Читать книгу Змеи Аргадзона - Ольга Токарева - Страница 28

Утром Алька проснулась от яркого света, пробивающегося из-под тонкой старенькой ткани занавесок.

«С первой получки куплю новые солнцезащитные шторы, чтобы в выходные можно было спать сколько душе угодно».

Она ещё немного повалялась и села на кровати. Приоткрыв слегка один глаз, посмотрела на аккуратно убранный диван, стоящий напротив.

«Уже унеслась к своей Никитичне. Помогает вносить свой вклад в повышении урожая путём окучивания и борьбы со злостными сорняками, забирающими все питательные вещества из почвы, тем самым уменьшая урожайность картофеля и других овощей, произрастающих на огороде. И зачем им всё это? Поехал в город и купил что нужно. Не, бабу Клаву ничем не прошибёшь – не буду есть искусственное. Сказала как отрубила, а кому огород сажать и полоть? Правильно – Славке. Уже, наверное, всё прополола и сидит, чай попивает. Вот и я пойду, дел сегодня уйма, успеть нужно везде. Только как же себя уговорить открыть глаза».

Всё это время Алька сидела на диване, опустив ноги на пол, полусонная и с закрытыми глазами, пытаясь отвлечься. Наконец встала, не открывая глаз, и пошла в ванную. Обстановку в комнатах она уже выучила наизусть и поэтому без всяких происшествий оказалась в нужном месте. Войдя в душевую кабину, Алька включила воду и закричала – сон как рукой сдуло.

«Вот Славка, опять устроила сюрприз, вечно всю горячую воду выльет, а мне как специально одну холодную оставляет! Ну, ничего, я тоже ей когда-нибудь устрою что-то подобное! Только вот ещё бы встать раньше, чем она».

Весь сон смыла прохладная вода, и Алька наконец проснулась.

Вытерлась, накинула халатик и направилась на кухню. Включив чайник, пошла к холодильнику и, открыв дверцу, долго рассматривала его содержимое. Не найдя ничего вкусного, печально вздохнула. Подойдя к окну, посмотрела на улицу и залюбовалась открывшимся видом. Чистое, без единого облачка небо наполняло сердце радостным трепетом и счастьем. Яркое красное солнце практически стояло в зените. На яблонях в саду щебетали птицы, радуясь теплу и жизни. Зелёный цветущий ковёр из трав простирался от дома и до самого леса. Лёгкий ветерок, влетающий в окно, приподнимал тюлевую занавеску и обдавал Альку прохладой, сотканной из аромата зелени и разнотравья. Алька глубоко вдохнула и закрыла глаза, наслаждаясь запахами ещё утренней свежести, приносимыми ветром. Денёк наверняка будет жарким, Альке предстояла поездка в душный суетливый город.

Она с неохотой отошла от окна, услышав свисток чайника. Заварив себе чаю, села за стол и только теперь заметила стоявшую на столе сковородку, накрытую полотенцем. Откинув его, приподняла крышку и увидела поджаренные сырники и небольшие булочки.

– И когда только ты всё успеваешь делать? – проговорила она вслух и с наслаждением откусила ещё тёплую выпечку. Насытившись, ополоснула кружку и пошла в спальню, собираться.

Надев джинсы и футболку, Алька взяла сумочку и проверила, все ли нужные адреса на месте, убедившись в этом, достала из кармашка кольцо, отданное ей директрисой, и с интересом стала его рассматривать.

Алька напрягала память, стараясь вспомнить, было ли на руке у её матери это кольцо, но сколько ни хмурила лоб и не закрывала глаза, пытаясь в уме воспроизвести давние события, но так ничего и не вспомнила. Она видела у матери кольцо, но совершенно другое, хотя с таким же большим камнем… только голубого цвета.

Покрутив кольцо, рассматривая его со всех сторон, Алька поднесла его к окну и посмотрела на тусклую игру граней белого камня.

– Нет, не помню, – проговорила она с досадой. – Может, она мне его не показывала, потому что для неё это было что-то личное. Всё равно память».

И уже не сомневаясь, Алька надела кольцо на палец левой руки. Оно оказалось впору, и девушка удивилась, ведь на первый взгляд кольцо казалось огромным и скорей предназначалось для какой-нибудь дамы.

Полюбовавшись вновь на игру камней, она решила отрезать себе кусочек булочки. Взяв нож, стала резать пополам душистую булку, но случайно попала по пальцу. Кровь мгновенно потекла из раны, Алька еле слышно заскулила.

– Ой, мамочки, что же я наделала?

Она вытянула руку подальше от себя и слегка приподняла. Зажмурив глаза, пошла к раковине. Алька с детства боялась крови, от её вида мутнел рассудок, сладковатый запах вызывал тошноту. Она чувствовала, как струйка крови потекла по пальцу прямо на только что надетое кольцо. К горлу подкатил комок, голову повело, Алька остановилась и стала глубоко дышать ртом, стараясь унять тошноту и головокружение. Падать в обморок никак не хотелось.

Она не видела, как камень в кольце ярко вспыхнул, когда ручеёк крови протёк по нему. Из камня выскочили две призрачных змеи. Они, разинув пасти, покачались, разминая тела от долгого сна, и повернули головы к новой хозяйке кольца. Она накормила их своей кровью. А они за время своего заточения, измеряемого несколькими тысячелетиями, забыли вкус крови, вкус мяса. Они забыли, как острые клыки вонзаются в горячую плоть.

Хозяйка добрая душой. Их острые раздвоенные языки коснулись в благодарность лица девушки. Чешуя на их телах заиграла переливами красного, но через мгновение стала вновь белой. Змеи-призраки взметнулись ввысь и одновременно обхватили своими клыками камень, медленно замирая и превращаясь в золотые крупоны.

Алька наконец почувствовала, что ей стало чуть лучше, подошла к раковине и, включив воду, подставила палец под холодную струю. В ноздри сразу ударил сладковатый запах крови, девушка отвернулась и держала палец под водой до тех пор, пока он не замёрз. Очень медленно повернула голову и посмотрела на руку, кровь перестала течь, и у Альки вырвался вздох облегчения.

Она пошла в спальню, открыла аптечку и, взяв бинт, вновь посмотрела на палец.

«И почему я порезала именно тот палец, на котором было надето кольцо?»

Представив, как она его снимает и задевает рану, из которой вновь течёт кровь, Алька скривилась вся, как будто лимон целиком съела. Махнув рукой, стала осторожно обматывать палец, в итоге забинтовала всю кисть. Посмотрев на свои труды, нахмурилась, и как раз в это время в дом вошла Славка, закричав с порога:

– Алька! Сестрёнка, ты дома?

Алька спрятала руку за спину, подхватила сумочку со стола и вышла из комнаты.

– Славка, вернулась, чего-то ты сегодня долго. Опять Никитична чаем поила?

– Неа, ещё круче, решила мне сарафан сшить. Прикинь, открыла сундук, ему, небось, лет двести, и стала отрезы доставать. Пока она их все достала, развернула, показала, рассказала, в каком магазине покупала. А потом, когда устала, мне пришлось эти отрезы назад складывать. Да ещё чтобы точь-в-точь как у неё было, иначе сундук не закроется. Надыбала она мне какой-то отрез ситца оранжевого цвета, сарафанчик тебе сошью, говорит, чтобы мальчики тобой любовались. А то вы все одни да одни с Алей, а так гладишь и понравишься кому. Прикинь, как увидят меня мальчики, – рот Славки расплылся в довольной улыбке, она состроила рожицу и закатила глазки, – так и упадут, сражённые наповал от красоты оранжевого сарафанчика.

Алька прыснула, а Славка, согнувшись пополам, схватилась за живот и зашлась в весёлом звонком смехе. Насмеявшись до слёз, они вытирали щёки.

– Всё, не могу, живот болит от смеха, а ты, я смотрю, уже собралась, так поторопись, а то автобус уедет. А я пока чего-нибудь вкусненького на вечер сварганю.

Алька встала, поцеловала Славку в щёчку.

– Всё, сестрёнка, не скучай, поехала я.

Всё это время она была начеку, пряча от Славкиного взгляда свою перебинтованную руку.

«Если бы Славка увидела, считай, поездку можно отменять. Были бы охи и вздохи, и вызов скорой, потому что вдруг гангрена или рана вновь откроется, и кровь невозможно будет остановить. Славка такая шумная и взбалмошная, всегда так сильно переживает. Фух, пронесло».

У Альки на лбу выступили капельки пота не то от переживаний, не то от жары. Девушка достала платок и вытерла лоб, увидев автобус, заспешила на остановку. Сидя на последнем сиденье, Алька мало обращала внимания на пассажиров и меняющийся пейзаж за окном, всеми мыслями она уже была на Химкинском кладбище.

Проехав практически весь город, вышла на остановке из автобуса. Учащённо билось сердца. Ледяные пальцы на руках слегка тряслись от волнения, она то и дело их мяла и растирала, пытаясь согреться и успокоиться. Увидев павильон цветов, обрадовалась, и на душе почему-то стало легче. С переживаниями и воспоминаниями о маме она совсем забыла о цветах.

Витрины павильона были выполнены из красивого разноцветного стекла. Войдя, Алька обрадовалась окутавшей её прохладе, перемешанной с ароматами цветов, стоящих в больших напольных вазах.

Походив немного, выбрала шесть белых роз, кончики лепестков которых окаймляли мелкие голубые стразы. Заплатив, вновь вышла на улицу и уже не обращала внимания на раскалённый пылающий жар, на спешащих куда-то прохожих, на трели птиц, распевающих в кустах, росших вдоль забора, что отгораживал кладбище от шумного города.

Войдя в главные ворота, Алька подошла к указателю и стала рассматривать план кладбища. Буквы и цифры плыли перед её глазами, с большим трудом она нашла номер могилы матери и направление. Сориентировавшись, не спеша пошла, то и дело поглядывая на указатели. Идя по дорожке, чувствовала трепет взволнованного сердца и страх, гуляющий по её жилам. Он скручивал и наполнял ноги тяжестью и выкручивающей болью.

Алька остановилась и постаралась себя уговорить. «Ничего ведь страшного нет, сейчас ты увидишь её могилу и наконец поверишь в то, что её на самом деле нет в этом мире. Она в том месте, откуда возврата нет. Всё это время ты успокаивала себя мыслью, что она жила совсем рядом. Наблюдала за детдомом, прячась за углом соседнего дома, боясь показаться. Боялась не дать своей дочери того, что есть у неё в детдоме».

За этими тяжёлыми мыслями она не поняла, как ноги привели её к нужной могиле. Алька стояла над заросшим травой, едва видневшимся холмиком земли, с воткнутой в него небольшой табличкой, на которой чёрной краской было написано «Громова Лангрия Дмитриевна».

Алька не сводила глаз с имени матери. Её не интересовали ни фамилия, ни отчество, она знала, что они выдуманные, а вот имя – самое красивое, самое необыкновенное, как журчащий ручей, несущий живую прохладу и жизнь, – оно одно-единственное на всём белом свете. Вот она, жестокая правда, леденящая душу и открывающая глаза перед реальностью. Мамы больше нет – вот она, правда. И все Алькины детские мечты рухнули разом в бездонную пропасть.

Она копалась в своих воспоминаниях, пытаясь вытащить образ матери, но у неё ничего не получалось. Сплошной серый туман и в нём едва проявляющийся образ, как бы она ни боролась, пытаясь увидеть его, ничего не выходило. Может, поэтому не было слёз, не было душевного терзания и боли, и не было слов.

Алька не знала, что говорят, стоя у могил, со Славкой было легко, она всё время разговаривала возле могил деда и бабушки, будто они были живыми. Алька вздохнула, положила цветы на холмик земли, постояла ещё немного, смотря, как переливаются голубые стразы на белых лепестках роз от лучей солнца.

– Я приду и познакомлю тебя со своей сестрой. Она очень хорошая, добрая и памятник тебе закажем. Я обязательно вспомню тебя и попрошу художника нарисовать твой портрет на чёрном холодном мраморе. Мне будет так легче разговаривать с тобой, ты не скучай, мы придём скоро.

Алька смахнула со щеки одинокую слезу, развернулась и пошла.

Внутри неё пела грустную песню пустота, и чем-то эта мелодия была похожа на песню из детства, которую пела мать. И чем дальше Алька уходила, тем слабее и слабее слышала она слова песни, и всё твёрже и увереннее становились её шаги по мраморной крошке дорожек кладбища. Дойдя до выхода, Алька была уже совершенно спокойна.