Читать книгу «Спартак». Хроники возрождения». Книга четвертая. 1979 год. Восхождение - Олег Медведев - Страница 21

Обвинения Бескова в жестокосердии в отношении именно ветеранов, возрастных игроков, по совести, едва ли заслуживают серьезного обсуждения. Однако они действительно звучали не раз. Так, особенно мощно глухая волна недовольства обрушилась на Константина Ивановича, когда он принял решение расстаться с Юрием Гавриловым и Сергеем Шавло. Многим казалось тогда, что многолетние лидеры команды не доиграли свое, что они могли бы принести еще немало пользы «Спартаку». Именно после этого из уст Рудольфа Загайнова прозвучало: «Бесков несправедлив к ветеранам, не старается продлить их долголетие…. И мне жаль не только недоигравших игроков, но и самого тренера, который или попросту не наделен душевной щедростью, или привык шагать по трупам – в чем и секрет его многолетнего устойчивого успеха…»560. А спустя десятилетия Евгений Ловчев и вовсе назовет отношение Бескова к возрастным игрокам «…потребительским. А у Старостина было все не так – у него футболисты, которые приносили славу команде, завершали карьеру в дубле. Они могли уйти, а потом вернуться, как, скажем, Николай Осянин. Не было такого, чтобы у Бескова футболисты плавно завершали карьеру. Их, по сути, выгоняли, несмотря на все заслуги…»561.

Однако как соотнести якобы имевшую место несправедливость Бескова к ветеранам с историей появления в «Спартаке» 29-летнего Ярцева? Или с последующими приглашениями 35-летнего Хидиятуллина в московское «Динамо» и 38-летнего Гаврилова в «Асмарал»? Возраст футболиста как таковой никогда не был критерием для Бескова. Более того, напротив, ему часто задавали как раз вопрос, не слишком ли часто приглашает он в команду возрастных футболистов, не стало ли для него делом принципа дать шанс игроку на излете карьеры: «Не совсем так. «Спартак» – не благотворительное общество, и если мы принимаем игрока в команду, то только потому, что надеемся на лучшую в дальнейшем его игру. Тут бывают приобретения, но случаются, увы, и потери…»562.

Да и «плавность» завершения карьеры к тому времени стала, скорее, исключением из правил. Редко кто даже из больших мастеров проводил всю свою спортивную жизнь в одной команде, удостаиваясь прощального матча или хотя бы достойных проводов из большого футбола. Как правило, уезжали доигрывать на футбольную периферию, причем уезжали сами – туда, где нагрузки, скорости, требования пониже, а опыт и мастерство позволяли продлить карьеру, да и подзаработать перед уходом из большого футбола. По поводу же расставания с Гавриловым и Шавло приведем здесь еще одно свидетельство режиссера-документалиста Евгения Богатырева, человека, вхожего в те годы в команду, однако при этом к Бескову относившегося достаточно критично: «…До тех пор, пока я не поговорил с игроками «Спартака», я считал, что Бесков несправедлив к ветеранам, думал, что он перегнул палку. Такого же мнения придерживались и многие болельщики популярной команды. Но оказалось, что все мы были в плену заблуждений. Поговорив со спартаковцами, я убедился, что они единодушно поддерживают в этом вопросе старшего тренера. Многие игроки высказывают такую точку зрения: ветераны свыклись с мыслью, что лучше синица в руках, чем журавль в небе; ценой минимальных душевных и физических затрат они хотели как можно дольше продержаться на поверхности футбола. Гаврилов, например, прощаясь с друзьями по «Спартаку», говорил им: ухожу доигрывать… Мог ли Бесков, человек, для которого не существует иной мечты, кроме мечты о победе, смириться с игроками, в чьи планы не входила борьба за звание первой команды страны? Конечно, нет! И он решил обновить коллектив…»563.

Бесков, несомненно, хорошо усвоил урок Бориса Аркадьева, которого называл своим учителем. Тот спустя годы сетовал, что чувства порой брали над ним верх: «Знаете, что постоянно отравляло мою тренерскую работу? Сострадание к стареющим игрокам. И я грешил: иногда передерживал в команде стареющего футболиста. Вне поля он оставался полным сил, цветущим, красивым, здоровым. Это очень тяжело – видеть мастера, когда ему далеко за тридцать…»564. Жалость и сострадание тут неуместны, констатировал для себя Константин Иванович: «Как тренер, я несу ответственность и перед зрителями, и перед командой. Твердо знаю: состав команды, выходящей на поле, должен быть цельным и отобранным из единомышленников. Нельзя держать в составе утратившего игровые качества человека – ни из жалости, ни из уважения к его прежним заслугам, ни из чувства личной симпатии, ни под давлением «сверху»…»565. Хотя, по собственному признанию, конечно, тоже не мог оставаться равнодушным: «С любым игроком, особенно возрастным, трудно расставаться. Тут столько переживаний, бессонных ночей. Ох, как непросто. И я старался помочь человеку принять правильное решение. Если кто-то учился – всегда беспрепятственно отпускал на экзамены. И прощался с футболистами не из-за личных амбиций, а потому что он уже не мог приносить пользу команде. Для меня выше всего – интересы дела. Конечно, перед расставанием беседовал с ним по душам, пытался что-то посоветовать…»566.

Дело, конечно, не в собственно возрасте футболиста как таковом. «Мой тренерский стаж – 36 лет. Если за все эти долгие годы у меня возникали трения с тем или иным игроком, то связаны они были с тем, что футболист не мог или не хотел выполнять высокие требования современной игры, переставал считаться с интересами своей команды и тех, для кого мы существуем, – зрителей. Случалось подобное с футболистами, как правило, уже добившимися признания, почувствовавшими себя «особенными». И, как правило, в результате снижался уровень их мастерства и готовности к состязаниям. Эти люди начинали тянуть команду назад…»567, – отчеканит Бесков в своей книге «Моя жизнь в футболе».

Таким «особенным», несомненно, и, вероятно, не без оснований, чувствовал себя в «Спартаке» Евгений Ловчев. Суть первого из череды громких спартаковских конфликтов Бескова, пожалуй, исчерпывающе объясняет история из практики руководителя знаменитого театрального режиссера Георгия Товстоногова, пересказанная Никитой Симоняном: «Выдающийся режиссер будет работать не со всяким выдающимся актером и наоборот: они могут стоять на разных эстетических, художественных позициях, расходиться во взглядах на место режиссера и актера в театре. Как бы ни был блистателен актер, спектакль создает режиссер, лицо театра определяет художественный руководитель. Запомнилось, как Георгий Александрович Товстоногов рассказывал, выступая по телевидению, об Иннокентии Смоктуновском. Гениально сыграв князя Мышкина, актер заявил: «Ну, теперь я могу выбирать роли, какие хочу». – «Может быть, – ответил Товстоногов, – но только в другом театре. Здесь пока руковожу я…»568. Помните бесковское: «Начнем с того, кто в команде тренер…»569?..

«В принципе, на мой взгляд, Константин Иванович был идеальным тренером либо для молодых, растущих футболистов, либо опытных, но по большому счету безвестных. И те, и другие авторитета в футболе не имели, а посему смотрели тренеру в рот. Но с опытными и яркими, заметными и известными футболистами так нельзя…»570, – говорил впоследствии Евгений Ловчев, и не был одинок в этой оценке. Соглашался с ним и Владимир Маслаченко, человек яркий, амбициозный. Работа с Бесковым оставила у него самые тягостные впечатления: «Это было невозможно. То, как он себя вел по отношению к нам, ничего, кроме чувства протеста, не вызывало. По два с половиной часа мог мутить вам голову элементарными футбольными догмами, перемежая их экскурсами в театральную жизнь. Словно бы все время забывал, что имеет дело со взрослыми людьми, у которых есть свое мнение. Тренер относился к нам, как к рабам или подмастерьям, и игроков, знавших себе цену, это оскорбляло…»571. А Евгений Богатырев, размышляя о Бескове, приводил, в частности, слова коллеги Константина Ивановича по тренерскому цеху Александра Кочеткова, выражавшего, очевидно, вообще бытовавшее тогда в футбольном мире мнение: «Лобановского и Бескова роднят фанатизм в работе и высочайшая требовательность к игрокам, – говорил мне заслуженный тренер РСФСР Александр Кочетков. – В футболистах они видят исполнителей своей воли… не случайно и тот, и другой не могли долго работать с игроками, ставшими крупными личностями…»572.

Справедливо? Отчасти. «Суть конфликтов между знаменитыми игроками и знаменитыми тренерами всегда почти заключена в одном – в борьбе за влияние на положение дел в команде. Михаил Якушин – тренер легендарно прославленного послевоенного «Динамо» особенно не ладил с тем же Бесковым, тогда ведущим игроком, лидером, «мозгом» команды…»573, – заметит Александр Нилин. Евгений Ловчев скажет о Бескове: «Он воспринимал футболиста только до того момента, пока тот был податлив, как пластилин. Горе тому, у кого появлялось свое мнение, кто мог бросить свой авторитет на весы против авторитета тренера… <…> Футболисты для него не были невосстанавливаемым материалом. Новых бы нашел…»574. Бесков на вопросы, правда, ли, что он не терпит игроков с сильным характером, лишь досадливо отмахивался: «Так говорят злопыхатели. Все те игроки, которые из неизвестных стали известными, скажут вам обратное…»575.

Невозможно не обратить внимание в этой связи на удивительное сходство драматических поворотов тренерской судьбы Константина Ивановича и режиссерской судьбы театрального мэтра Юрия Любимова. Они были знакомы много лет: «А с Юрием Любимовым, между прочим, знаком еще с тех времен, когда он вместе с артистом Леонидом Князевым, году этак в сорок четвертом, был штатным ведущим программ в ансамбле пограничников!..»576, – поведает в своей книге «Моя жизнь в футболе» Бесков. Оба они, и Бесков, и Любимов, создали свои собственные театры, один в «Спартаке», другой на Таганке, воспитали целую плеяду ярчайших звезд из никому не ведомых молодых актеров и футболистов. Однако как только премьеры театральной труппы Таганки осознавали себя самостоятельными фигурами, масштабными личностями, начинали требовать к себе особого уважения, возникал критический конфликт в отношениях с режиссером. И именно они, артисты, созданные Любимовым, отказывали своему создателю в доверии и в месте, упрекая в диктате, придирках и чрезмерной требовательности. И театральные руководство и общественность принимали именно их сторону. Причем Любимов пережил это на Таганке даже дважды. Нечто подобное, согласитесь, произойдет и с Бесковым в 1988 году в «Спартаке»…

У Бескова, конечно, была своя правда. «Тренер никогда не желает себе зла, успехи команды – это его благополучие. Не забывайте, конфликт может носить профилактический, воспитательный характер. Но когда становится ясно, что дальнейшее пребывание «звезды» в команде принесет больший вред, чем ее уход, приходится из двух зол выбирать меньшее. Чем способнее игрок, тем выше должны быть его требования к себе. Одни говорят, с возрастом я стал мягче, другие, наоборот, считают, что нетерпимее. Но знаю, в одном я не изменился – в требовании непременной верности футболу…»577, – упрямо твердил о «требованиях футбола» Бесков из интервью в интервью. И разве это не является неотъемлемым правом тренера – определить момент, когда дальнейшая совместная работа с игроком не принесет пользу команде, когда «…безнадежно больную ногу следует ампутировать ради спасения всего организма…»578, как говаривал, по свидетельству Сергея Родионова, в таких случаях сам Константин Иванович?..

И разве не были состоявшимися личностями, «опытными и яркими, заметными и известными футболистами» многие выдающиеся спартаковские мастера, много лет работавшие с Бесковым? Разве может человек, не обладающий характером и волей, пройти путь от никому не известного игрока второй лиги, замеченного Бесковым, до игрока сборной страны? «За десять лет совместной работы с Дасаевым, Черенковым, Родионовым в наших отношениях не было ни одного пасмурного дня. К тем, кто предан делу, у меня нет претензий. А ведь это большие футболисты, думающие ребята, у которых свой взгляд на жизнь. Они не всегда и не во всем согласны со мной, да и вряд ли это нужно и возможно…»579, – заметит Бесков. Все дело тут в доверии, считал Александр Нилин: «Бескову, такому неприступному, непроницаемому, внешне никогда не выдавшему никому своих сомнений, мучительно трудно ощущать себя в работе с людьми, не относящимися к нему так, как, полагает Константин Иванович, он того заслуживает. Он всегда почувствует, если его подопечный футболист не то, что не любит – подумает о нем плохо. И простить этого не в состоянии. Перебороть возникшую к такому человеку неприязнь, может быть, и переборет – в интересах дела. Но простить – нет, не простит. Наиболее хорош Бесков для тех, кто доверяет ему беспредельно…»580.

Обида же многих получивших отставку у Константина Ивановича премьеров – еще и сродни ревности, полагал Нилин. Тренер, всю жизнь строивший команду своей мечты, в какой-то момент переставал их видеть в этой команде: «Бесков видит состав завтрашний, послезавтрашний – игровые идеи, связанные с будущим никому пока неведомой молодежи, захватывают его воображение. Своими футбольными мечтаниями он невольно задевает чувства игроков, еще намеренных выступать сезоны и сезоны, но втайне осознающих, что футбол в каждом матче, который спрашивает с них Бесков, для них уже заказан…»581. А внезапность, внешнюю парадоксальность этих отставок обуславливал дар тренера увидеть эту предопределенность раньше других: «Бесков одержим целым и чувствует себя сильнее игроков в предвидении неизбежных в футболе перемен, когда лучший игрок, по мнению тренера Бескова, перестал быть лучшим раньше, чем сам это понял, раньше, чем убедились в этом партнеры и догадались другие заинтересованные лица, осознали, наконец, болельщики…»582.

Александру Нилину, пожалуй, удалось найти ключ к пониманию всех этих внезапных, на непосвященный взгляд, нередко конфликтных расставаний Бескова с ведущими и заслуженными мастерами: «В том-то и особенность – главная особенность, отличающая тренера Бескова, что он учит играть в футбол. Идет самой трудной дорогой – хочет, надеется научить футболу каждого, кто встретился на его пути. Но не может пройти равнодушно мимо игрока, который чего-то не умеет, а мог бы – не поздно еще – суметь при старании, при желании. И те же нетерпимость и несовершенство выражаются у него в резком – и жестоком по почти незамедлительно сделанным выводам – охлаждении к тем, кто достиг потолка, больше не прибавит, не сможет, израсходовал все резервы. И необязательно (Бесков в конце концов практик и при всех футбольных мечтаниях суровый и трезвый реалист) потерявший перспективу будет тут же отчислен…»583. Догадку Нилина подтвердит впоследствии и сам Константин Иванович, заметив: «Футболисты взрослеют и уходят из спорта, прекрасно понимая, что я расстаюсь с ними только потому, что они перестали отвечать моему представлению об идеальном игроке…»584.

«Работа тренера и работа педагога неразрывно связаны…»585, – заметил однажды, словно бы в подтверждение этих наблюдений Нилина, сам Бесков, а на вопрос, стоит ли браться за тренерское дело, если нет педагогических способностей, ответил коротко и жестко: «Лучше не браться…»586. Не имея возможности брать «готовых» игроков со стороны, Бесков был вынужден растить их сам. Впрочем, это вполне соответствовало его принципам: «…Что касается клубной работы, то я всегда старался уважать болельщиков других команд и приглашал футболиста, который по тем или иным причинам не подходил какому-то клубу, или из низших лиг…»587. Но главное – делать из никому не известных или всеми списанных со счетов игроков мастеров, кажется, и было его призванием…

Евгений Ловчев, имевший собственную историю отношений с тренером, впрочем, отказывал тому в праве именоваться учителем: «Многие футболисты, поигравшие в «Спартаке» бесковских времен, называют Константина Ивановича своим учителем. Долго пытался найти ответ на вопрос, почему так происходит, ведь Бесков был очень жестким, мнительным человеком, который не признавал своих ошибок. А потом понял – просто в бесковский период в «Спартаке» было много футболистов, приходивших, что называется, из ниоткуда: либо из второй-первой лиги, либо из команд, в которых они не были лидерами. Да, Бесков умел разглядеть талант, помочь раскрыться. Но учителем – убежден в этом – быть просто не мог…»588.

Однако Ловчев в такой оценке остается в одиночестве. Яростно возражал ему Георгий Ярцев: «…С тем же Ловчевым я во многом не согласен. Когда он дает негативную характеристику Бескову – это его субъективная оценка. У них были свои отношения. Ну, для тебя он не учитель, а для многих из нас – не просто учитель и наставник, а человек, который дал дорогу в большой футбол!..»589. Убежден был в педагогическом даре Бескова и Вагиз Хидиятуллин: «Сейчас я вспоминаю какие-то эпизоды из работы с ним, и диву даюсь, какой же он великий тренер! Это тот человек, который учил футболу. Вдумайтесь! Учил футболу. Вроде бы простая фраза. Но, подумав так, ошибетесь. Сейчас футболу никто не учит…»590.

«Ему доставляло явное удовольствие делать из нас, еще ничем не успевших проявить себя футболистов, игроков. На это ни сил не жалел, ни времени. Команда создавалась практически заново. Время от времени в ней появлялись новички. Многие из них потом возвращались в свои клубы – по игре не подходили. Но и тот, кому Бесков давал добро на спартаковскую прописку, еще не мог считать свою судьбу раз и навсегда решенной. Просто ему давался шанс показать, что в нем не ошиблись. При этом Константин Иванович не оставался сторонним наблюдателем, выжидающим, удастся ли новобранцу оправдать надежды. Он оказывался самым активным помощником. Сколько раз поддержка Бескова творила чудеса. И тот, о ком еще недавно говорили как о бесперспективном, удивлял способностями, о которых прежде никто, да и сам он, не подозревал…»591, – это слова Юрия Гаврилова.

Именно о столь важной для новичков поддержке со стороны Бескова и Старостина вспоминал, в первую очередь, и Ринат Дасаев: «Конечно, для нас, приходивших в семьдесят седьмом году в «Спартак» из второй лиги, авторитет Бескова и Старостина был высок и непререкаем. Но никто из них не использовал этого обстоятельства для навязывания нам своих тренерских принципов. Напротив, Константин Иванович и Николай Петрович очень тактично, деликатно вводили нас в мир большого футбола, постепенно посвящали в его тайны, не спеша знакомя с его законами. Делали они это, стараясь не задеть самолюбия желторотых новичков, не только не подавляя их индивидуальности, а напротив, стремясь развить лучшие игровые качества каждого. И удавалось им открывать таланты, мимо которых еще недавно равнодушно проходили другие, прежде всего с помощью умения понимать характер игрока, способности разбираться в нем, определять его твердость. А приглашал в семьдесят седьмом Бесков футболистов не по принципу поиска будущей легкой жизни, а убежденно веря в то, что они окажутся его единомышленниками. Это я понял после многих лет совместной работы с ним…»592.

«Каждый тренер вынашивает идею создания «своей» команды, команды, где все были бы способны воплотить в жизнь тренерские замыслы и расцветить их разумной долей импровизации. Увы, подбирается такой состав исполнителей трудно. Большой игрок – всегда личность. Именно личности способствуют прогрессу футбола, причем и их успехи немыслимы без нравственного, интеллектуального самосовершенствования. Команда же должна иметь свое лицо, свой характер. Характер этот – как прочная веревка с двенадцатью узлами, из которых ни один не подведет в трудную минуту, иначе – разрыв всей цепи. Вот почему я безжалостно расставался с игроками талантливыми, подчас ведущими в командах, которые тренировал, но ненадежными, способными подвести и тренера, и партнеров, и болельщиков. Девять лет в «Спартаке» (интервью 1985 года – прим. автора) промелькнули для меня как один год. Немало футболистов примеряли за это время спартаковскую форму, но далеко не всем удавалось носить ее с честью…»593, – заметит как-то сам Бесков.

Аркадий Галинский, пытаясь осмыслить совершенное Бесковым в «Спартаке», однажды вывел цифру приглашенных им игроков, которую многие потом ставили тренеру в упрек, дескать, при нем в команде была грандиозная текучка. Однако сам Галинский ставил ее Бескову в заслугу: «Работая над статьей, я произвел кое-какие подсчеты. За двенадцать своих спартаковских лет Бесков пригласил с целью опробования в основном составе 82 игрока (то есть в среднем пробовалось 7 человек в год). Естественно, далеко не все из них закреплялись в команде. Но вот вопрос: 82 пробы – это очень много? Я выяснил, что за предыдущие двенадцать лет предшественниками Бескова также было опробовано в основном составе свыше восьмидесяти игроков. Разница между Бесковым и его предшественниками состояла лишь в том, что игроков сборной и вообще футбольных асов он приглашал крайне редко, останавливая свой выбор преимущественно на футболистах малоизвестных, а то и вовсе дублерах. Но все они, даже недолго пробыв в «Спартаке», получали паблисити, повышали свой рейтинг и уходили затем в команды более высокого ранга, нежели те, из которых пришли…»594.

Возможно, упреки в излишней легкости этих приглашений и расставаний, особенно в последние годы работы Бескова в «Спартаке», имели под собой основания, если даже Лев Филатов в своей книге «После матча» заметит: «Глядя на его «кадровую политику», болельщики нередко разводят руками, им жаль отчисленных, непонятно, зачем пригласили других. Как мне кажется, Бескова подводит иной раз самоуверенность, ему представляется, что он способен едва ли не любого перевоспитать, сделать мастером, найти ему место…»595.

Александр Нилин и вовсе утверждал, что в эти последние годы двери в команду в межсезонье были открыты для каждого: «Правда, знал я и то, что любой игрок (не важно, обиженный ли в своем клубе ветеран с именем, или никому не ведомый футболист из второй лиги) до начала сезона, зимой может свободно прийти к Бескову в манеж, и он разрешит ему тренироваться со всеми вместе, попробовать еще раз испытать судьбу в команде, в которую столькие мечтают попасть, дает шанс человеку, на котором все уже поставили крест. Конечно, эту предсезонную доступность спешат объяснить опять же уверенностью Константина Ивановича в своем таланте – он всегда намерен увидеть в игроке то, чего другие не видят…»596.

Но, наверное, было что-то еще, помимо уверенности и, тем более, самоуверенности, в этой череде бесконечных смотрин. Что-то очень человеческое, если вслушаться в слова самого Бескова: «Почему же «Спартак» часто пополняется игроками, из других клубов отчисленными? Порой они сами обращаются к нам, приходят на тренировки с просьбой посмотреть их, ибо уверены, что не сказали еще своего последнего слова. Бывает, что ты знаком с футболистом по выступлениям против твоей команды и, казалось бы, изучил его досконально. Но взглянешь на него другими глазами, почувствуешь неуемное желание играть, и хочется дать ему еще один шанс утвердиться в жизни, в которой для нас с ним огромное место занимает футбол…»597.

И ведь работало! И регулярно давало результат. Так случилось в 1977 году, когда «Спартаку» потребовалась большое вливание «свежей крови», и впоследствии, когда костяк основного состава был уже крепко сколочен, и команде требовались точечные замены отдельных игроков. И Бесков продолжал открывать футбольному миру одного за другим новых кумиров трибун. Безусловно, были в этих «пробах» и досадные ошибки, и разочарования, но, наверное, совершенно неправильно было бы сводить все к особенностям характера Бескова, к гордыне педагога, верящего в исключительность своего дара. Как заметит Ринат Дасаев: «Ответственность за судьбу тех, с кем Константин Иванович вступает в творческое содружество, тоже одна из его характерных черт. И возиться с новичком, если верит, что тот, как и он, предан общему их делу, будет до последнего. Отступится лишь тогда, когда убедится, что ошибся в человеке, в которого неожиданно поверил…»598.

Бесконечный поиск, перебор людей, безусловно, не был самоцелью, реализацией собственного эго. Любопытно замечание Старостина: «Мне приходилось работать с тренерами Н. Гуляевым и Н. Симоняном. Они оба ограничивались тем, что просматривали игроков, приезжавших с предложением своих услуг. Бесков в этом отношении тренер другого рода – он внимательно следил за многими игроками и как бы примерял, кто из них особенно подойдет его команде…»599. Бесков день за днем, год за годом таким образом строил команду своей мечты, отвечающую его пониманию и эстетическому видению футбола, повторяя при приглашениях и расставаниях неизменное «Это не мои требования, это требования футбола».

«Любой игрок, когда его выпроваживают из команды, считает, что с ним обошлись сурово. Если Бесков выгонял – было за что. И выгонял только того, на чье место уже приготовил замену…»600, – вспоминал Ринат Дасаев. Расставания почти всегда были жесткими, болезненными. «На общем собрании в конце сезона Бесков брал слово: «Если кто-то не хочет у нас играть или имеет приглашения – свободны!». Мог перед строем сказать: «Молодой человек, собирайте вещи, вы больше команде не нужны». Но основных игроков таким образом не провожал, только молодежь…»601, – это уже из воспоминаний Эдгара Гесса. Как рассказывал Юрий Гаврилов, отчисления вообще не обсуждались с командой: «Никак не обставлялись. Команде сообщали – за то-то отчислен. И все молчали…»602. Впрочем, по словам Дасаева, «…если команда заступалась за виновного, тренер, в основном, менял гнев на милость. Но случалось, что он упирался, тогда уломать его было невозможно. Особенно если футболист находился на сходе, и на это место уже присмотрели другого. Бесков в этом смысле был достаточно жестким человеком, с отслужившими свой срок расставался безжалостно. Из-за потери формы «Спартак» покинули многие: Гаврилов, Поздняков, Шавло, Романцев…»603.

Уход Олега Романцева был очень показателен. 29-летний капитан и лидер команды завершил выступления в «Спартаке», да и в большом футболе, внезапно, буквально на полуслове, после очередной календарной игры: «Мы возвращались на поезде после выездного поражения от минского «Динамо». И разозленный Бесков в тамбуре громко высказал кому-то из помощников пару нелицеприятных слов о Романцеве. Олег их услышал, обиделся. «Все, – сказал, – больше на тренировку я не приду». Мы думали, это было сказано в эмоциях, начали его уговаривать. Но Романцев остался непреклонен. Мне даже сейчас тяжело это вспоминать, мы с Олегом крепко дружили…»604, – рассказывал Дасаев. Впрочем, сам Романцев адекватно оценивал ситуацию: «Я, конечно, чувствовал, что отношение Бескова ко мне меняется. Меня уже были готовы заменить другие ребята – Гена Морозов, Боря Поздняков. Они были моложе, свежее и здоровее меня…»605. Травма не позволяла играть в полную силу: «Я уже был настроен на уход. Точно понял, что выступать на высоком уровне больше не смогу…»606. Но все же конфликтная ситуация между игроком и тренером развивалась скоротечно, в поезде, на глазах всей команды, и не могла не задеть и самого Романцева, и его партнеров по команде. Бесков же был предельно сух, просто проинформировав команду о принятом решении, вспоминал Юрий Гаврилов: «Про Романцева Бесков сказал: перенес операцию на сухожилии, нога потеряла свободный ход…»607. Правда, надо отдать должное, очевидно, Николаю Петровичу Старостину. Несмотря на размолвку с Бесковым, Романцев оставался на ставке игрока еще несколько месяцев, и – редчайший случай! – удостоился достойных проводов: «Формально я попрощался с командой в октябре 1983-го. Была обычная календарная игра, и на ней решили организовать символическую передачу капитанской повязки: от меня – Дасаеву. Ребята вынесли меня на поле на руках. По сути, это были проводы из футбола…»608.

«Футбол ревнив: он требует, чтобы человек отдавался ему всецело…»609, – Бесков, по свидетельству Евгения Богатырева, любил повторять эти перефразированные им слова Микеланджело. Каким же виделся ему образ идеального футболиста? Во главу угла он ставил личность игрока, главный критерий оценки – фанатичное отношение к делу: «Превыше его способностей ценю преданность делу. Мне импонируют игроки, которые стремятся утвердить себя на поле. Когда помогаешь выйти такому футболисту на новый рубеж, всегда приятно и за него и… за себя…»610.

«В первую очередь, меня волнует понимание игры, если можно так сказать, глубина чувства к футболу. Важна голова, а не габариты, природная быстрота и техника могут с лихвой компенсировать отсутствие атлетических качеств. А вот отсутствие человеческих качеств компенсировать сложно. Иногда приглашаешь игрока в команду, заведомо зная, например, его слабость в соблюдении режима, надеешься, что в новом коллективе он изменится. Но часто усилия напрасны. Печально, когда обманываешься в надеждах, но больше удручает полнейшее безразличие молодых талантливых людей к шансу утвердиться в жизни. Для успеха нужны характер, привычка к самодисциплине, фанатичное стремление к цели. Только тогда мы вместе дойдем до нее…»611, – так Константин Иванович ответил однажды на вопрос, что же нужно игроку, чтобы обратить на себя внимание Бескова. И еще – интеллект: «Нужно сочетание определенных, доведенных до высокого уровня технических навыков, физических кондиций и тактического мастерства – впрочем, если правильно мыслишь на поле, это труда не составит. А, в общем, я согласен с Пеле: интеллект, ум – самое важное, самое дорогое в игре. Все игроки, которые выделялись и тогда, и сейчас – начиная от Михаила Бутусова и Федора Селина, Петра и Николая Дементьевых, – все обладали высоким интеллектом. А те, кто мыслил на «троечку», даже на «четверку», не смогли утвердить себя в футболе…»612. «Он очень тщательно отбирал людей – по уму…»613, – подтвердил Алексей Прудников и припомнил другую излюбленную фразу тренера: «Даже медведей учат в хоккей играть. Так и вас научу футболу – главное, чтоб человек умный был…»614.

Но все-таки главным, думается, было – то самое чувство к футболу, преданность делу. «Внешняя корректность чаще всего свойственна людям бесстрастным. Бесков – страстный человек. Его страсть – футбол. И это заметно даже невооруженному глазу. Говорить о футболе он может сколько угодно, а думать о нем не перестает, по-моему, никогда. Здесь, как и в собственном костюме, для него не существует мелочей – все важно и все значительно. Любую мелочь он готов объяснять и повторять хоть тысячу раз, пока не уверится, что его поняли и с ним согласились. И от своего, даже в пустяке, он не отступится ни за что на свете…»615, – заметит Валентин Иванов.

Игрокам, разделявшим с Бесковым эту страсть к игре, Константином Ивановичем, при всей его жесткости и нетерпимости, прощалось многое…