Читать книгу Тьма и Укалаев. Книга 1. Части 3, 4, 5 - Озем - Страница 10

На Собачьем Камне.

Ануся Рожкова и ее подружки Наташа Мухина и Любина Горбунькова.

Наташа – Ануся! Анусь!! Ты уже долго молчишь и все смотришь вверх – что там разглядела? Разве не знаешь – нельзя долго смотреть с Собачьего камня – хоть вверх, хоть вниз… Душа смутится и закачается туда же – вверх, вниз…

Ануся – Какое-то странное осеннее ощущение – тоска… Весной и не пахнет.

Наташа – Ну, ты даешь! Наоборот, лета все ждут. Ты что, застыла?

Ануся – Как же! лето, наверное, не придет никогда. Небо вон какое серое, низкое – прям на плечи давит – нет, оно всегда серое, и кругом одни серые краски – небо, камни, трава, берег – все серым-серо. У нас здесь так. Взгляд не задержится…

Наташа – И нечего искать – просто меньше выдумывай.

Ануся – Мне интересно – так будет всегда?

Наташа – Анерай опаньлай! Давай, очнись. Лучше юбку одерни. Ануся, будешь дольше неподвижной – сама в серый камень превратишься. Надо же, день к концу идет, а мы из дома вышли утром. Понесла тебя нелегкая на Собачий Камень.

Ануся – Вас никто со мной не тащил. Сидели бы дома, сороки.

Наташа – У меня булка, нарвем черемши – поедим. В животах урчит от голода.

Ануся – Напоретесь, потом запах от вас… А что будет потом?

Наташа – Потом? Это когда же? Наедимся и домой потопаем.

Ануся – Ну, потом. После всего этого – после этого дня, этих событий. Этого лета.

Наташа – Осень. Не задавай глупых вопросов.

Ануся – Нет, если подумать. Вот что будет с тобой, Наташка?

Наташа – Со мной? Почему именно со мной? Я что, самая крайняя здесь?.. Действительно, что будет со мной? Да ничего особенного. Закончу школу. Ну, не выпрут нас, мы же девчонки; это Валька Жердыкин учителей доконал. Хотя нынешняя директорша – это не тетя Виктория… Что усмехаешься? выпрут запросто? очень может быть. А мне пофиг. Ну, выпрут – и тогда жалеть не стану.

Ануся – Ладно, я поняла. Тебя выперли. Дальше что?

Наташа – Дальше… Жить буду просто – а что еще? Замуж выйду. И дальше жить буду. Только где? У нас одна комната в бараке, родителей девать некуда – Васька не возьмет. Он же теперь в начальство выбился, и женился выгодно на мохнатке – взял единственную сестру Лешиков, породнился с верхушкой Лешути. И пусть жена его – Деда – гуляет со всеми в поселке, он все равно раздувается от гордости. Старики ему ни к чему. Отец стал часто болеть, мама согнулась, постарела. Я решила, что буду жить с ними. И Седло не против.

Ануся – Почему ты так уверена?

Наташа – Уверена. Петр – парень неплохой, незлой, работать пойдет, какие-то деньги приносить будет. Все наладится…

Ануся – Я буду рада. И деньги у тебя будут. Золотых гор не обещаю, но за комнату вам с Седло хватит заплатить.

Наташа – Откуда?

Ануся – Ты сама заработала. Рассчитаюсь сполна – тем более, что после замужества у тебя другая жизнь начнется – наши посиделки в парке по ночам, рестораны и танцы – шманцы бросить придется. Да, подружка, больше нам так не сидеть и не болтать – разойдутся пути – дорожки. У тебя что впереди? Муж, семья, дети, готовка, грязная лохань… Я тебе не завидую, но так будет лучше. Лет эдак через надцать твоя дочь будет как ты сейчас – мозг тебе вынесет… Но это после, после будет, а пока измордуешься, усохнешь – и никто не отблагодарит…

Наташа – Спасибо, подружка!..

Ануся – Еще раз говорю – не за что. Мало веселья тебя впереди ожидает. Но ты хотя бы знаешь, что ожидает… У нас с Любинкой – другое… Темная вода в Кэндэгей – дна не видно, и лучше не заглядывать…

Наташа – И че? Че вдруг стряслось-то, что ты принялась слезы над Любинкой лить? Ах, ах, ах, сиротинушка! Любинка всегда такая – малахольная, вся в себе, заколодилая. И лунью у нее лицо помечено, отчего выглядит странно. Но не уродина. Да с рождения она больше молчит, знаем мы ее, вместе бегали, играли – постоянно она с нами. И че теперь не так вдруг с Любинкой?

Ануся – Вот именно, что не вдруг… Хорошо, Наташка, скажу – а то ты помрешь от любопытства. Это про Любинкино здоровье.

Наташа – Ну, знаю я, что она стала в обморок падать – у нее в голове что-то щелкает, и шмяк… Ой, не удивлена! Валькина бабка, Жердычиха говорила, что когда девчонка вырастает – ну, когда плоть созревает, а изначальный твой светлый исток еще с тьмой не смешался… Конечно, для Бесуж все – ее дети – и Кама, Боливел, Лутая и даже… сама знаешь кто… Но люди – не боги, и наша душа – как ядрышко, дар от Дии, она же к свету ближе… Напротив, женский Оял – он темный, тягучий, властная сила в нем…

Ануся – Ага. Сила Любови даже Сульитам страшна… Продолжай Жердычихины бредни. А я проще объясню. Больная она. Часто в обмороки валится, лицо сереет. У нее ведь не один раз – постоянно. Врача в школу вызывали, потому как просто Любинка в поликлинику не пойдет, тогда же врач кровь взял на анализ. Уколы выписали – не больно-то помогают, только все вены в черных синяках.

Наташа – Да что у нее?

Ануся – Мне Осивна, классная наша, сказала – должна же была кому-то сказать. Такой она уродилась, хотя нет у Любинки живых родичей, спросить не у кого – однажды нашли грудного ребенка на траве в Котуте, и Сульиты отдали в бездетную семью, там она и выросла – как трава… Мы – ее близкие подруги, хочет она или нет. Осивна с врачом разговаривала и даже совещалась с Оксаной Седон – она областной невролог, после меня позвали… Мудреная болезнь крови у нашей Любинки – название я не запомнила. И по краям зрачков голубая каемочка проступила… В последнее время ее чуть ли не каждый день к школьной медсестре тягают, уколы ставят, какие Оксана Седон выписала, она же и ампулы из Устана привезла. Директорша проговорилась, что школа – не госпиталь… Смотри, вызовет как-нибудь, при очередном приступе неотложку, бумаги она уже подготовила – и не увидим мы больше подружку, в Ватеве запрут… Понятно, чего Зотуша хочет – чтоб мы ей воздух в школе не отравляли – Любинку с Валькой в больницу спихнуть, Седло в колонию, меня на панель. Решена проблема.

Наташа – А меня?

Ануся – А на тебя ей наср… ть – подумаешь, девчонка – что есть ты, что нет тебя… Да не мандражи, Наташка, ты еще не утопла в полном г…, на верху барахтаешься – пока тебе удается…

Наташа – Если у нас такой разговор получается… А ты? Ты, значит, утопла? Что делать будешь? Ануся, ты же спрашиваешь не просто так.

Ануся – Я? Не знаю. С родителями не останусь. Отец сопьется – у него уже руки трясутся. И злится он, как никогда раньше. С матерью собачатся целыми днями. Моя мать никого не слушает, надрывается на работе, хрипит и волокет на всех. Одна мысль у нее мозг высверлила – выдать меня замуж за Седона. Ее не переубедить – до смерти будет бодаться. Дед? Надеюсь, старый хрыч скопытится – чем раньше, тем лучше.

Наташа – Ануська, твой дед щиплется больно.