Читать книгу Мы люди… Мост - Олег Моисеенко - Страница 21

В районном центре налаживалась, казалось бы, мирная жизнь, работали, как и при советской власти, масло- и хлебозаводы, восстанавливалась деятельность льнозавода, появились два врача в больнице и вели прием больных. Шли разговоры об открытии школы, нашлись учителя, которые согласились учить детей, убирались улицы. Уже не слышно было разговоров о расстрелах евреев и коммунистов, хотя почти каждый день открывались ворота тюрьмы и туда въезжали крытые машины; по внешним признакам было видно, что немецкая власть укрепляется.

Другое настроение наблюдалось в коридорах и кабинетах комендатуры, жандармерии и гестапо – там оно было нервным. Успокаивали успехи на фронте – как и прошлым летом, немецкая армия успешно наступала, зато здесь все чаще и чаще происходили нападения на полицию, были случаи гибели немецких солдат, срывалась посевная, партизаны начинали серьезно донимать. Конечно, обстановку нельзя было сравнить с ситуацией в соседних районах, но поступали сведения, что в лесах замечены вооруженные люди, и их немало, в некоторых деревнях они ведут себя как хозяева, а этого уже допустить было никак нельзя.

Несколько дней назад недалеко от Заречья, на территории другого района, партизаны устроили засаду, погибли важный немецкий офицер и несколько солдат, завязался бой, и пришлось из Заречья на помощь направлять местную полицию. По поступившим сведениям, бандиты ушли в Гороховский район и здесь отсиживаются. По докладу местного старосты, там видели около двух десятков вооруженных людей.

Такая информация Галенгюндеру и Отто радости не приносила, командир охранной дивизии требовал решительных действий и наказания за убийство его офицера. Отто, как участник совещания у командира дивизии, мягко намекал, что нападение произошло в районе ответственности другой комендатуры, да и сил у них совсем мало, а надежды на местную полицию иллюзорные. Командир дивизии пообещал выделить специальную роту для борьбы с партизанами, только за саму операцию будет отвечать комендант. Руководить операцией было поручено начальнику жандармерии, в его распоряжение помимо роты охранной дивизии выделялось по взводу местной полиции из Заречья и Высокого. Сил набиралось немало, хотя командир роты был недоволен отсутствием разведывательных данных о месте дислокации бандитов. Об этом он доложил командиру своего батальона, и тот попросил выделить для разведки самолет, который сделал облет, но ничего существенного не обнаружил, хотя из полученных данных можно было предположить, где находятся базы партизан: недалеко от села Дубровица и между Калиновкой и Новоселками. Здесь и решено было сосредоточить основные усилия по поиску и уничтожению бандитов.

Накануне операции пришло сообщение о нападении на немецкую колонну в соседнем гауляйтерстве, имелись убитые и раненые, и возникло предположение, что к этому могут быть причастны те же бандиты, что убили офицера охранной дивизии. Операцию отложили на несколько дней, до выяснения обстоятельств, а обеспокоенный командир дивизии требовал действий.

Ивану Захаровичу о начале операции немцев стало известно сразу по прибытии в Заречье роты специального батальона. Были предупреждены связные в деревнях и командование партизанского отряда, с которым налаживалась связь для совместных действий. Отправил он полученные сведения и в Калиновку, а свой отряд решил увести на дальнюю базу в соседний район.

Весть из Калиновки, от Ивана Захаровича, Ваня принес на следующий день по прибытии в лагерь после удачного боя. Записка была короткой, но сведения в ней содержались важные: «Силами до роты немцев и полицаев из Заречья и Высокого против нас начинается операция. Не исключается ее проведение и против вас…» Лукин перечитал ее несколько раз, и перед ним начал вырисовываться план немцев: «Хотят, наступая на Калиновку и со стороны Новоселок, нас зажать, а затем окружить и уничтожить». Невеселая получалась картина, медлить было нельзя, но и паниковать тоже. Он вызвал к себе Степана и Устименко.

В лагере уже ощущалось беспокойство. Степан вошел в землянку озабоченный, на вопросы о выборе места для переезда семейного лагеря отвечал уклончиво. Его жизнь в лагере после переезда сюда Арины и Алеси вернулась в прежнюю колею, почти как в довоенное время; забылись Кирики, походы по лесу к Варваре. Конечно, заботы и дела здесь совсем другие, да обвыкся он с ними, они казались уже обычными и даже приносили радость. Смену места лагеря он воспринял с большой тревогой и опаской, сразу вспомнился Василий, для которого он был заклятым врагом, – тот при первой возможности кинется искать и, как хитрый лис, найдет эти места. Это и беспокоило Степана, свои опасения он хотел высказать Лукину. С таким настроением он зашел в землянку и начал разговор издалека, а тот, пристально посмотрев на него, резко спросил:

– А если завтра сюда будут прорываться со стороны Калиновки или Новоселок немцы и полицаи, что будем делать с женщинами и детьми, Степан?

Тот, встретив жесткий взгляд командира и сохраняя спокойствие, произнес:

– Если завтра сюда будут двигаться немцы, тогда сегодня в ночь надо уходить всем, иначе местный новоселковский полицай приведет их сюда. Он догадывается, где мы находимся, ему нужна только сила. Не пройдет и пяти часов, как они будут здесь, прижмут к болоту и перестреляют, как куропаток.

Такого ответа Лукин не ожидал, он даже сник – рушились его задумки, а Степан продолжал высказывать свои простые мысли:

– Бой принимать возле Калиновки невыгодно. Если у них будет сила, загонят в болото, так что лучше уходить всем в эту ночь. Места, где я был, тоже у болота, но с той стороны; путь туда неблизкий, но за ночь можно управиться, – и замолчал, не отводя глаз от командира, который нервно прохаживался у стола.

Высказанные Степаном предположения заставили Лукина по-другому посмотреть на складывающуюся обстановку: она ему представилась не такой трагичной и безысходной, – и он тут же стал расспрашивать, по каким местам может вести этот полицай сюда немцев. Степан попытался подробно описать эти места, но для человека, который их не знал, картина получалась совсем непонятной. Было ясно одно: бессмысленно строить планы дать там бой, а семейный лагерь надо снимать сегодня.

– Спасибо тебе, Степан, за твою мудрую подсказку. Тогда без паники начинайте готовиться к походу, команду на отправку получите у начальника штаба – он как раз сюда заходит.

Лукин кратко изложил Устименко разговор со Степаном и показал полученную записку. Тот, перечитав написанное, сразу уловил нависшую над полком опасность. Мысленно перед ним возникла линия окопов, где они сдерживают напор немцев, только линия окопов получалась совсем короткой: неполный взвод должен был противостоять почти двум ротам противника. Исход такого боя был ясен, нужно было предпринимать что-то другое.

Устименко несколько успокоился. За год, проведенный рядом с Лукиным, нередко вступая с ним в перепалки и споры, порой доходящие до взаимных оскорблений, он сделал для себя очень важный вывод: этот человек отвечает за все, и у него могут быть совершенно другие взгляды и понимание той или иной ситуации. Вот и сейчас чувствовалось, что у командира уже есть свои задумки.

Лукин попросил Степана еще раз доложить свои предложения, хотя он уже укрепился в своем решении и надеялся, что Устименко без споров поддержит его. Когда начальник штаба начал уточнять, как проехать к тем местам, где можно навязать бой, заулыбался – вопрос был решен.

Со Степаном отправлялось все женское и детское население лагеря, в помощь ему выделялся Артем. Телега с детьми, уложенным на нее скарбом и припасами еды, с привязанной к дробинам коровой в сопровождении Лукина, Алеси и Вани начала движение, когда солнце опустилось за верхушки темного леса. Коня под уздцы вел Змитрок, его винтовку дед спрятал на телеге, и это портило ему настроение. Сам Степан с начальником штаба шли в нескольких шагах впереди.

Расставание с семейными было коротким, напутствие на дорогу им дал Грушевский. Он каждому, улыбаясь, одобрительно пожимал руку, желал счастливого пути и скорейшего возвращения. Одна Алеся что-то отвечала ему, радостно улыбаясь. «Как-то буднично это у нее получается и не к месту», – подумал Лукин и дал команду трогаться.

Возле поляны урочища Забежки они были, когда уже начало смеркаться. Перед ними открылась длинная поляна, которую пересекала едва заметная, заросшая дорожка. Корова Степана рвалась к траве, неспокойно мотал головой конь; Змитрок отпустил уздцы – и он начал щипать траву. Наступила пора расцвета лета, и она завораживала молча взирающих на эту красоту людей. Но Степан думал совсем о другом, он вдруг стал ощущать самые незаметные шорохи и звуки леса, а с ними вернулась тревога, которая шла от дороги, что вела из Новоселок, до которых было версты три. Вот сюда он будет вести своих, мимо поляны они не пройдут, дальше ольшаник.

– Вот здесь они и будут идти, за нами начинается болото… Здесь они будут идти, – еще раз повторил Степан.

Лукин стоял молча и оценивал позицию для боя, а Устименко расспрашивал о местности, дороге, болоте и получал краткие ответы.

– Мы дальше огибаем ольшаник и идем вдоль болота по лесной дороге, которая ведет в небольшую деревню, поменьше Калиновки. Заходить туда не будем, а остановимся на хуторе, где осталась одна хатка, – место там темное, мало кто про него знает – и будем ждать там от вас вестей. Вам лучше уходить в направлении Лотошино, дорога уже известная. Там недалеко на болоте есть остров, сосны на нем растут могучие, но дорогу туда знают местные; если заставит нужда – найдете ее. Мы пошли, топать нам еще долго.

Степан подошел к коню, поправил чересседельник, и пошел впереди. Змитрок и Алеся повели коня под уздцы, позади шли Фрося и Артем. Грустными и жалкими казались уходящие в ночь люди.

– Да, здесь и будем давать бой, – сухо произнес Лукин.

С тяжелыми думами шел позади командиров Ваня: «А как же Калиновка? Как же Марийка? Туда же придут немцы, а мы что, будем защищать Новоселки?» Не укладывались такие действия в его голове, но что поделать, он красноармеец. Вот уже целый год они находятся здесь; может, здесь, в лесах, опаснее, чем в окопах на фронте. Командир полка майор Лукин – он хороший командир, и его надо слушаться.