг презрительно скривившись.

Его собеседник насмешливо фыркнул и ответил со все тем же акцентом:

– Так же, как и ты! Как ты, Феденька… Меня, как и всех здесь, – обвел широким жестом гостей, – интересует собственный гешефт!

Он замолчал, с интересом рассматривая Романова, по лицу которого на миг промелькнула смесь озлобленности и нетерпения, впрочем, тут же сменившаяся благожелательной улыбкой. «Главный вопрос, что получит каждый из присутствующих, от него зависит поддержат или нет. Витьку, пока не зарвется окончательно, они согласны терпеть». Из колонок доносилось:

Владимирский централ – ветер северный!


Этапом из Твери – зла немерено… Лежит на сердце тяжкий груз…


– Вопрос, вопрос кто станет кем после, – последнее слово Романов выделил голосом, – мы обсудим, но я гарантирую отмену карточной системы и фиксированных цен, допуск бизнеса к торговле со среднеазиатскими и прочими купцами и передачу заводов в управление городским предпринимателям! И еще, помнишь тендер на поставку обедов в школы, под который ты взял кредит, и проиграл? А потом пришлось продать заправку?

Александр нехорошо прищурился, все балагурство с «одесским» акцентом с него слезло, как шкура с линяющего хищника, наружу вышла человеческая сущность двуногого зверя.

– И? Че ты хочешь сказать?

– Я точно знаю, что это Соловьев дал указание прокатить тебя!

Глаза мужчина с семитскими чертами лица полыхнули гневом, губы побледнели, сжавшись в бледную трещину. Налил наполовину бокал коньяка, жадно осушил.

– Шлемазл… Я с тобой, Владиславович! – произнес негромко, словно выплюнул слова.

– А что скажут военные и полиция если мы захотим убрать Витьку? –почесав подбородок, спросил мужчина с хитрыми татарскими глазами.

– Я сам служил и понимаю психологию военных, если мы прочно возьмем власть, они не станут устраивать нанайский танцы с оружием. Возиться с экономикой, с ЖКХ и политикой, это не их, – по губам Романова проскользнула фальшивая улыбка.

Он действительно закончил в конце восьмидесятых прошлого века Ярославское военное училище по профессии финансиста, послужить и даже успел получить звание старшего лейтенанта. Возможно, не будь Перестройки и бурных 90-х, дослужил бы до пенсии, но история не знает сослагательных наклонений. В 90-е понял, что вот они деньги, у него в руках и принялся беззастенчиво воровать. Его вычислили и едва не посадили за растрату, но, он нашел кому всучить взятку. Уголовное дело замяли, а он уволился. Часть скопленного капитала удалось сохранить, и Романов с головой окунулся в бизнес. К десятым годам двадцать первого века стал долларовым миллионером, но репутация в городе у него была самая плохая: подставит и глазом не моргнет. Моральных устоев и принципов у него осталось не больше, чем у сношающихся кроликов.

Мужчина со злым взглядом трубно высморкался в платок, спрятав его в карман, задумчиво сказал:

– Нет, это все ерунда, Витька руками и ногами будет держаться за власть. Есть у нас план на случай, если заартачится?

«О! – подумал Романов, – если даже этот говорит «мы» скинем Витьку, значит, они уже мои, вопрос в гарантиях, что все пройдет гладко!

– Значит обратимся к смотрящему за городом и попросим помочь решить проблему кардинально, – хозяин хищно усмехнулся. – Есть еще принципиальные вопросы?

– Ну, наверное, нет, – оглядев притихшую публику, отозвался татарин, по губам скользнула едва заметная, холодная улыбка, – остаются сущие мелочи: как изменим Устав города, кто станет реальным главой города и другие мелочи.

– Это мы сейчас обсудим, мои предложения, не сомневаюсь, устроят всех. Надо решить главный вопрос: все согласны, что необходимо менять мэра? «Сливки» города, кто нехотя, а кто и с энтузиазмом, закивали.

«Ну что же клубок друзей пришел к согласию». Как же в этот миг он их ненавидел! «Все эти хари, для которых главное: бабки! Бабки, бабки! За деньги мать родную продадут! Нет… Подкоплю золота с серебром, возьму лучших мастеров с инженерами и махну к Петрушке первому. А на этих и городскую шваль – плевать! С деньгами, моими знаниями двадцать первого века и оборотистостью, я стану для него Меньшиковым! Светлейший князь Федор Владиславович! Звучит! Только фамилию необходимо поменять, около престола в Москве должен быть только один Романов…»

Даже при великих переменах в собственной жизни, люди остаются людьми со всеми свойственными им достоинствами и пороками. После Переноса Романов растерялся, но он не стал бы тем, кем стал, если бы не попытался извлечь из этого выгоду. Жизнь научила, что кризис, любой кризис – это шанс урвать побольше. И значит зубами вырвет у жизни то, что жаждет от нее получить!

Федор Владиславович коротко хохотнул:

– В таком случае, если возражений по главному вопросу нет, предлагаю сложиться на мероприятие, – он доверительно понизил голос, – Думаю, по сто тысяч хватит.

***

Раннее утро этого же дня.

Александра разбудил звук захлопнувшейся двери. Он вздрогнул, тяжелые веки поднялись. Яркий солнечный свет наотмашь ударил по глазам, при этом почему-то в основном слева, справа мир виделся словно сквозь узкую щелочку. Он дома, лежит на диване.

Внезапно почувствовал себя худо. Ныли бока, правый глаз болезненно дергался и не открывался до конца, а в голове словно давал сольное выступление барабанщик-виртуоз словно с большого перепоя. Рука осторожно притронулась к глазу и отдернулась. Больно!

Он вспомнил все, перед мысленным взором замелькали рожи уголовников. Яростно скрипнул зубами и тут же приглушенно охнул – голову прострелила вспышка боли.

Взгляд разыскал на столе будильник. Полшестого. Черт! Вставать на службу рано, но и спать не хочется. Сел, ноги охладил линолеум пола, он осмотрел себя. Несколько шикарных фиолетовых синяков вызревали на боках, но, впрочем, ничего страшного. Бывало и посильнее доставалось в подростковых драках. Александр приподнялся с кровати, от неосторожного движения в голове взорвалась бомба. Он охнул.

Из зеркала в ванной смотрело не лицо, а рожа избитого бомжа: деформированная на правую половину бледно-зеленая физиономия с роскошным, начавшим чернеть, фингалом под сжавшимся в узенькую щелочку, как у китайца, глазом и второй синяк, поменьше, на челюсти. Попадись ему эти гады! Сжал кулаки до белых косточек. Отвернулся, в груди клокотала обида и чувство глубокого стыда. Нет, в таком виде идти на службу и позориться перед срочниками, совершенно невозможно! Решено, попрошу отгул у ротного. На раковине вместо аккуратного брикета туалетного мыла лежал кусок чего-то непонятного, больше похожего по консистенции на хозяйственное – доморощенное, изготовленное после Переноса изделие. «Сосед приобрел», – решил Александр. Поднес к носу – пахло вполне приятно: какими-то травами и мылилось нормально. Кое-как умывшись, проковылял обратно в комнату.

С непосредственным начальником – бывшим начальником отдела длительного хранения техники рембазы, несмотря на разницу положения майора и молодого лейтенанта, у Александра сложились неплохие отношения. Так что надеялся, что тот войдет в положение.

Из аптечки в шкафу достал пачку аспирина.

Прихватив со стола мобильный телефон, перешел на кухню. Простоявший ночь обесточенным холодильник – дали свет под утро, встретил приветственным рыком. Вытащил из него полуторку с водой, запил таблетку.

Он рухнул на табуретку у кухонного стола, пальцы пробежали по кнопкам, набирая номер мобильника командира роты.

«Дзинь! Дзинь!» – настойчиво трещали звонки, но трубку никто не брал.

«Ну же! Возьми телефон! Уже утро, ты не можешь еще спать!»

– Да, – зазвучал в трубке сонный шепот ротного.

– Здравия желаю, товарищ майор, – произнес нервно-взвинчено Александр, – лейтенант Петелин беспокоит!

В трубке сладко зевнули и продолжили так же тихо:

– Петелин! Ты время видел?

– Да, – Александр растерялся, но не успел продолжить, как ротный шепотом перебил.

– Я в двенадцать ночи домой пришел! Ты какого черта будешь в такую рань?

В трубке – истеричный младенческий плачь и недовольный женский голос.

– Ну вот, Сашку разбудили, – ротный вздохнул в полный голос и добавил обреченно, – теперь не заснет. Чего звонил, говори уж!

– Вчера у подъезда на меня напали. Разрешите взять на сегодня отгул, чтобы оклематься?

В трубке тяжелое дыхание, затем прозвучал настороженный голос:

– Стоп! Четко и внятно докладываешь с самого начала, что произошло!

– Возвращался домой, у подъезда встретили двое уголовников. Вначале попросили закурить, затем стали требовать, чтобы я перестал встречаться с Олей. Я отказался. Тогда завязалась драка. Их двое, здоровые такие. Сбили с ног, попинали. Затем их отозвал другой мужик, сидевший в машине. Он тоже грозил, если не перестану встречаться с Ольгой.

– Так-так, – донеслось из трубки, – Сильно досталось? – после паузы ротный протянул задумчиво.

– Да так, не очень, только под глаз похоже хорошо засветили, совсем не видит.

Ротный помолчал, затем все так же настороженно проворчал:

– А кто такая Ольга?

– Невеста моя, Ольга Соловьева, – не выдержав, похвастался, – она племянница мэра и живет у него в доме!

– Вот как? – на этот раз пауза была более продолжительной.

Словно луч света сверкнул в голове Александра, объясняя все странности поведения напавших на него уголовников. На мгновение растерянно замер, вспоминая подробности. Не может быть! Рука почесала затылок. Неужели нападение на него как-то связано с мэром города? Александр нахмурился, но не успел обдумать запоздалую идею, как в трубке раздалось:

– Значит так, на сегодня даю отгул, будь у телефона, а я звоню комбату, – сказал отрывисто ротный и отключился.

Александр несколько раз набирал номер Ольги, но трубку так никто и не взял, что дало повод для самых черных предположений. Он нервно хмыкнул. «Что это – случайность или ее насильно удерживают в доме дяди?» Так и не придя к однозначному выводу, Александр торопливо набил подруге смску с просьбой перезвонить и залез в холодильник. Пора подумать о завтраке.

Петелин заканчивал расправляться с яичницей-глазуньей, когда звенящую тишину разорвала трель телефонного звонка.

– Петелин? Подполковник Изюмов.

. Александр растерялся, но и ощутил острое волнение. Большое начальство никогда еще не удостаивало звонками, уровень общения лейтенанта – командир роты, как максимум заместитель командира батальона.

– Здравия желаю! – сказал торопливо.

– Здравствуй, – небрежно прохрипел простуженным голосом комбат, – Ну что там у тебя произошло? Докладывай подробно.

Петелин рассказывал, в трубке – тяжелое дыхание. Комбат пару раз простуженным голосом задал уточняющие вопросы: кто из напавших что говорил и, запомнил ли в лицо кого-нибудь. В конце поинтересовался самочувствием. После на несколько секунд замолчал и категорически приказал:

– Значит так, лечись, приводи себя в порядок! Обязательно, – командир выделил последнее слово интонацией, – сходи в травмопункт, сними побои. На службе светить синяками не надо, даю три дня отгулов, шестнадцатого на службе. Понял меня?

– Так точно, – Александр отрапортовал излишне браво, в трубке послышались гудки отбоя.

Спустя час Петелин пулей выскочил из дверей травмопункта на высокое бетонное крыльцо и облегченно выдохнул. Слава богу отделался ушибами, а от головной боли прописали аспирин.

Подъехала карета скорой помощи, санитары вытащили носилки со старухой с землистым лицом, понесли бегом. Александр посторонился, спустился с крыльца на землю и вытащил телефон. Номер подруги по-прежнему отзывался длинными гудками. Он забросил телефон обратно, помрачнел, кулаки крепко сжались. Что же с Олей случилось? Почему от меня требовали отказаться от нее под страхом смерти, а сейчас она не берет трубку телефона? И причем здесь мэр? Размышлял недолго, так как имел характер импульсивный и даже взрывной и предпочитал действовать в стиле Александра Македонского: не распутывать узлы, а разрубать. Застегнул замок «гражданской» куртки, погода явно не майская и в тени ветер задувал вполне прилично, он направился требовать встречи с невестой.

Шел, упрямо наклонив голову, сжимая пальцы в кулак. Минуя перекресток, где дорога поворачивала на улицу Садовую, прозванную народом Соловьевкой, увидел выцветшую вывеску «Аптека». Болеутоляющего дома осталось всего пол упаковки, и он свернул к ней.

В глубине зала, за барьером стеклянных прилавков и стеллажей с упаковками с мудреными нерусскими названиями, стояла полная, черноглазая женщина в белоснежном халате. При виде потенциального покупателя привычно-вежливо улыбнулась, но, едва разглядела сблизи, глаза настороженно сузились. Одет прилично, но лицо «украшено» роскошными синяками. Женщина немного поколебалась, но спросила, что клиент желает. Взгляд парня торопливо пробежал по полупустым полкам – медикаменты после Переноса стали дефицитом, купишь, только если повезет. Задумчиво почесал подбородок, ну не разбирался он в лекарствах!

– А аспирин есть? – не особо надеясь на удачу, вежливо улыбнулся Александр.

– Есть, как не быть, – женщина немного оттаяла и довольно прижмурилась. Приятно, что не приходится отказывать. Нырнула под прилавок, спустя миг протянула Александру бумажный пакетик размерами в половину ладони. Большими печатными буквами пакет пересекала надпись «Аспирин», а под ней – произведено 10 мая 1689 года. Парень удивленно вскинул брови. Уже перешли на местные даты и производим лекарства! Молодцы! Он расплатился за покупку.

– А лекарство откуда? – небрежно поинтересовался, – Неужели произвели в городе?

Женщина изумленно всплеснула руками:

– Молодой человек, вы че, телевизор не смотрите? Несколько дней подряд показывали экспериментальный фармакологический цех!

– Занят слишком, некогда телевизор смотреть – Александр смешался под недоумевающим взглядом провизора, – А что, много новых лекарств производят?

– Ну кое-что – женщина обрадовано затараторила, – вот вы порошок аспирина купили, валерьянку вот начали производить, валидол, стрептоцид и еще кое-что, много лекарственных трав поставляют.

Александр не был медиком и не мог оценить, каким прорывом стало получение стрептоцида. В сельхозакадемии нашлись толковые химики, они в кратчайшие сроки изготовили лекарство, которым до получения антибиотиков успешно лечили опаснейшие заболевания вплоть до чумы, сибирской язвы и даже газового сепсиса. Стрептоцид, наряду с мерами гигиены и санитарной профилактики должен стать главным средством против особо опасных инфекций, естественные очаги которых таились в казахских степях.

Александр попрощался со словоохотливой женщиной и вышел на улицу. Но чем ближе к речке, тем более непростые и зажиточные дома вокруг. Над высокими бетонными и кирпичными заборами возвышался средневековый замок с каменными зубцами и башнями, дальше блестела металлом крыша барского особняка 19 века, напротив него белоснежные колонны жилища плантатора с американского юга. На фоне столицы и городов-миллионников город не блистал благополучием. Особенно туго пришлось в лихие девяностые. Безработица и безденежье, бомжи и откровенная бедность. В жирные двухтысячные потихоньку ожили заводы и появились прекрасно, по меркам провинциального города, оплачиваемые рабочие места. Вот только жители улицы поселка Соловьевка не ощущали трудностей ни тогда, ни сейчас.

Влажные порывы ветра с реки охлаждали пылающее лицо. За поворотом уже виднелась металлическая крыша одноэтажного, скромного по меркам элитного поселка, дома мэра. Свет играл на ней тысячами бликов.

В десятке шагов впереди распахнулась чугунная калитка ближайшего домовладения. Стремительно вышел еще не старый, под пятьдесят, крепко сбитый мужчина в синей форме железнодорожника, Александру узнал его – начальник пожарного поезда. Зимой Изюмов отправлял Александра со взводом в распоряжение железнодорожника – помочь с разгрузкой прибывшего из столицы имущества В солдатской столовой забыли отложить на обед, так железнодорожник за собственные деньги купил бойцам поесть. Рассеянный взгляд мужчины скользнул по Александру, он остановился и недоуменно нахмурился, словно припоминая, рука торопливо провела по короткому белобрысому ежику, крепкие губы раздвинулись в немного снисходительной улыбке.

Александр улыбнулся в ответ.

– Здравия желаю!

Мужчина энергично протянул руку:

– И тебе здравия желаю.

Рукопожатие оказалось неожиданно крепким, словно у человека, который регулярно балуется полуторапудовыми гирями, а глаза молодыми, совсем не стариковскими. Внимательный взгляд задержался на роскошном фиолетово-синем фонаре на подбородке.

– Как дела? – поинтересовался нейтральным тоном, удерживая ладонь Александра.

– Да все нормально, – Александр невольно покраснел от необходимости врать. Делиться собственными проблемами с человеком, пусть и симпатичным ему, но малознакомым, не хотелось. Глаза мужчины хитро прищурились:

– А это что? –кивнул на роскошный синяк на лице собеседника. – Проблемы? Может помочь?

Александр напрягся, как сапер над хитрой миной и вырвал руку из ладони собеседника:

– Справлюсь сам!

А потом неожиданно для самого себя поднял отчаянный взгляд на пожарного и вдруг заметил, что у него разноцветные глаза: правый зеленый, а левый-синий. Спросил немного растерянно:

– Скажите, я знаю, вы верующий человек. Вот в библии написано: «ударят тебя в правую щеку, подставь левую». А я так не могу. Скажите, как научиться прощать?

– Даже так? – с интересом повторил пожарный. Задумчиво щелкнул пальцами.

– Ну в библии написано немного не так, но общий смысл ты правильно передал… А что касается твоего вопроса, то, что толку в лечении симптомов? Учись делать так, чтобы не на кого было обижаться. Повторяю вопрос, помочь?

– Нет, справлюсь сам.

– Ну-ну, – пожарный покачал головой, – Если что обращайся. Где я живу ты теперь знаешь.

Александр попрощался, глядя в сторону, завернул за поворот и облегченно выдохнул. Над кирпичным забором ветер колыхал нагие ветви, скрывая невзрачный на фоне соседей фасад коттеджа градоначальника. Примерно посредине сверкала металлическая калитка с видеокамерой. Александр нажал на дверной звонок. Тишина до звона в ушах. Секунды шли, но ничего не происходило. «Не может быть, чтобы дома никого не было!» Недоуменно нахмурившись, нажал снова. Наконец, калитка распахнулась, в проеме стоял крепкий мужчина в расстегнутом сером пиджаке. Брови его удивленно приподнялись, по лбу пошли морщины. Александру показалось, что мужчина его знает, хотя мог поклясться, что видит того первый раз в жизни.

– Кто вы? – мужчина сказал с нажимом, настороженно сощурил похолодевшие глаза, – Представьтесь.

Александр растерянно моргнул, потом губы плотно сжались. Он намерен во чтобы-то ни стало выяснить, где Ольга и почему с ней нет телефонной связи.

– Я Петелин, Александр. Здесь, – парень махнул рукой в сторону здания, – Ольга Соловьева. Позовите ее, пожалуйста, я хочу с ней переговорить.

Бесстрастный взгляд, в котором, чувствовалась некая толика презрения, словно придавил Александра к земле,

– Здесь режимный объект, без разрешения мэра проход на охраняемую территорию запрещен, – произнес с ленцой.

– Тогда позовите Ольгу сюда! – голос Петелина дрогнул.

– Запрещено инструкцией, – голос был так же ровен и даже ленив.

Охранник с глумливой усмешкой в глазах смотрел как бледнеют, сжимаются в тонкую линию губы парня.

«Да они что, охренели? Это моя невеста, я имею право встретиться с ней!»

Шагнул вперед, рука охранника уперлась в грудь, вторая нырнула за пояс. Мелькнул край похожего на рифленую рукоять пистолета «ПМ» предмета.

Глаза его сощурились, Тяжелый взгляд обещал: еще шаг и пуля твоя!

Несколько мучительно длинных мгновений мужчины мерялись яростными взглядами, затем гневный блеск в глазах Александра медленно погас, уступая место стыду и бессильной злобе. Комок черной желчи подкатил к горлу, пытаясь прорваться сквозь сомкнутые зубы.

Он повернулся. По бычьи наклонив голову, пошел, тяжело переставляя ноги. На ходу вынул платок и с силой прижал к губам. У него словно отняли часть души, а то, что осталось, кровоточило и требовало отмщения.

***

Несмотря на то, что внутренне Соловьев был вне себя от злости, он аккуратно опустился в жалобно скрипнувшее кресло. Руки аккуратно положили выключенный мобильник на блестевший под полуденным светом стол, потом расслабили узел галстука.

– Бараны! – рыкнул с чувством негромко, руки машинально поправили лежавшую на краю стола стопку документов.

Несколько секунд глубоко и часто дыша, с напряженным видом размышлял, постепенно успокаиваясь. Крепкая рука привычно нажала кнопку вызова секретаря.

– Да, Виктор Александрович! – ответил женский голос.

– Володя в приемной?

– Да.

– Пригласи его.

Вошедшего бодигарда глава города встретил таким недобрым взглядом, что довольная улыбка мигом сползла с лица Владимира. «Так, видимо где-то опростоволосился», – подумал, останавливаясь перед столом мэра.

– Я какое задание давал насчет Ольгиного ухажера? – вкрадчиво, почти шепотом, спросил Соловьев.

Телохранитель еще больше помрачнел, от волнения прошиб пот. Соловьев «славился» резкими решениями и за срыв задания вполне возможно «поплатиться головой». Помолчав, телохранитель нехотя выдавил из себя:

– Поговорить с ним, пугануть и заставить отказаться от девушки.

– Угу, только пугануть, – после паузы, задумчиво повторил Соловьев и откинулся в кресле. Несколько мгновений в упор, жестко и зло рассматривал телохранителя, лицо которого под этим взглядом заметно вытянулось, – Так какого х… вы его избили так, что он попал в травмопункт? Почему Изюмов мне из-за вас претензии предъявляет?

Владимир растерянно отвел взгляд, сглотнул тягучую слюну.

– Эксцесс исполнителя, – глухо, как из-под воды. выдавил из себя, – перестарались парни.

– Так зачем баранов посылаешь выполнять мое, – мэр гаркнул, выделяя интонацией последнее слово, – поручение? Мне нужен результат: четкое исполнение моих указаний!

– Виктор Александрович! Ну реально не хотели коцать (бить – блатной жаргон) Реально не хотели. Думали побазарим нормально без всякого кипежа (паника, волнение, беспокойство – блатной жаргон). А этот лох дерзить начал, в драку полез. Ну и че было делать? – последовала короткая пауза, потом бодигард дернул кадыком и продолжил, – Вот и перестарались парни немного… – он опустил голову, старательно пряча взгляд от покрасневшего, как свежесваренный рак, Соловьева.

Мэр подался вперед:

– Перестарались? Ты о чем базаришь баклан? Что, авторитетом себя мнишь, раз отсидел по 312-й? (Статья 312. УК РФ, Хулиганство). Забыл с чьих рук кормишься? Из-за твоих баранов проблемы с вояками мне и нах… не нужны! Не подчиняются, так расстреляй десяток, но, чтобы результат был! Значит так, этих – нах… с национальной гвардии. Понятно?

Владимир, сначала ошарашенный тоном и натиском мэра, при этих словах злобно вскинулся. Но возглавлять придворную «гвардию» – это шанс стать вторым лицом в городе и, ради него, можно вытерпеть и не такое.

– Глупость не освобождает от необходимости думать. И запомни, еще один такой прокол, и выводы будут уже по тебе!

Под злобным взглядом мэра, бодигард вновь опустил голову. Соловьев хмыкнул и продолжил спокойнее:

– Надеюсь, ты меня понял. Что с формированием национальной гвардии?

Владимир понял, что гроза временно миновала и поднял взгляд на шефа:

– Процентов сорок уже набрали, автоматы от военных получили на полный штат, но есть трудности с обеспечением пистолетами, почти половины не хватает. Я договорился на моторном заводе. Они там наладили переделку травматических и газовых пистолетов в боевые. Военные говорят, получаются лучше, чем настоящие ижевские, планируем покрыть нехватку за счет них. По боеприпасам, военные заявку удовлетворили. По форме, заказ разместили, процентов двадцать уже получили. Нареканий нет. Так что все хорошо.

Глава города аккуратно поправил стопку бумаг на столе. В любом случае, в смутное время помимо прежних силовиков необходимо иметь полностью свою, всем обязанную ему вооруженную структуру. Как говорил Мао, винтовка рождает власть, и она у него появиться! Потом мысленно вздохнул – бараны! Ни на кого положиться до конца нельзя и бросил подчиненному:

– Хорошо, иди, трудись.

Бодигард уже открыл дверь, когда его остановил оклик:

– Володя!

– Да, Виктор Александрович! – повернулся к начальнику.

– И получше отбирай кандидатов в мою службу!

– Хорошо, Виктор Александрович! – телохранитель наклонил голову.

Выйдя из кабинета, плотно закрыл дверь.

Соловьев несколько секунд с немалым сомнением и мрачностью во взгляде смотрел на закрытую дверь. Задумчиво почесав переносицу, вновь нажал кнопку вызова секретаря. Когда та откликнулась, приказал вызвать начальника отдела ФСБ. Безопасность еще не успели переименовать, но суть ее работы не поменялась.

***

Обстановка в комнате изображала картину – «запой холостяка». Окна закрыты, душно, все пропитали миазмы сивухи и копченостей. В экране телевизора изгибалась полузабытая певица из проклятых 90-х, пела… о чем-то. Александр, в камуфлированной куртке на голое тело и разбитых шлепанцах на ногах, сидел на скрипучем диване, в нем плескалась бессильная, но от этого еще более жгучая злость.

На табуретке, накрытой выцветшей газетой, на треть пустая бутылка прозрачного, как слеза самогона, нарезанная тонкими пластинами лососина и открытая банка мясных консервов. В глубокой тарелке влажно поблескивали жаренные с луком вешенки – их начали выращивать в убежищах гражданской обороны предприятий. Отдельно лежал главный дефицит – толстый кусок черного хлеба с надкусанным краем.

Александр вернулся домой. Тревога за любимую сверлила мозг. Что с ней случилось? Почему его заставляли отказаться от Оли? И наконец, почему она не берет телефон? Трудные вопросы, на которые нет ответа.

Гнев и негодование так наполнили душу, что для других чувств места больше не осталось.

В квартире стояла гнетущая тишина – сосед-летун появится только поздним вечером. Александр включил телевизор, но это не помогло отвлечься от мрачных мыслей. Помаялся в пустой квартире и решил прибегнуть к испытанному мужскому способу бороться с проблемами. Зашел к соседке по лестничной площадке. Неизвестно, из чего она гнала после Переноса самогонку, но по откликам знакомых, на качество никто не жаловался. Когда женщина назвала цену, он едва не ахнул. Раньше за такую цену можно было купить неплохого коньяка, но торговаться не стал. Не до этого!

Мрачно хмыкнув, Александр неторопливо налил до краев рюмку, пальцы сграбастали просвечивающую на солнце пластинку копченой рыбы и такой же тоненький кусок хлеба.

Вонючая, обжигающая жидкость прокатилась по пищеводу, вслед за ней отправился кусок рыбы. Дыхание на миг сперло, непроизвольно поморщился, от чего болезненно дернулся подбитый глаз.

Лицо загорелось, глаза засверкали.

Закусывал быстро, но аккуратно и только жалел, что так мало хлеба. С ним он ел даже пельмени – так привык с детства.

Внезапно его внимание приковал картинка на телевизоре. На фоне черной громады путеукладчика, на железнодорожных путях работали люди в сигнальных оранжевых жилетах. Под насыпью лежал в ряд десяток тел с закрытыми тряпками лицами в знакомых грязных халатах, в ногах луки и сабли с топорами из плохенького железа. Диктор городского телевидения: лощеный, румяный, с дурацкой улыбкой на губах, вещала, что утром охрана отбила нападение шайки грабителей и только нескольким удалось убежать. Это, дескать, говорило о надежности защиты строящейся к угольному карьеру железной дороги. Рабочих посменно охраняли солдаты из роты капитана Стенькина.

– Мужики, – Александр отсалютовал вновь наполненной рюмкой, – удачи вам! Несмотря на примитивность воинского снаряжения, аборигены, стоит зазеваться, могли представлять нешуточную угрозу.

Выпил. Закусил. Вяло, без охоты, лишь бы что-нибудь бросить в рот.

Алкоголь не брал. Не туманил мозг. Не глушил боль, не физическую, более страшную – моральную. Голова оставалась ясной, хотя лучше бы впасть в забвение. В груди клокотала ярость, обручем сжимала виски, застилая взгляд кровавым туманом. Боль, гнев, ощущение бессильного унижения нахлынули с новой силой и одновременно нежданно-негаданно вернулась в самый неподходящий момент кристальная прозрачность мысли. Боль? Да черт с ней. Задета гордость. История старая, но до сих пор саднившая в душе незатянувшейся раной. Отец слыл тихим и терпимым человеком. И давно смирился с тем, что юношеские мечты не сбылись и, казался вполне довольным жизнью.

Вскоре после Нового Года и празднования начала нового тысячелетия в соседнем доме поселились двое братьев, вернувшихся после длительной отсидки в местах не столь отдаленных. Поначалу вели себя тихо, но время шло. Они осмелели. Начались пьяные дебоши, гулянки, приставания и выклянчивания у Петелиных денег. Вскоре жизнь по соседству стала настоящей каторгой, но отец терпел. Однажды ночью Александр проснулся от пьяных мужских голосов. Буйные соседи ворвались в дом. Мать была женщиной видной, и пьяные ублюдки попытались изнасиловать соседку. Отец, с топором в руках, бросился на помощь, и его убили. Потом суд, братьям присудили, одному десять, второму пятнадцать лет, но Петелиным от этого легче не стало. И Александр, на глазах которого все это происходило, поклялся себе: никогда, никогда не спускать обид!

Чем яростнее он ненавидел обидчиков, тем сильнее была злость, которая должна была – просто обязана – излиться вовне, воплотиться в действия.

Бутылка наклонилась над рюмкой, но и капли еще не пролилось вниз, как, по случаю, взгляд упал на противоположную стену.

Среди фотографии «псов войны» хищно сверкала сталью трофейная сабля. Положил бутылку, поднялся, ступая нетвердо, подошел и снял со стены. Рука ощутила тяжесть благородного оружия, бешено топнул об пол. Александр почти не сомневался, что это мэр натравил уголовников и отомстить хотелось до зубовного скрежета. Представил: удар с длинным потягом. Широкий мах, клинок со свистом пластанул воздух, сшибая голову обидчика с плеч. Она падает, катится словно мячик, пятная землю алым. Тело, как в американских фильмах фонтанирует из перерубленной шеи кровью, еще миг стоит, потом рушится.

Он горько усмехнулся, переводя взгляд с клинка на глупые фотографии на стене, – мечты, мечты…

Как поднять руку на дядю невесты? Мало ли что происходит между родственниками… Что же делать? Сможет ли Оля понять и простить, если решится на крайнее? Вопросы без ответа…

Покачав головой, повесил саблю на законное место. Задушено скрипнул, принимая тело обратно, диван. Несколько мгновений невидящим взглядом сверлил стену. О чем бы ни думал, мысли неизменно возвращались к невесте и обидчику-мэру. Рот пересох, сердце бешено колотилось о ребра, по всему телу прошло нечто вроде судороги, оставляя после себя покрытую мурашками кожу. Новая рюмка прокатилась по пищеводу гораздо быстрее, смывая комкавшие душу гнусь и недоумение. Бутылка почти опустела, а звук телевизора словно стал громче. Налившиеся кровью глаза повернулись к экрану.

Длинная колонна верблюдов с наездниками, с большими серыми мешками между горбов, неторопливо двигалась по мощеной досками дороге в наскоро построенное для торговцев поселение, гарцевали по бокам конные охранники. В открытых воротах уже поджидали медики в окружении вооруженных пограничников в ватно-марлевых повязках. Диктор за кадром взахлеб рассказывал о приезде первого каравана торговцев из далекой Бухары. Спустя всего месяц после Переноса слухи о диковинных товарах, производимых искусными мастерами неизвестно откуда появившегося на берегах Вельки города со скоростью молнии распространились по Великой Степи. Об этом чуде шептали в старинных оазисах Средней Азии, его обсуждали в далекой и загадочной империи Цин.

Потом диктор рассказал о жесточайших противоэпидемиологических мерах.

Гостей осматривали доктора, потом направляли в баню. Даже «попаданческий» персонал торгового поселения пропускали обратно в город только после тщательного осмотра. Камера вернулась назад и показала несколько юрт, шатров и глинобитных домов, и даже вполне привычного облика избу. Поселок, в котором поселились башкиры, русские и совсем неведомые племена, жил за счет услуг прибывающим торговцам. Горожане окрестили его Шанхаем.

Караван двинулся дальше. Тянулись ряды свежесрубленных караван-сараев; зазывали посетителей электрическими огнями рекламы магазины, харчевни и рестораны. Дальше виднелись навесы базара. Пройдет совсем немного дней, и он станет ломиться от груд белоснежного хлопка и вяленых фруктов, скота, кожи, экзотических товаров из далеких Индии и Китая и многого другого. Верблюды с достоинством несли маску невозмутимости, что не удавалось караванщикам и охранникам. Многие не в первый раз приходили на традиционный, с десятого века нашей эры, базар на берегах реки Вельки, но сейчас они с явным испугом и почти мистическим восторгом озирались по сторонам. Диковинок навидались множество, начиная от гигантской, ранее никогда невиданной птицы, день тому назад несколько раз с грохотом облетевшей караван, заканчивая странными повозками, резво бегающих без запряженных в них коней. И каждый невольно задавал себе вопрос: не из царства ли Иблиса появился этот город там, где еще в прошлом году были только полудикие кочевники?


Ибли́с – в исламе: имя джинна, который благодаря своему усердию достиг того, что был приближен Богом, и пребывал среди ангелов, но из-за своей гордыни был низвергнут с небес. После своего низвержения Иблис стал врагом людей, сбивая верующих с верного пути.


Потом камера последовала за купцами в магазин с образцами мастерградских товаров. С растерянными лицами они осматривали полки с металлическими котлами, посудой и стальными топорами с пилами, опытные партии их произвели на моторном заводе, благо электропечь, литейка и кузнечный цех были загружены не полностью, а обрезков стальных листов не жалко, прозрачные и необычайно легкие емкости. А большие и маленькие зеркала с украшениями из городских запасов, произвели настоящий фурор. Из царства ли Иблиса вышли неизвестно откуда появившиеся пришельцы, или из другого странного места, но за подобным товаром почуявшие умопомрачительный барыш торговцы готовы были и еще раз в этом году сходить в эти холодные места.

Он выпил еще рюмку и ему нестерпимо захотелось свежевыпеченного хлеба из детства. Чтобы можно было вгрызться в горячую, только из печи, хрустящую корочку, вкуснее которой, пожалуй, ничего и нет. Александр вдруг заметил, что на улице весна и жизнь не так и плоха. Полное озарение сошло на него в ту минуту, когда по телевизору закончились городские новости и начался концерт невероятно популярной в далеком двадцать первом веке артистки. Вот только Александр никак не мог вспомнить как ее зовут. Презрительно хмыкнул и выключил телевизор. Душа требовала песню. Пошарил в в телефоне, нашел нужную.


Как на грозный Терек выгнали казаки,


Выгнали казаки сорок тысяч лошадей.


И покрылось поле, и покрылся берег


Сотнями порубленных, пострелянных людей.


Александр дождался припева, запел с чувством, со слезой в душе.

Любо, братцы, любо, любо братцы жить.


С нашим атаманом не приходится тужить.


С каждой секундой глаза все больше стекленели, ему стало так жаль себя, любимого, у которого враги похитили невесту, а самого избил.

От страшных слов песни пробило на хмельную сентиментальность. «Лишь бы не скатиться в истерику», – успел подумать, но опьянение достигло той стадии, когда не человек владеет чувствами, а они им. Поднялся, скрипнул, открываясь, платяной шкаф, вытащил из формы удостоверения личности. Полистал. Ага вот и она: маленькая фотография невесты, долго смотрел на нее, вновь положил обратно. Крупная сверкающая слеза скатила с густых ресниц на слегка курносый нос.

– Завалю нахрен! – еле слышно прошептали пересохшие губы, горящий ненавистью взгляд застыл на дальней стене, словно там стоял обидчик. Александр немного помолчал, покачнулся и вновь повторил страшные слова, и еще раз, и еще! Повторял их все громче и громче, в последний раз проревел яростным голосом.

Сосед пришел поздним вечером. В обнимку с трофейной саблей, Александр похрапывал на незастеленном бельем диване. На табуретке опрокинутая пустая бутылка, дополняли натюрморт подсохшие остатки закуски в тарелках. Грудь ровно вздымалась, он удивительно по-детски чмокал губами. Он был в счастливом Нигде, дарящем сны. Счастливые сны, где были только жадные губы Олененка, прохладный ветер над рекой и зеленые деревья под ласковым солнцем.

Парень удивленно покачал головой, до этого друга в таком состоянии никогда не видел. Стараясь не разбудить скрипом рассохшихся досок пола, вытащил из шкафа одеяло, накрыл товарища и на цыпочках вышел из комнаты.

Время было послеобеденное, когда Александр подошел к дверям КПП части. При виде Петелина младший сержант – срочник с красной повязкой дежурного, удивленно поднял брови – все офицеры давно на службе и торопливо вскинул руку в воинском приветствии. Другой он небрежно придерживал ремень торчавшего из-за плеча автомата.

«Ничего себе! Еще позавчера дежурили со штык-ножами, а сегодня наряд вооружен. Быстро все поменялось! Неужели из-за нападения на меня?» Молодой офицер небрежно козырнул в ответ и быстрым шагом проскочил КПП, поправляя на ходу сползшие на нос черные солнцезащитные очки. Демонстрировать «боевые» раны подчиненным ему не улыбалось. Правый глаз понемногу стал открываться, но синяк налился темно-фиолетовым и сполз вниз.

Он проснулся один в пустой квартире – сосед успел убежать и твердо решил: избить себя снова не позволит ни за что! И, значит, у него должно появиться оружие! В оружейной комнате части дожидался закрепленный пистолет. Вот бы получить его на руки! Замаскировал синяк на лице большими солнцезащитными очками, надел форму и отправился в часть.

В части безлюдно и тихо – перерыв в занятиях на обед. Свежий ветер тащил по асфальту плаца, по сверкающим на солнце лужам, бумажки и сломанные вчерашним дождем ветки. Из одноэтажного здания столовой неторопливо выходили солдаты. На краю плаца вокруг бетонных стен недостроенного первого этажа работали строители, тарахтел отбойный молоток, неторопливо проплывала стрела автокрана. Батальон разворачивали до полного штата и, по указанию администрации, на территории части ударными темпами строили двухэтажную казарму.

Александр подходил ко входу казарме, когда навстречу вышел едва знакомый старший лейтенант, недавно перешедший в батальон из «локаторщиков».

– Привет – бросил на ходу. В последний момент взгляд Александра остановился на «вспухшей» кобуре на поясе офицера. Александр обернулся. Все правильно, на боку «красовалась» оттопыривающаяся пистолетом кобура, а повязки дежурного на рукаве не было.

Петелин нахмурился, вспоминая имя старлея.

– Алексей! – крикнул молодой офицер. – А что, дали распоряжение получить личное оружие?

Тот на секунду повернулся, ответил:

– Ага, – и направился дальше.

«Опа! Все к лучшему! Вот и решение, получу пистолет, как все!»

Александр переступил порог казармы. Дневальный торопливо выпрямился, ствол автомата за плечами качнулся, слегка стукнув по затылку.

– Дежурный по роте на выход, – проорал хриплым, словно со сна, голосом, поправил автомат и украдкой почесал ушибленный затылок.

Александр стоял, поджидая дежурного. Казарма пустая. Взлетка (свободное место внутриказарменного коридора для построений (центральный проход)) блестит, видимо, недавно помыли, густо пахло людским потом и гуталином. Подошел сержант с красной повязкой «Дежурный» на правой руке, и кобурой на ремне. Остановился напротив, посмотрел полным скепсиса взглядом.

– Открой оружейку, – распорядился Александр, натолкнувшись на вопросительный взгляд сержанта, пояснил, – Я хочу получить пистолет, – пошарив в кармане, вытащил карточку – заместитель.


Карточка – заместитель, – служит для приема и выдачи оружия и боеприпасов.


Сержант замялся, но не сдвинулся с места. Александр удивленно посмотрел на него. «Это что-то новенькое. С каких это пор сержант не выполняет приказ офицера?»

– Не понял сержант, чего стоим? – бросил резко.

– Тут такое дело, товарищ лейтенант, в отношении вас есть распоряжение вначале пригласить вас к комбату.

– Чье распоряжение? – раздраженно осведомился побледневший Петелин.

– Комбата, – дежурный развел руками, старательно пряча взгляд от разгневанного офицера. На щеках Александра катнулись желваки. Громыхнул дверью, выскакивая на улицу.

Подполковник Изюмов, аккуратно положил трубку стационарного телефона, взгляд наполнился задумчивостью. Пальцы машинально простучали ритмичную мелодию по гладкой поверхности стола. Звуки стройки: скрип, неритмичные удары и далекие человеческие голоса проникали в кабинет сквозь закрытое окно. Изюмов достаточно долго прожил в городе, успел встроиться в верхушку и знал, что существует несколько группировок, с переменным успехом бьющихся за контроль над властью, и что-либо сделать возможно только опираясь на согласие, как минимум, большинства из них. Разговор с директором ГРЭС прошел сложно. Промышленную политику администрации он поддержал, особенно нахваливал мэра за оперативность строительства железной дороги на юг, к будущему угольному разрезу и недвусмысленно посоветовал не раскачивать тонущую лодку. Это означало что оппозиции в городских верхах градоначальнику нет. Это глупая иллюзия, что оружие в руках равнозначно власти. Эпоха, когда воинское сословие господствовало над обществом, закончилась с разрушением феодального строя. В современном мире на штыки можно опираться, но сидеть на них невозможно.


На штыки можно опираться, но сидеть на них нельзя. В оригинале: Штыки годятся для всего (со штыками можно делать все, что угодно), только сидеть на них нельзя. Испанская народная пословица. Смысл выражения: военная сила хороша только для военных целей (разгрома врага, вооруженного переворота и т. п.), но для собственно управления страной необходимо нечто гораздо большее, нежели просто сила, – нужны интеллект, идеи, объединяющие общество, общественное согласие, общая воля и т. д.


«Ладно», – сказал про себя и резким движением придвинул с края стола документ. Взгляд снова пробежал по приказу: командировать взвод на охрану будущего угольного разреза, срок исполнения – 18 мая. Подполковник непроизвольно поморщился. Одна молодежь кругом без боевого опыта. Опасно оставлять без присмотра, но придется. Хотя… он потер гладко выбритую щеку, есть один кандидат. Ершистый, но зато обстрелянный и решительный.

В дверь постучали, в проеме показался Петелин. За длинным столом с дымящейся пепельницей сидел комбат. При виде посетителя хмыкнул, а в глазах нет и тени удивления. «Видимо, успели доложить о моем появлении», – подумал Александр.

– Разрешите?

Подполковник отозвался гнусавым, простуженным голосом:

– Заходи!

Молодой офицер переступил порог. Аккуратно закрыв дверь, остановился перед столом:

– Здравия желаю.

Комбат впился в молодого офицера тяжелым взглядом, коротко кивнул. Указал на стул:

– Присядь! – сказал необычным, сконфуженным голосом.

«С чего это такая забота», – подумал беспокойно – присаживаться в командирском кабинете ему еще никогда не предлагали и, осторожно уселся за стол-приставку. Кепка легла на столешницу, недоверчивый взгляд остановился на командире. Со странным выражением лица офицер рассматривал подчиненного.

– Очки сними…

Черные очки легли на стол, лицо отвернулось к открытому окну. С битой физиономией перед командиром было неловко.

Подполковник несколько мгновений разглядывал роскошный синяк под глазом, потом искривился в ироничной усмешке.

– Нда, знатный фингал, – прогнусавил нарочито спокойно и качнул головой, глаза цепко следили за Александром:

– Догадываешься, кто тебя так разукрасил? – в голосе невозможно уловить эмоции.

Александр поспешно одел очки, ответил с заметной заминкой:

– Да, товарищ подполковник, думаю это кто-то связанный с городским мэром.

– Правильно…– Изюмов протяжно хмыкнул и откинулся в кресле, прижмуренными глазами наблюдая за подчиненным.

Из кармана появилась пачка с лейблом Мальборо, закурил. Полупрозрачные струйки ароматного дыма потянулся к открытому окну.

– Кончаются сигареты. Я уточнял, в городских запасах осталось совсем немного. Прямо не представляю, как быть, все же двадцать лет дымлю, – поделился с подчиненным, на что тот, не отрывая настороженного взгляда от командира, безмолвно наклонил голову.

– А на службу почему пришел, я же тебе сказал шестнадцатого выйти?

Александр замялся, взгляд закаменел на противоположной стене кабинета. Невыгоревший на солнце прямоугольник отмечал место, где когда-то, казалось сто лет тому назад, висел портрет Президента России. Правду говорить не хотелось, но и скрывать ее казалось глупым, стоит комбату позвонить в роту, тут же откроется.

– Пистолет получить.

Изюмов криво усмехнулся.

– А зачем он тебе? Что, мстить собрался?

Лицо Александра закаменело, глаза за очками сощурились. Один раз застали врасплох, второго шанса он не даст:

– Никак нет. Чтобы никто даже не попытался напасть. Пристрелю, как собаку.

Несколько мгновений комбат смотрел в лицо подчиненного, затем поверил в серьезность сказанного, кивнул.

– Экий ты злобный братец, – прищурился, широко разводя руки, словно хотел обняться с подчиненным, рявкнул хрипло, – Мальчишка! Нападешь, отправишься под трибунал! Времена сейчас простые. В прошлую пятницу казнили убийцу двух девчонок. Видел, как висит?

В памяти Александра возникла жуткая сцена: на перекладине между двух столбов ветер со скрипом раскачивал тело с закрученными назад локтями. Опущенное лицо исклевано птицами. Холодок страха пробежал по спине. Он тряхнул головой, прогоняя образ. Постановлением Горсовета восстановили смертную казнь за тяжкие преступления.

– Видел. Половина города ходила смотреть.

– Ну вот и делай выводы! – раздраженно, но немного потише, рыкнул Изюмов и тщательно потушил сигарету в пепельницу, – Если не хочешь закончить жизнь на виселице! Я тебя предупредил, надеюсь, ты меня понял!

– В чем причина твоих неприятностей, – сказал саркастически, потом на секунду запнулся, тут же нахмурился и продолжил – с мэром, знаешь?

– Да… Из-за моей невесты. Он ее поселил у себя, Ольга какая-то его дальняя родственница, вот и требует, чтобы прекратил встречаться, а мы расписаться собирались!

– Да, она его племянница и Соловьев собирается ее удочерить, – голос понизился до угрожающего, хриплого шепота, – Так что это ваши внутрисемейные дела. В папашу, приемного, будущей жены стрелять будешь?

Лейтенант опустил глаза и несколько секунд смотрел в столешницу, затем уперся взглядом в насмешливое лицо командира:

– Товарищ подполковник! – резанул отчаянно, – Если Соловьев ведет себя словно урка, то какой он к черту градоначальник? Гнать его нужно!

«Ничего не ответил на вопрос, будет ли стрелять по Соловьеву, – отметил про себя Изюмов, – кремень мальчишка»

Небо заволокла туманная пелена. В кабинете стремительно потемнело. Подполковник, глянул в окно, протянув руку, щелкнул выключатель. Зажглась настольная лампа, выхватывая из сумрака напряженное, с обострившимися скулами лицо молодого офицера. Хозяин кабинета сузившимися глазами рассматривал подчиненного. Потер гладко выбритую щеку. «Хороший парень, правда, излишне горячий, зато имеет какой-никакой боевой опыт. Жаль, если потеряю перспективного офицера. Но и проблем из-за мальчишки не стоит искать на ровном месте. Наверное, имеет смысл согласиться с предложением Соловьева, да и иметь в распоряжении человека, у которого такой зуб на мэра, что готов прибить как муху, не помешает».

– Это не твоего ума дело. А по Соловьеву… даже думать забудь о нем, это приказ! Я сказал, ты меня услышал и все на этом!

Александр ожег командира злым взглядом, Воротник рубахи, врезаясь в мускулистую шею, выдавил белую полоску. Подполковник одобрительно хмыкнул про себя. Ишь как реагирует, прямо бешенный.

– Лейтенант, ты кому присягу давал? России? Сейчас наша Родина – этот город! Так и служи ему, мать твою, а не корсиканские вендетты устаивай! – рявкнул голосом, привыкшим строить на плацу роты. Взгляд, и так не отличающийся кротостью, словно резал по металлу, лейтенант отвел взгляд.

Изюмов глянул на смелое и гневное лицо юноши, не побоявшегося противоречить даже ему. «Ну что, пришло время подсластить пилюлю»,

– Мне звонил мэр. Да-да, и нечего так сверкать глазами! Просил извинения за действия подчиненных по отношению к тебе, и еще вот, – комбат выдвинул ящик стола, достал погоны старшего лейтенанта, сверкая золотом звезд, они легли перед Петелиным на столешницу, – Соловьев подписал приказ – за спасение жителей Селинной тебе досрочно звание старший лейтенант! Выйдешь шестнадцатого, вручим перед строем, так что готовь поляну для обмывания.

– Спасибо, товарищ подполковник! – голос парня невольно дрогнул. Погоны отправились в карман. Отступные щедрые, даже весьма. Карьера для профессионального военного важна, а сейчас его без всяческих изысков покупали, но и отказаться не мог. Для парня из обычной семьи, без каких-либо связей в военной среде, получить звание досрочно – верх удачи и шаг к осуществлению заветной мечты – когда-нибудь примерить полковничью папаху, а то и, чем черт не шутит, однажды надеть генеральский мундир.

– Спасибо – это слишком много, – подполковник небрежно отмахнулся, – у меня вот какое предложение. Мэрия прислала приказ об организации охраны угольного разреза на границе с казахами. Срок командировки – два-три месяца. Предлагаю возглавить взвод охраны тебе. Нечего тебе шляться по городу, а то еще какую глупость удумаешь.

– Я могу отказаться? – набрался смелости Александр. Уезжать, при том надолго, когда ситуация с Олей еще не разрешилась, не входило в его планы.

Подполковник отрицательно покачал головой:

– Нет.

Молодой офицер несколько мгновений сидел набычившись, но под насмешливым взглядом командира опустил взгляд. Несколько секунд угрюмо молчал, затем вскинул глаза на командира, в них плескала хорошая порция злости и упрямства. «Пока меня не будет Соловьев может черт знает, что сделать с Олей! Вдруг выдаст замуж, кто его остановит?» Уехать означало отказаться от невесты. Раз так, он готов написать рапорт об увольнении. Он уже собирался сказать это, но не успел. Подполковник вновь выдвинул ящик стола, белый конверт без адреса скользнул по столешнице к Александру. Наклонился и вкрадчиво ухмыльнулся:

– И вот еще… читай, Ромео.

– Что это? – молодой офицер поднял на командира глаза, в которых плескалось непонимание и затаенная надежда.

– Письмо тебе, читай!

Торопливо разорвал с краю. Внутри лежал листок бумаги, донизу исписанный почти каллиграфическим почерком – это была рука Оленьки. Чем дальше читал, тем больше ощущал острое волнение, легкая улыбка коснулась губ. Взгляд снова пробежал по последним строкам. «Прошу тебя согласиться на командировку. Дядюшка может противиться моему замужеству с безвестным лейтенантом, но отказать герою не посмеет! Я его уговорю! Люблю, целую, твой Олененок…

– Откуда оно у вас?

Комбат как-то по-отечески улыбнулся.

– Домработница Соловьева принесла.

В сердце Александра боролись две, но пламенные страсти, любовь к Оле и желание сделать карьеру, но сейчас, когда невеста сама попросила согласиться на командировку, размышлял недолго. Молодой офицер несколько мгновений сидел набычившись, потом выдохнул воздух из груди.

– Хорошо, я согласен, – произнес тихо и положил конверт с письмом в карман. Дома он снова прочитает строки, написанные его прекрасной возлюбленной.

***

Едва слышно тикали настенные часы, стрелки, словно мухи в чернильнице, увязли на двадцати минутах третьего, ползли еле-еле. Сквозь наполовину закрытые шторы в кабинет градоначальника свет едва проникал, создавая приятную глазу после полуденного буйства солнца, полутьму.

За массивным письменным столом в глубине кабинета восседал его хозяин в светлой рубашке с короткими рукавами – на улице наконец-то потеплело, и он переоделся. Прищуренные глаза стремительно пробегали по строкам документа с грифом секретности, ненадолго останавливаясь на одном месте. Время от времени подымал взгляд на человека напротив, за столом-приставкой, лет сорока с невыразительным лицом, в неприметном черном пиджаке с жилетом в крупную полоску. Из треугольного выреза выглядывал белый воротник-стойка с тонким галстуком. По виду – мелкий служащий или коммивояжер. Все заурядно и неприметно – пройдешь в толпе мимо, не обратишь внимание, зато поражала должность – начальник отдела ФСБ. Впечатление портили глаза, глубоко посаженные, светлые до прозрачности, они смотрели с акульим интересом. Их обладатель словно прикидывал: сожрать сейчас или позже. Мужчина знал о недостатке и, когда необходимо, старательно прятал взгляд.

С утра в кабинет позвонила секретарь мэра и попросила прибыть к шефу в 14 часов со сводкой оперативной обстановки. Пришлось откладывать дела на потом и готовить сводку. Теперь, с каменно-спокойным выражением лица ожидал, пока Соловьев дочитает многостраничный документ, только глаза жили, перебегая от лица мэра к окну с видом на покрытую глубокими лужами пустынную площадь перед зданием администрации и назад. На профессионально спокойном, словно у игрока в покер, лице, невозможно отгадать истинные мысли.

Соловьев отодвинул на край стола бумаги, тщательно подравнял стопку, с задумчивым видом откинулся в кресле. Проницательный взгляд вонзился в непроницаемое лицо подполковника ФСБ. Пожевал губами:

– Константин Васильевич, по заброске агентуры. В вашем отчете упомянут только сам факт, расскажите, пожалуйста, поподробнее, – сказал предельно вежливо.

Собеседник неторопливо снял очки, вытащив из кармана тщательно отутюженных брюк платок, неторопливо протер стекла. Все эти привычные действия использовал чтобы обдумать, что довести до мэра, а о чем лучше умолчать. Градоначальника он едва терпел, да и за что уважать коррумпированного чиновника? К величайшему сожалению, ситуация сложилась так, что приходилось подчиняться Соловьеву, но досье градоначальника пополнялось новыми материалами. Всему свое время. Время разбрасывать камни и время собирать их и бросать в злодеев.

Подполковник надел очки, тяжело вздохнул про себя и поднял взгляд:

– Виктор Александрович, мы сделали ставку на информаторов из местных, для чего наладили работу с пленниками. Удалось завербовать девятерых из живущих поблизости от города родов. Их отпустили. Теперь мы плотно контролируем обстановку в ближних окрестностях. Хуже обстоят дела с освещением обстановки вдали от города и в настоящее время мы работаем по этому вопросу. Так что, возможно, с целью прикрытия новых информаторов будем ходатайствовать о новом частичном освобождении пленников.

– Что вы работаете, Константин Васильевич, это хорошо, но из ваших слов следует, что у вас нет агентов на дальних подступах к городу, – произнес мэр бесстрастно, – Я правильно вас понял?

Фсбшник кивнул, очки холодно блеснули.

– Значит вы не можете гарантировать, что, если у дикарей снова возникнет желание пограбить, мы заранее об этом узнаем?

– Относительно ближайших – безусловно узнаем, – наклонил голову офицер, на миг показав безупречный пробор, – К тому же главы ближайших родов плотно подсели на перепродажу нашей продукции, да и заложников дали. Так что нападения «наших» кочевников практически исключены. А те, кто живет вдали, увы… – офицер развел руками в сожалеющем жесте, – Пока не создадим у них агентурную сеть, мы бессильны.

Соловьев аккуратно поправил тонкую стопку бумаг в углу стола и пристально посмотрел в лицо собеседника, левое веко конвульсивно дернулось. Внутри разгорался холодный гнев. Это его город, и за него он любого порвет! Он пообещал горожанам, что таких нападений, как на деревню Селинная, больше не будет и намерен выполнить обещание, а тут надутый «индюк» рассказывает, что у него все под контролем, хотя что происходит вдали от города не контролирует! Всю жизнь Виктор Александрович относился к связанным с госбезопасностью делам с немалой опаской, и небезосновательно: грешков у него за плечами хватало. Слишком грозная репутация была у конторы глубокого бурения. Именно она присматривала за властью на местах, а ее сотрудники заводили уголовные дела на чиновников, попавшихся на взятках или ином криминале. Все изменилось после Переноса – из потенциальной жертвы правоохранителей Соловьев превратился в их главного начальника. А руководить он привык жестко, не обращая внимания на былые заслуги и достижения. Усилием воли мэр сдержался и сказал предельно бесстрастно:


контора глубокого бурения – сокращенно КГБ – предшественник ФСБ, название перешло по наследству.


– Мне нужен результат. Причины, оправдания и прочее меня не интересуют. В утренней сводке была попытка прорыва границы и в том, что она провалилась – заслуга пограничников, а не ваша, – Соловьев остановился, поправил стопку бумаг, взгляд прищуренных глаз уколол меланхолично смотрящего собеседника, – Мне нужна информация, и как вы ее будете добывать – это ваша забота, на то вы и госбезопасность! Сколько вам необходимо времени, чтобы организовать эту вашу агентурную сеть? В первую очередь, меня интересует положение дел у Строгановых и в казахском ханстве.

Фсбшник нахмурился.

– Ближние окрестности – вплоть до Среднего Урала и северного Казахстана – от полугода до года. Все остальное сможем контролировать только частично. Увы.

– Почему так долго Константин Васильевич? – резко бросил Соловьев.

– К сожалению, это не ускоришь. Чтобы навербовать аборигенов, необходимо время. А наших надо долго готовить к заброске. За три века изменился и язык, и обычаи.

– Хорошо, – Соловьев потер кончиками пальцев усталые глаза, наклонился к рабочей тетради и написал что-то, – ставлю вопрос информаторов у казахов и Строгановых себе на контроль. Начиная с первого октября жду от вас ежемесячных докладов, как продвигаются дела.

Подполковник со все тем же профессионально бесстрастным выражением лица утвердительно качнул головой:

– Принято, – фсбшник мысленно поморщился. То, что секретную информацию фиксируют в «обычной» тетради, нарушало все режимные правила, но делать замечание не стал. А еще больше ему не нравилась играть роль подчиненного, но пока он ничего не мог с этим поделать. И тут важны акценты: пока.

Соловьев поднял со стола ручку, с задумчивым видом несколько раз нажал на кнопку, игнорируя выжидательный взгляд собеседника. «Поставить в город в положение терпил не дам, – думал мэр, сжимая тонкие губы в бледную полосу. Пусть что хочет делает, но даст информацию по дикарям!»

– Хорошо. Что известно по сегодняшней банде?

– Банда полностью уничтожена, пограничники взяли пленного. По его словам банда пришла с Среднего Урала: половина манси, остальные башкиры.

– Если станем спускать аборигенам нападения, нас порвут. Навалятся со всех сторон! Дикари понимают силу и поэтому мы должны ответить! – мэр вновь уколол неприязненным взглядом, но фсбшник опять никак не прореагировал, – Выяснили, где живут роды, из которых эти отморозки?

– Частично да, но пришла в основном молодежь, которая по тем или иным причинам порвала с родственниками, так что, если ударим по стойбищам, аборигены даже не поймут причину нападения. Только дадим лишний повод для кровной мести.

Соловьев недоверчиво покачал головой:

– Хорошо, я отдаю решение вопроса по возмездию на усмотрение заместителя по военным и внутренним делам. Вы профессионалы, вам и решать целесообразность карательного удара по родственникам бандитов, – сказал ледяным тоном.

«Пой, птичка, пой, папочка в моем сейфе пополняется новыми материалами», – думал фсбшник, сощуренные глаза бесстрастно фиксировали едва сдерживающегося хозяина кабинета.

Несколько мгновений в кабинете стояла тишина, до звона в ушах.

– Константин Васильевич, прошу до исхода дня предоставить мне список отличившихся при отражении ночного нападения пограничников, – произнес Соловьев негромко.

– Военные оказали нам помощь. Я ходатайствую и о их награждении.

Соловьев внимательно глянул на собеседника и согласно наклонил голову.

– Их тоже!

Зазвонил телефон, мэр искоса глянул на трубку, и торопливо бросив собеседнику:

– Извините, – поднял телефон.

Пару минут слушал, изредка вставляя фразу, другую. Начальник отдела покосился на тряпкой висевшее в углу кабинета знамя города. Трехцветный флаг России оттуда убрали, это было неприятно офицеру ФСБ. «Все, даже думать забыл, что он гражданин России», – думал, слегка сощурив глаза.

Наконец, мэр положил телефон на стол и ложил руки в замок.

– Хорошо, есть новая информация по банде Чумного?

– Пока ничего. Как ушла банда через границу, так и никаких следов, словно растворились. Кочевники жаловались на нападения на селения, вырезали всех, вплоть до младенцев, затем ушли на запад в сторону Руси.

– Удалось установить, что с Чумным произошло? Был же обыкновенный бандюган, а тут словно сбесился? Казак доморощенный… мать его.

– Казачья кровь в нем действительно есть, наш он, уральский, из оренбургских казаков. У него мать жила в Селинном, погибла во время нападения. Да и сам он не так прост, сидел по статье 102 «Умышленное убийство при отягчающих обстоятельствах».

– Вот оно в чем дело… – мэр покрутил головой, – месть. Ладно. В обзоре нет ничего по военным и полиции. Какие у них настроения?

– Нормальные, в целом такие же, как и среди остальных горожан. Надеются, что сможем наладить нормальную жизнь, готовы защищать город.

– Больше ничего по их настроениям сказать не можете?

Подполковник ФСБ, не отрывая прищуренных глаз от внимательного лица мэра, отрицательно качнул головой. Соловьев подумал: «Чего-то темнит, надо будет озадачить сбором информации полицейских и Володю».

– Новая информация по убежавшим студентам из Казахстана есть?

– Нет, по-прежнему последние известия – это показания тракториста из Малаховки. Ушли вдоль трассы М-101 на юг и с тех пор никакой новой информации. Наши источники у кочевников тоже не дают информации.

Мэр кивнул, судя по недовольному выражению лица, ответ не устроил, но, по-видимому, решив, что безопасники сделали все, что в их силах, сухо бросил:

– Работайте, Константин Васильевич! Я вас больше не задерживаю, – мэр приподнялся с кресла и протянул фсбшнику руку.

Хроники Мастерграда. Книги 1-4

Подняться наверх