Читать книгу Тьма и Укалаев. Книга 1. Части 3, 4, 5 - Озем - Страница 5

Поселок Котуть.

Участковый Мухин (прозвище Муха), лейтенант Косцов.

Косцов – Василь Михалыч, что за дела? Вообще, что у вас в последнее время творится? Как будто прорвало – сыпется все несуразное, неприятное, если не сказать больше. А с ваших слов – у вас все в норме – трава зеленая, небо голубое, укалаи белые и пушистые… Что такое, я спрашиваю?! И что вы ухмыляетесь?!

Муха – Товарищ лейтенант, да ничего такого… Ну, правда – ничегошеньки! То есть, все как обычно – ну, мужики пьют, девчонки молодые путаются с кем попало, про конкурс красоты недавно узнали – шут с ним, правда или нет… А что теперь правда? Вот, например, Цуев вернулся и решил жениться, поселок гудит… Дружков-то Цуев быстро в Котуте найдет, лишь выпивку поставит. А я что? я ничего – ориентировок на Цуева на спускали, указаний нет – видно, не дошли еще из Сиверы сведения о его подвигах… И с Жириком – самым вредным укалаем в поселке – тоже неясно, как поступать.

Косцов – С Жириком-то что?

Муха – Ничего. Правда, что его племяш помер? Мишаня – муж Седонки? То есть, нету у Жирика больше заступничества?

Косцов – Почем я знаю?

Муха – Говорят, что Татьянка Седон приехала в Укалаев с черным кавалером.

Косцов – Ну, приехала – и что? Тебе-то что?

Муха – Ничего. Помер, значит… Жирик этот – нарушитель спокойствия. Заявляю с ответственностью!

Косцов – Понятно. Если не зять Седонов, то уже никто…

Муха – А вы меня послушайте. Что Жирик начудил. Он как без работы остался – леспромхоз-то закрылся – газеты стал читать, телевизор насмотрелся, а там черти что. Таким, как Жирик, запретить надо. Он же почти болотуш – на людей воздействовать может.

Косцов – Как он воздействует?

Муха – Разносит по поселку ересь – даже политическую. Про этих… путчистов. Про власть незаконную.

Косцов – Про кого?! Муха, говори да не заговаривайся!

Муха – Я и говорю – посадить!

Косцов – За что? У нас теперь свобода!

Муха – Был бы человек, а вина найдется. Жирик хоть и вредный дурак, но соображает. В качестве Седоновского родственника он в леспромхозе неплохую зарплату получал, а делать ничего не требовали – только газетки вслух читать. Лешути на делянках упахивались, а Жирик политинформации проводил. Теперь на бобах оказался… Задумали они новое жульничество – Жирик с подельниками. Якобы нашлись идиоты и в Устан его возили, там люди попались на его фокусы и треп – в области Жирика посчитали этим… как его… типа экстрасенсом… А че, все может быть, идиотов на свете много! Жирик, как возвернулся, напился пьяным, скотина, и на улице прилюдно орал про Ювиэй Виэру и жуткую подставу с Мидасом – вы знаете этого чувака? Народ в смущении, тут еще грозы и вактабы над Укалаевым… Ну что, посадим Жирика?

Косцов – У тебя на уме лишь – посадить! Народ убеждать надо.

Муха – Кого убеждать? Кого?! Поселковские бабы не лучше – одна, Марья Рожкова, каким-то чудом устроилась к Мицкисам туалеты в Катеринке мыть, вообразила себя богачкой – ведь каждую неделю имеет живые деньги на руках, а в Котуте уже и забыли, как шелестят эти бумажки… Теперь Марье никто не указ – мужика своего поедом ест, на улице орет и даже с Сульитами ругается – те на нее смотрят и пальцем у виска крутят, а дочку ее Ануську давно со счетов списали – ну и что же она здесь ходит, гордячка? я слышал, что даже замуж собралась. А жених – будто бы Цуев, беглый преступник… Наверное, Худопеи торопятся тихо между собой это дело решить… Ага, тихо! Да не такой человечек Ануська – из ее бесстыжих глаз прямо Бесуж выглядывает. Конченная она… Что еще? Леспромхоз окончательно закрылся – работники Лешути вернулись, сейчас в поселке слишком много мужиков, неладно это…

Косцов – Ты обязан следить за порядком!

Муха – Я слежу. Означенный Жирик недавно говорил неодобрительно про начальника Виктора Васильевича Коренева, я ему чуть в рожу не съездил – с виду он такой благостный, Жирик-то, но посадить на трое суток не мешает.

Косцов – Опять посадить!

Муха – Ему что? он не заметит даже – по молодости отсидел, тогда серьезные статьи за разговоры против власти давали – зато сейчас не возбраняется трепать языком что угодно, и этот Жирик – вот умора! – вроде как даже пострадавшим от прежнего режима числится… Ну и времена! добром все не закончится, если разная шваль может запросто власть полоскать… А ученые люди такому безобразию потворствуют – вон этот старичок с Межуя, Завалишин, Жирика к себе приглашает, слушает, руку ему жмет, по мне же – пресекать надо! Вы как хотите, непорядок это.

Косцов – Продолжай по существу.

Муха – Его дядя, Ник Завалишин – серьезный человек, его боялись и уважали. Он на заводе не последним начальником много лет считался – к народу строг, а уж укалаи сидели в самом грязном углу, и голоса их не было слышно… Племянник же Ника – пустомеля… Я всегда говорил, что с укалаями добром нельзя! Себе же на шею посадите… Жирика определить на отсидку, и Степанку Блевулю рядышком – пусть в камере дрыхнет… Что? Вы про Сульитов спрашиваете? И что Сульиты? Мне не важно – я за порядком следить поставлен, и свою работу знаю – у меня не забалуешь…

Косцов – Так-таки ничего? Совсем ничего? Тогда к начальству беги и докладывай!

Муха – Отчего же? Я ведь говорил, народ у нас в поселке до ужаса невоспитанный, вредный, буйный – держать в жесткой узде надобно, и слабины не давать. И при первом же случае – по морде раз!! И посадить кое-кого давно следует! Я даже назову по именам… А то некоторые уверены, что если им нет восемнадцати, то и суда на них нет – да здоровые лбы! все могут – и лес валить, и срок мотать… Далеко ходить не нужно – вон два лоботряса Валька Жердыкин да Петр Седлов, они в Котуте всем известные, оба из семей Бесур… У Вальки правда бабка – того, старорежимных предрассудков сторонница, суеверия распространяет, по всему поселку метет – давно пора пресекать, но бегают к ней глупые бабы каждая за своим – мужа вернуть от любовницы, потерю отыскать, со здоровьем пособить – обыкновенно на менгельти бабка колдует, когда выйдет, когда нет…

Косцов – Какие суеверия? Менгельти? О чем ты вообще, Муха?

Муха – А я че – я понимаю. Бабам не объяснишь – они вбили себе в голову… Только к Жердычихе не только поселковские бегают – и из города многие толкутся, возле ее халупы, бывает, дорогие машины стоят, дожидаются… И люди не слепые – иной раз платок повязать не мешает, или голову наклонить ниже – впрочем, как не таись… Только вам открою – приезжала недавно даже жена директора завода – да, самого! Ее сразу опознали – красивая, гладкая, важная, волосы кудрявые, губы накрашенные, везде золото навешено – в Котуте углядели сразу… Вот предовольная Жердычиха раздувается – сплела паутину и сидит паучиха! Я же говорю пресечь! Не взирая на лица… Вы там поближе к начальству – объясните, что никому в Котуте нельзя верить, тем более воли давать!

Косцов – Муха, хватит!! Твоя бы воля – ты всех бы выстроил в ряд и разом пресек. Тебе какое дело, кто ездит к твоей бабке? Отвечай!

Муха – Она – не моя бабка, с Жердыкиными мы никогда не знались. Она – бабка одного поселковского хулигана – Вальки. Вот без него воздух в Котуте точно стал бы чище… Нянькаются с эдакими…

Косцов – Ты – участковый – вот и веди работу, следи, пресекай.

Муха – Ага, в Котуте уследишь! Здесь каждый смотрит волком – стоит отвернуться, как сразу куснут – или даже башку откусят… Ороя выискались!

Косцов – Ты на родичей жалуешься. Котуть – твое гнездо, родню не выбирают…

Муха – Какие они мне родня? Неправда вовсе. И потом – я в Котуте не живу, в поселок прихожу лишь по службе.

Косцов – Возможно, ты и оторвался от своих родичей. Но Деда навещает братьев.

Муха – У меня своих-то – старики да сеструха Наташка – старики еще сколько-нибудь поживут, а сестра выросла, в этом году школу заканчивает, дальше – замуж, и среди новой родни старую быстрей позабудет… А у Деды родни-то – два брата Лешики.

Косцов – Ну, прочих Лешути-то кругом – как стволов в Ояле.

Муха – Деда приходит только к Лешикам – родным братьям. Запретить не могу – она выросла с ними… Странные они оба. Младший, Митькай – как все Лешути лесной человек, ему в Ояле все тропы ведомы, и никаких тайн для него там нет – звериные повадки знает, да и сам как зверь может в лесу жить и ночевать, и себя насытить… Митькай исходил везде – возле Собачьего камня и дальше на север – проникал и в верхние, и в нижние земли, для Лешути проход в Оял оставлен… Вот только слишком простой он – Митькай-то… Лучше его нет проводника – его всегда звали и были согласны неплохо платить. Ну, деньги-то у младшего Лешика не задерживались – он, вообще, не жадный, и для Деды тоже не жмотился – платье там или конфеты, вещицы разные женские – пожалуйста… Митькай и вам, городским, хорошо известен – ведь главное увлечение здешних мужиков – это охота, польза и целительство для тела и души… Да что там говорить! или ты, как простой смертный, сам топаешь с ружьишком за спиной, или, будучи начальником, на казенном транспорте по Лешинской дороге елозишь – в любом случае проводник надобен, а значит, без Митькая как без рук. Раньше старухин внук Седон – еще когда Укалаев под ним был – предпочитал Митькая, пацана совсем, прочим Лешути и даже водки с ним выпить не брезговал. А старший брат, Иван, на Митькая нисколько не смахивает. Прежде всего, Иван в лес ни ногой, не привлекает его это – безвылазно сидит в своей берлоге, в комнатушке Лешиков в бараке – и ножиком дерево строгает. Митькай натаскает брату сучков да обрубков из Ояла, тот и рад радехонек – есть к чему руки приложить. Иван, конечно, мастер настоящий, продолжатель семейного ремесла. В роду у Лешиков были умельцы – вавукры резали, менгельти делали и еще много чего – зверушек, птиц, личины разные. Дерево, особливо ояльское, у них в руках было податливым, теплым – чего хошь могли сотворить. Сегодня Иван Лешик – продолжатель отцов, дедов. Сульиты – если что понадобится – к Ивану идут, сам Мерет запросто ходит в барак к Лешикам. Деда с Меретом разговаривали и не один раз…

Косцов – Тебе льстит, Василь Михалыч, вот ты соловьем поешь…

Муха – Вовсе нет. Просто Деда – единственная сестра Лешиков.

Косцов – Понял я, понял, с кем ты породнился. Меня твои Лешики не интересуют. Не они же по ночам в старом городе безобразничают и страх в людей вселяют. Про маньяка слышал? Только не притворяйся!

Муха – Дира сияние, свет! Братья моей жены эдакими вещами погнушаются заниматься – зачем им это?

Косцов – Потише, Муха, не возмущайся. Могут – не могут… Вглубь человека не заглянешь – ты видишь лицо, глаза и тупость в них, а вдруг там, за телесной оболочкой, уже тьма Бесуж или создания Вошедшего? Створки души распахнуты… Ладно, ладно, не лопни от возмущения… Не защищай ты своих Лешиков – никто их не подозревает. Тогда кто же? Что скажешь?

Муха – Других поискать надобно. Кто чаще всех Бесуж вспоминает, кто менгельти наряжает, кормление устраивает и обряды исполняет? Кого магия Вошедшего не отвращает? И думать нечего! В Котуте каждый в Жердычиху пальцем ткнет – лишь бы она сама не увидела. Черная старуха! Ее все боятся, даже Сульиты не трогают. К подобным мерзопакостным делам она непременно причастна!

Косцов – Хочешь сказать, что старуха с ножичком по ночам резвится? А че – юбку подоткнула и пошла орудовать! И главное, никто не заподозрит…

Муха – Смешно вам… А поглядите на нее внимательно и сами убедитесь – глаза у нее пеленой покрыты, волосы совсем белыми стали, нос ниже подбородка опустился, кожа землистая. Жилье у нее – как нора, туда свет не проникает, и оттуда зловоние идет – неизвестно чем она менгельти мажет – если сырым мясом или собачьей кровью, то это еще самое безобидное. Лягушек в банках солит! И ни одна тварь поблизости не выдерживает – собаки прячутся, птиц не видно, мыши сгинули, даже комариного писка не доносится – только тучи мух…

Косцов – Вот и про собак я хотел спросить…

Муха – Даже говорить об этом не хочу. Вы Митькая спросите – он с собаками любит возиться. Агдайка его – орел, а не пес. И вообще, самая простая защита от подобного колдовства – взять простой серой земли из тона, растереть в пыль и насыпать в углы и под порог – никто со злым умыслом не сможет пройти…

Косцов – Отлично. Ты, Муха, совсем умом тронулся. Я, между прочим, здесь по делам, а не просто лишь бы языками зацепиться… И ты – не укалай дремучий, а участковый, не забыл? Что предлагаешь мне в рапорте написать? Что разоблачили мы злобную колдунью и аферистку, изуверку настоящую – эту, как ее?

Муха – Жердычиху!

Косцов – Да понятно! Жердычиху! А как звать ее? То есть, фамилия, имя отчество? Ведь есть у нее?

Муха – Жердыкины – так ее семейство прозывается. Из Бесуров. Только у Бесуров редко подобное случается… Как зовут ее? все называют Жердычихой и все тут! и имени ее никто сейчас в Котуте не помнит – этой бабке уже, наверное, лет сто. Помнить должна старуха Седон – они вроде как ровесницы, но старуха никому ничего не скажет, да вы и не пойдете спрашивать…

Косцов – К Седонам не пойду точно. Если я Валиеву передам твои россказни – мне прямая дорога в дурдом – в Ватеву. Благодарю!

Муха – Валиевы много чего знают, не удивятся.

Косцов – Именно поэтому он скажет, что не за старухой меня в Котуть посылал.

Муха – Зачем вам старуха? При чем здесь старуха? Вони от нее только много, а серьезного вреда чуть…

Косцов – Опять двадцать пять! Про что мы здесь битый час толкуем? Муха!

Муха – Жердычиха, конечно, по ночам в старом городе не шастает – ноги у нее тяжелые. Но она не одна из Жердыкиных – у нее родственнички в поселке имеются – помоложе и пошустрее.

Косцов – Во-от…

Муха – Правнук Валька у Жердычихи такой же вредный и злокозненный – он еще пацаненком был, а увидит меня, отбежит и зубы скалит… Правда, припадочный тоже всегда был. Видно, лупцевали мало – хотя отец его и воспитывал, да без толку… Теперь Валька вырос, в этом годе выпускается из школы и от мелких пакостей перешел к крупным – вот только не поймал я его. Но ничего – никуда не денется, по нему тюрьма давно плачет. Его дружок Седлов Петро не такой ловкий проныра – выше и сильнее, но бестолковее – просто делает, что Валька говорит. А Валька горазд придумывать. Если произойдет какая-то особенная гадость – не просто гадость, а несусветная совсем – обязательно Валькина работа! Как его отец воспитывал – да бил тяжко, Валька не раз падал мешком, а очнется, отдышится – и опять пошел фулиганить! Вот ведь злая порода… Недавно даже директор его школы со мной беседовала. Зотуша – баба строгая и при должности, и ко мне обратилась по форме – уважаемый Василий Михалыч, я то есть, помогите призвать к порядку… Оказалось, что два негодяя подкрутили стул учительницы, та и свалилась, лежит на полу неудачно так – юбка задралась, у женщины все видно, позор получился, она в слезы, а эти олухи ржут… Обещал я открутить нашим жеребцам башку и еще кое-что… Кстати, харзой оба парня балуются, и Валька здорово перебирает – да по нему видно. Замечаю я, что запашок идет – они, не иначе – харзу из Котутя таскают в школу и в другие места, где бывают… Валька – конечно, заводила, Петро за ним. Хотя вот что – молодые они оба еще, зеленые – сомнительно, чтобы им в голову пришло – в таком количестве харзу никто из поселка не выносил. Нет, кто давно знает – тот балуется, но это пустяки. Местные знают, к чему харза может привести – Симеон Седон точно умом тронулся… И на Межуе обалдуи встречаются, но ведь раньше, чтобы укалаи харзу принесли, надо было их спросить – сами они никогда не предлагали, людей в Шамоков превращать им не дозволялось. Теперь же другая история – я слышал, что харза даже до Устана добралась. А кто у нас из Котутя недавно в Устан ездил? Жирик! Я ведь предупреждал, посадить его надо! Но и у Жирика мозгов не хватит, чтобы начинать такое дело с харзой. Да, укалаи – мерзавцы, но не они тут первые – не они. Других ищите. На подхвате – да, Валька и Седло лучше всех подойдут. Недавно видел у Вальки дорогие папиросы – иностранные, яркая пачка, курит и кашляет задохлик – откуда?! И в новых джинсах Валька щеголяет – у меня таких нет, а у этого волчонка имеются… Я говорю, молодежь у нас в Котуте сейчас зазналась – школу посещает, науки разные одолела, аттестат получит. Зачем им, дурням-то, аттестаты? Парни пьют, курят, безобразничают, девки – ну, те уже в Кутуевском парке тусуются, по рукам пошли. Что они с аттестатами делать будут? Учиться дальше пойдут? Не смешите меня! Уже сейчас ясно, чем Валька кончит – мозги набекрень, дальше хуже будет. Это у них в роду передается. Сеструха у меня, Наташка – дура, а туда же! Я ей внушал, чтобы никаких глупостей – раз выучилась, то ищи себе подходящего мужа и отчаливай с Котутя, живи среди приличных людей, не смотри на своих подружек Ануську с Любиной. Ануську Сульиты со счетов уже списали – она еще пытается трепыхаться…

Косцов – Где тебе эти парнишки хвост прищемили? Было ведь?

Муха – Не мне одному – вот именно так! Вы сами вчера в Катеринке пострадали – на лице видать, как знатно вас припечатали. Тут Жердычиха может помочь – синяк быстро сведет. Напрасно вы на рожон полезли. В Укалаеве всегда Седоны распоряжались. Серго не первый. Начальник наш Валиев ничуть не удивился, и вам не стоит в голову брать. С Седоновскими женщинами всегда непонятки и даже хуже. Если про Любовь с Катеринкой вспоминать – одна утопла, бедная, а другая… До сих пор по пустой дороге идти из Котутя на Межуй укалаи не любят – мало ли чего… И если Серго к вашей женщине привязался…

Косцов – Тебя не касается! За своей женой следи!

Муха – Не переживайте. Серго же пьяным в Катеринке был – проспится и ничего не вспомнит. А вот вы того парня, что вам в… в лицо, простите, засандалил, помните? Роста высокого для укалая, черные брови срослись, лицо корявое, одет в футболку и черные штаны, на футболке мотоциклист – да всегда он так одевается. Он?

Косцов – Ну?

Муха – Он!! Седло, Петр Седлов – он, мерзавец. Эти двое так себя и ведут – Валька начинает драку, а после толкает Седло – тот выше, кулаки у него крепкие. Они вас в Катеринке обработали!

Косцов – Все, Муха, достал ты меня. Уйди с глаз долой!