Читать книгу Мы люди… Мост - Олег Моисеенко - Страница 13

У Кузьмы сидел полицай из Новоселок и докладывал, что к нему жена направила сына с деревенскими новостями. Самой важной оказалась новость о местном жителе Степане, который, по всем сведениям, отправил на тот свет братьев Кириков. Он вернулся с женой и невесткой на свой двор и начал засевать огороды, конь у него появился; так мало того, по очереди пашет огороды солдаткам и вдовам, а еще помог засеять огород жене полицая Дудянова Аркадия, погибшего от рук партизан, – ведет себя так, будто и нет там немецкой власти.

Напоминание о немецкой власти не понравилось Кузьме, и он оборвал доклад полицая словами:

– Ты в политику давай не лезь, не твое это дело, – и, покрутив головой, продолжил: – А вдове нашего покойного сослуживца помог – хитрый этот Степан, думает, что мы его простим. Вот пусть укажет, где эти недобитые вояки прячутся, тогда и посмотрим, простить его или нет.

Оставшись один, Кузьма открыл окно, и комната стала наполняться запахами весны. Но чистый воздух не принес ему радости, занозой всплывала тайная дума. «Может, зря связался с этой немчурой? Надо было найти место, затаиться и переждать, посмотреть, как оно будет, кто верх возьмет, тогда и устраивать жизнь. Только что теперь гадать – кабы знал, где упадешь, соломки бы подстелил, а сейчас думать надо, как выжить, когда люди эту власть не признают. Вон в лес стали уходить, а там смотри и нападут на деревню, всякое может быть», – закуривая, размышлял Кузьма.

Он вызвал к себе Василия, который из-за своей хромоты больше времени находился в канцелярии, занимался писарскими делами и отвечал за организацию охраны гарнизона – такое важное и ответственное дело. Начал с ним Кузьма разговор издалека:

– Не пора ли ехать в деревню и заняться там посевной? Надо будет помочь засеять колхозные поля, да и про свои огороды не забыть.

Василий сразу понял, куда клонит начальник: напоминает о позорном разгроме его полицейской команды зимой в Новоселках.

– Да, ведутся такие разговоры, что пора начинать посевную. И вояк недобитых надо бы погонять, да и с одним односельчанином повстречаться – долго его искал, а он, как уж, все ускользает. Со знахаркой тоже пора разобраться – связана она с этим Степаном, как пить дать связана, и ее надо хорошенько допросить, – распалялся Василий.

– Ты Варвару не трожь – такой умный нашелся! Ты знаешь, что они с одной монашкой немца спасли, вылечили, и он остался жив. В районе об этом известно, – поднимая вверх указательный палец, прервал его Кузьма.

Василий не ожидал такого поворота дела и сразу сник.

– Ты лучше вспомни, как сидел в собачьей будке, когда военные вас гоняли, – продолжал наседать начальник.

От этих слов Василий встрепенулся, бурей закипела внутри злоба. «Рассказал, гнида! Ну, я ему это припомню!» – пронеслась в голове мысль.

– Было дело, – произнес он вслух, сдерживая себя.

– А если бы у каждого твоего вояки на огороде был подготовлен блиндаж или хотя бы окоп, смотри, могли бы отстреливаться, а не в будке и бане прятаться. Нам надо учиться с этими бандитами воевать, мало ли что. Ты не злись, а нарисуй-ка схему охраны и приказ подготовь, чтобы в каждом дворе, где наши обитают, блиндаж был подготовлен. Да и в деревнях, где семьи живут, тоже пусть соорудят, не ровен час… – Кузьма замолчал, думая о своем, потом добавил: – Завтра и зачитаю приказ на построении гарнизона.

Назавтра после обеда Кузьма дал команду построить весь немалый состав гарнизона, довел план по отрыванию окопов и блиндажей на подступах к деревне и приказал, чтобы в каждом дворе также был вырыт блиндаж или окоп, и на эту работу отвел три дня. С мрачным настроением был воспринят его приказ полицаями.

В тот же день начальнику полиции района было направлено донесение, где сообщалось, что в Новоселках и Калиновке военные и примкнувшие к ним местные жители помогают засевать огороды в первую очередь вдовам и женщинам, чьи мужья на фронте.

Строительство укреплений на подступах к деревне и возле мест обитания полицаев не осталось без внимания жителей Высокого, а больше всего односельчане обсуждали сооружение блиндажей и окопов возле жилищ местных полицаев, называемых за глазами «бобиками». Такое событие вызвало не только пересуды, но и тревогу, а соседи тех вояк тоже начали по вечерам, не привлекая внимания, копать такие же окопы, думая про себя: мало ли что, а все же какая-никакая защита будет. Вот только непонятно было, от кого защищаться. Приходила и другая думка: видать, плохие времена у немцев наступают, боятся «бобики» партизан. Окопная мода охватила вскоре почти всю деревню, но потом подошли другие заботы: надо было думать о хлебе насущном – о посевной.

Кузьма нервничал и злился: разлагающе подействовала такая работа на личный состав. Свое негодование он старался при людях выплеснуть на Василия, обзывая того паникером; нет-нет да и проскакивали у него слова о трусости с намеком на никудышную оборону полицейского участка в Новоселках. А в один из дней, когда полицай повредил топором ногу, он перед строем излил всю свою горечь на помощника, обозвав план укрепления бредовым и добавив: «Заставь дурня богу молиться, так он лоб расшибет», – что вызвало в строю смех и насмешки.

Василий в тот день находился в штабе и на построении не был – побаливала нога, но к обеду он уже знал все сказанное о нем, скрипнул зубами от злости, и возникло в нем горячее желание отомстить этому жестокому «ублюдку» – так окрестил он Кузьму в тайных закромах своей закаменелой души.

Боль в ноге возвращала его к тому злополучному событию по дороге из Калиновки после похорон полицая Петьки. Сколько тогда было радужных планов и надежд на установление крепкого немецкого порядка, в котором он отводил себе важное место – значительно выше этого «ублюдка». Может, была бы посада самого бургомистра, а сейчас приходилось выслушивать такие обидные слова.

Настораживало Василия и другое обстоятельство: практически перестали пополнятся ряды полицаев в их гарнизоне, прошел тот первоначальный запал у людей, не хотели люди идти в полицию, зато в партизаны подаваться стали. Вынашивал он вначале идею объявить мобилизацию всех пригодных для военной службы – такие разговоры вел с покойным Алексеем, да и Кузьме об этом намекал. В минуты размышлений всплывал перед ним зловещий образ Варвары, и тогда поднималась невыносимая злоба на нее, рождались проклятия в адрес «ведьмы», а ведьм надо сжигать огнем и пепел их развеивать на болоте, куда люди не ходят. Такая мысль приносила некоторое успокоение, только, получалось, покровители у нее нашлись в районе; оказывается, она спасла бургомистра в ту войну, вот он ее и защищает, а напрасно. Камнем оседали такие думы в сердце Василия, не находя своего разрешения.