Читать книгу Тьма и Укалаев. Книга 1. Части 3, 4, 5 - Озем - Страница 4

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
3.2

Оглавление

Журналист Елена Федорова.

Историк Вадим Слепушкин.


Елена – Я очень благодарна, Вадим, что вы согласились проводить меня в Котуть. Честное слово, я не представляю, как бы сделала это самостоятельно… И когда сегодня вы позвонили в гостиницу и предложили…

Вадим – Ничего сложного. Я не мог не помочь очаровательной девушке. Игорь просто глупец, если оставляет вас в одиночестве.

Елена – Игорь слишком занят. Сейчас особенно – эта избирательная компания в Укалаеве…

Вадим – А что, Игорь решил-таки поучаствовать? Стоит посмотреть ближайший выпуск Светозары? На кого будет направлен разоблачительный пыл? Я слышал, появился новый кандидат…

Елена – Вот сами все посмотрите и решите. От вас же, Вадим, я жду другого – не надо этого бреда про политику, про кандидатов, про сложное экономическое положение города. Понимаете, я с выходных в Укалаеве и просто очарована здешней историей – не знаю, чему верить, чему не верить – все так необычно. Никогда не подозревала, что в далекой стороне от областного центра, в лесной глуши, есть подобное место. Теперь я живу в старом городе и чувствую особую ауру вокруг – я чувствую, но не могу объяснить словами – для меня, как для журналиста, это катастрофа!

Вадим – Даже так? Серьезно?

Елена – Да! А вы – историк…

Вадим – Помочь вам со словами?

Елена – Хотя бы и так! Лучше – с информацией. Понимаете – я здесь чужая.

Вадим – Ну, какая же вы чужая? Что говорите? Дочь директора УМЗ не чужая по определению! Ваш отец – власть в Укалаеве – образно выражаясь, один из правителей укалаевского королевства. Только временных правителей.

Елена – Особенного, отдельного заколдованного королевства в лесу. Кто же король?

Вадим – А король – тот, чье имя вы уже неоднократно слышали – Седон.

Елена – Очень интересно. Но я абсолютно ничего не знаю об Укалаеве, о его прошлом. И тем не менее, это прошлое окружает меня, я буквально ощущаю его материальность – и одновременно фантастичность…

Вадим – Леночка, вы женским чутьем кое-что уловили безошибочно. Вас привлек, заинтриговал Укалаев – как и моего отца, который посвятил жизнь изучению этого города, событий в нем, и своей цели не достиг.

Елена – Так далеко мои намерения не простираются. Я очутилась здесь совершенно случайно – случайный миг, случайная реальность. Напротив, мне Игорь сказал, что неслучайно – ничего случайного не бывает…

Вадим – Игорь слишком рационален. Хотя вот вы – вы не уверены? Оял – это не одна, а множество реальностей, это сама ткань времени, хотя Билим – не совсем время, а скорее, его движение…

Елена – Разве время может быть неподвижно?

Вадим – Время может двигаться и становиться обратимым, может застывать или собираться в кокон, и образовывать вактаб – удивительнейший феномен, я не встречал подобное нигде, кроме Бесур… Тогда в каком из воплощений Ояла возникла ваша реальность, Лена?

Елена – Остановитесь. Пожалуйста. Нас занесет в такие дебри. Я утону в вашем Ояле.

Вадим – Как там, у Стругацких – я не решаюсь заглянуть в бездну, которая вас породила…

Елена – Вы меня обижаете. Я не дон Рэба. Я всего лишь журналист с областного канала – конечно, все мельче, примитивней, скучней, и все же, все же… Вот я решила написать про Укалаев – не про избирательную компанию.

Вадим – Про что же еще писать в этой дыре? Здесь же ничего не происходит тысячу лет! Время остановилось в Укалаеве. Мы все здесь застыли, и не двигаемся, нас хлестают Адасы и другие ветра, и наша мягкая плоть истончится, обнажив остовы – скоро мы станем вавукрами…

Елена – Чем – чем?

Вадим – Ва-вук-ра-ми – это сколоченные из дерева изображения людей и не обязательно людей. Вавукры – основные предметы культа Бесур, деревянные идолы. Существует логичная гипотеза, что когда-то давно – очень давно, но после Кемави – вавукры подменили человеческие жертвоприношения в религиозных обрядах – да, в очень жестоких обрядах.

Елена – Укалаи приносили в жертву людей?

Вадим – Какая дикость! А вы что хотели? Человечество – вовсе не добрая сказка Камы – Земли. Жертвоприношения были во многих культурах – обычное дело. Например, в труде «Рунальская династия» Лислая Туука рассказывается история возникновения могущественного Дирая – это много позже Добродружие Дирай стало могущественным, но возникло на развалинах второй Империи и само породит третью – последнюю Империю. Рунал всякий раз поднимается из пепла. Так по крайней мере утверждал Лислай Туука, нельзя спорить с мэтром… Хотя Билим состоит из колец – все идет по кругу… О чем это я? Вы навеяли на меня философское настроение, Лена. Я хотел раскрыть вам первую страницу Дирая – в качестве маленькой страшной иллюстрации нашей темы. Итак, в затерянную среди других миров (или реальностей?) Ирегру судьба Келео забросила двух беглецов – молодых аюнов, потомков известных имперских родов; роскошная жизнь поколений их предков осталась в прошлом, прошлое превратилось в пыль, впереди ожидали времена испытаний и лишений, и надо было как-то выживать – не просто есть, спать, пить… Беглецы в благодарность Диру за спасение дали обет, и выполняя его, построили монастырь, они возвели высокие стены и бросили жребий – один из них принял участь жертвы, а другой стал первым главой Дирая. Историк Лислай Туука сохранил для нас имя второго. Дир принял жертву благосклонно – Добродружие Дирай росло и укреплялось, распространяло влияние на весь Север и даже смогло продиктовать свою волю продолжателям рунальской династии – как апофеоз, последним главой Дирая станет первая северная императрица Има Асона… Все так, однако самой почитаемой святыней Дирая осталась вырытая яма под древними стенами в Ирегре, где покоились кости первого строителя… История – не сказка…

Елена – Для меня все эти имена и названия – пустой звук. Хотя нет – они тревожат мое воображение. Все бесполезно. Однако я попробую написать про Укалаев. Не смейтесь, Вадим. Я решила написать о здешнем народе – укалаях – так, кажется, они называются?

Вадим – Нет, сами себя они называют народом Бесур – но это для специалистов, для газеты лучше подойдет название – укалаи, Укалаев и т.д… И что вы напишите?

Елена – За этим я и отправилась в укалаевский поселок – я уже наслушалась про Котуть. Согласны быть моим проводником, переводчиком, спасителем? Я очень нуждаюсь в вас, Вадим!

Вадим – Лена, ради ваших прекрасных глаз, в которых я вижу изрядный ум…

Алена – Спасибо! Давайте, показывайте ваш Котуть!

Вадим – Желаете небольшую лекцию? Посещение местного музея не утомило? Сами напрашиваетесь! Для начала – про старый город, где вы сейчас живете в гостинице. Это – Ленинский район, начинался еще с дореволюционной застройки. Здесь сохранилось историческое ядро – укалаевский завод, старая городская площадь с административными зданиями, Межуй – наш путь лежит в ту сторону.

Посмотрите вокруг. Что вы видите? Эпоха, построенная из нового для двадцатого века материала – железобетона – идеологического и материального. Ленинский район есть впечатляющий результат тогдашней индустриальной политики. Был построен крупный металлургический завод – конечно, не в чистом поле, а на правах преемства со старым заводом, но сам проект и его реализация носили революционный характер. Нужно понять дерзкое мышление тех людей – они не просто возводили блочные стены и заполняли внутреннее пространство машинами и механизмами, они создавали новый мир, его материальные атрибуты, они мечтали и воплощали свои мечты. Честное слово, я считаю кощунством нынешнее отношение к тем довоенным годам – в истории России немного событий, могущих встать вровень с ними, да! И поверьте, я не коммунист – я историк… Лена, вообразите, что здесь было прежде – дикий угол, к югу от заводского поселения располагались крестьянские деревни, пахотные земли, на севере дебри лесные, непролазные… И вот здесь возник современный промышленный город. Кстати, гости Укалаева превосходно отзываются об архитектуре Ленинского района. С трудом верится, что тогда могли проектировать и строить именно так: широченные улицы, продуманная до мелочей планировка – площади, зеленые зоны, кварталы «сталинок» с обильным декором, с удобными просторными магазинами на первых этажах, с аллеями, клумбами, скульптурами и фонтанами в больших дворах, а уж общественные здания… Вам известно, что довоенный Укалаев называли городом фонтанов? пусть у нас здесь не Италия… Это же почти столичных размах! Главная артерия Ленинского района – улица Мирового Пролетариата – ощущаете аромат утраченной эпохи? Если нет – какой вы журналист? Не обижайтесь… Между тем замысел создателей нового Укалаева развивался стремительно – буквально перед войной планировалось возведение семиэтажных жилых домов по принципу жилкомбинатов и даже отдельных высоток с башнями и шпилями! также театра, зоопарка, ботанического сада; на берегах Исы хотели обустроить зоны для отдыха и спорта – водная станция, лыжный трамплин, бухта для яхт и т. п. Нравится? И это не в столице, а в небольшом рабочем городе на Урале. Конечно, планов громадье – но многое осталось на бумаге, в архитектурных проектах. К примеру, еще при Николае Седоне комсомольцы Укалаева во главе со своим вожаком Розой Мицкис заложили большой парк культуры и отдыха на месте старого Кутуевского парка, там соорудили летний театр, эстрадные павильоны, тир, установили спортивные площадки, статуи, скамейки. Теперь парк, лишившись рачительного хозяина в лице УМЗ, разрушается – как бы не грозила ему участь предшественника… Тогда многое удалось построить – все, кто приезжает, бывает, по меньшей мере, удивлен… Дворец Культуры УМЗ – Дворец труда – оформление его фасадов, интерьеров – это же отдельная песня. Сейчас там директорствует любопытный человечек – Венера Седон, красавица, комсомолка, спортсменка, поговорите с ней Лена… Сейчас вы живете в первой частной гостинице города – «Екатерина» – трехэтажное здание с эркерами является памятником архитектуры. Посмотрите и признайте, что подобной застройкой не может похвастать даже областная столица – Красноустан. Есть чему удивляться… Так вот, пусть вас это не удивляет – объяснение нужно начинать с самого начала, с отца – основателя послереволюционного Укалаева Николая Сергеевича Седона. Именно Николай Седон воплотил здесь крупнейший индустриальный проект, но Седон не просто построил завод – он хотел построить новый город – город своей мечты, и мечта его устремлялась в самые дали. Он мечтал, но многое не успел, и затем нашлись те, кто подхватил высокую эстафету после трагедии Седона. За свои мечты Седон заплатил сполна – как и тот создатель Дирая – пусть до сих пор неизвестно, где покоятся кости нашего Седона – история нередкая для того времени… Человеческая история – это история принесения жертв… В 1941 году в Укалаев эвакуировалась группа столичных строителей – специалистов экстра-класса, участников тогдашних масштабных проектов. Все решила война – московские архитекторы и инженеры очутились на Урале, сюда попали даже академики – по разработанным ими планам возводили Ленинский район. Смотрите, любуйтесь творением рук очень многих людей – и знаменитых, и оставшихся безымянными… Да, еще одно любопытное замечание – на первом этапе войны, когда исход не был предрешен и всякое могло случиться – не дай бог, сдали бы Москву или не удержали бы Сталинграда – так вот советское правительство рассматривало вопрос перебазирования столичных учреждений вглубь страны. И Укалаев рассматривался как один из возможных вариантов – поэтому не случайно появление здесь в начале войны столь мощного отряда специалистов и ударные темпы строительства. Все заставляет задуматься…

Елена – Вы, Вадим, так рассказываете, словно укалаевская история – это и ваша песня души.

Вадим – Не моя – моего отца, Конрада Ивановича Слепушкина.

Елена – Да, слышала это имя в музее.

Вадим – Тот музейный старичок – Лев Борисович Завалишин. Не всему верьте – уж он вам порасскажет! Мне по работе приходится частенько с ним контактировать – увлекающийся дилетант, не более – и смешно, когда он обращается так выспренно – коллега!

Елена – Ну и что?

Вадим – А то, что единственным серьезным специалистом по укалаевской тематике был и остается мой отец – Конрад Иванович Слепушкин – разумеется, если не брать во внимание Симеона Седона. Местное же общество сопоставимой фигуры не выдвинуло.

Елена – Ладно, я не спорю. Я не об этом хотела спросить, а про укалаевский поселок, куда мы поедем

Вадим – Да, про Котуть. Если вам стало интересно… И что же вы ожидаете увидеть там, Лена?

Елена – За последние три дня я наслушалась про это место – Котуть то, Котуть се… Не знаю, что и думать.

Вадим – Что же делать? или думать? Первоначально здесь возвели временные бараки для строителей УМЗ – было чрезвычайно оживленное место, рабочих на стройку сгоняли со Среднего Урала, здешнее захолустье забурлило. Николай Седон поступал грамотно – он строил новый город одновременно с заводом, от котлована до современных корпусов, жилые времянки он не планировал надолго. В течение нескольких лет поднялись городские кварталы, заводские работники и прочее население обосновалось там – в Ленинском районе. Шлакоблочные и деревянные бараки на окраине оказались заброшенными – вот их отдали укалаям… Ничего не бывает более постоянным, чем временное… Возникновение Котутя относится к середине тридцатых годов.

Елена – Я себя студенткой ощущаю. Вообще, вы великолепно осведомлены об укалаевской истории. А что вы делаете в Укалаеве, Вадим?

Вадим – Укалаев – моя вторая родина, так можно выразиться. Я приезжал сюда, начиная с дошкольного возраста. Кое-кто из отцовской родни из Укалаева. Конечно, они не старожилы, упаси бог – оказались среди эвакуированных в войну, пообвыклись на Урале и остались навсегда. Моя родная тетка учительствовала в старой школе, общалась с видными укалаевцами, в том числе с Межуя. Кстати, Лена, родители Игоря тоже из коллектива укалаевских педагогов – здесь все всех знают. Мой отец являлся сотрудником Устанского музея, но всю жизнь посвятил укалаевской истории – он практически жил здесь – даже больше, чем в родном доме. Прошлое Укалаева представляло для отца живейший интерес. Многое из того, чем сейчас гордится музей Завалишина, что выставляет перед гостями, появилось благодаря моему отцу. Он написал несколько книг, защитил кандидатскую диссертацию – все про Укалаев. Он был настоящим ученым – таких больше нет – энтузиаст, бессребреник, фанатик, он тоже не остановился перед жертвами.

Елена – Вы говорите про отца больше официально и не слишком-то по-родственному…

Вадим – Ах, я очень ценю его профессиональную деятельность. Поверьте, я это говорю как специалист. Я закончил исторический факультет УсГУ, остался на отцовской кафедре, сейчас, как отец, тоже работаю в Устанском музее – хотя мне до него далеко…

Елена – Выходит, ваш отец повлиял на вас – но отцовского энтузиазма в вас не ощущается?

Вадим – Потому, что я – не отец, и время сейчас совершенно другое. Разумеется, избежать влияния отца не было никакой возможности.

Елена – Вы будто бы о чем-то жалеете?

Вадим – Да не жалею я ни о чем! Мой отец прожил счастливую жизнь – получилось, что любимое дело стало его профессией, его заслуги оценили, ему жалеть абсолютно не о чем – даже о жертвах… А я рос с сознанием того, что я – сын Конрада Слепушкина, его наследник не только в биологическом смысле…

Елена – Понятно. Положение обязывает.

Вадим – Вовсе не так! Ничего не обязывает. Почему должно обязывать? Сыновья обязательно должны идти по стопам отцов?

Елена – Ну, так обыкновенно происходит. Я, конечно, не могу с уверенностью утверждать – я ведь не сын, я дочь своего отца – но поверьте, кем бы я не состоялась, каких высот не достигла в жизни – в свои приезды в Укалаев я всего лишь директорская дочка. С этим ничего не поделаешь. Вас тяготит нахождение в тени отца?

Вадим – Как вы правильно сказали – в тени. Отец всю жизнь работал, а мы с матерью жили в его тени. Он занимался исключительно важным делом, а мы, его семья, были просто одной из сторон его жизни – далеко не главной.

Елена – И так часто бывает – для успешных мужчин часто семья не главное.

Вадим – Это объяснение не может удовлетворить. В вашей семье, наверное, сложилось по-другому – иначе вы бы так спокойно не рассуждали, Лена. Моя мать была тоже вполне успешным человеком – учителем, она очень серьезно относилась к работе, нередко засиживалась ночами за проверкой школьных тетрадей, пользовалась авторитетом среди коллег – я нисколько не преувеличиваю! Однако все вокруг – коллеги отца, знакомые, мамины подруги, родня – считали, что мы существуем в его тени, что наше главное предназначение – помогать отцу, создавать ему условия, расстилаться перед ним…

Елена – В вас сильное чувство обиды, Вадим.

Вадим – Что вы, что вы! Это прошлое… Моего отца нет в живых. Родители прожили свою жизнь. Прошлое нельзя изменить – его можно или принять…

Елена – Или не принять, так?

Вадим – Я принял, Лена, принял. Меня хорошо вышколили. Я оценил деятельность отца – в полной мере я это смог после института – я постарался сделать это объективно. Я поступил в институт на кафедру, где преподавал мой отец, после пришел работать в его музей и даже стал приезжать в Укалаев. Сейчас собираю материал для диссертации.

Елена – То есть, все хорошо? Ой, не обманывайте!

Вадим – Вы умница, Лена. Помните об этом всегда – и постарайтесь не оказаться в тени кого-нибудь – пусть даже любимого человека. Вы любите Игоря – настолько, что приехали из Устана в такую даль. Вы на все готовы – это нормально. Желаю, чтобы у вас все получилось. Вообще-то, Игорь – упертый, как и мой отец – ваш друг тоже отягощен комплексом мессианства – такие люди убеждены, что для них превыше всего их дело.

Елена – Это мужское качество. За это мы вас и любим.

Вадим – Да, да, только вам от этого легче не будет. Игорь не изменится – он останется таким всегда. Мой отец не поменял своих взглядов – и в сорок, и в пятьдесят, и после он сохранил юношеский максимализм, он остался упертым. И мать любила его.

Елена – Так это же прекрасно!

Вадим – Прекрасно. Все было бы прекрасно, и я согласился бы с вами – прекрасно все отдавать любимому человеку, прекрасно осознавать свою опосредованную причастность к действительно важному делу – все было бы прекрасно, если бы…

Елена – Если бы?

Вадим – Если бы любимый человек тоже любил в ответ! Прекрасно!!!

Елена – Жестокие слова.

Вадим – Жизнь больше жестока и в ней всегда будут жертвы – только кто-то жертвует, а кто-то принимает жертву – как у двух друзей аюнов в Дирае… Мать любила отца, восхищалась им, жила в его тени – он принимал, как должное…

Елена – Но если она любила…

Вадим – А он не любил! Он просто принимал ее любовь. И это еще не самая большая жестокость. Не самая большая – если человек так предан своему делу, что его не остается ни на что другое – с этим можно смириться. Но если у человека есть эмоции, желания, есть глаза – и он выбирает другую женщину и ей посвящает подлинное чувство – один раз и на всю жизнь…

Елена – Ужасно.

Вадим – Нет, не до такой степени – ужасней, что та, другая, вовсе не захотела быть в тени, отказываться ради отца от каких-то своих интересов – даже от малости… Вот и наступает самая ужасная вещь на свете – между двумя людьми все ясно, и человек, который не любит другого, все равно не уходит, а живет рядом всю жизнь, принимая жертвы…

Елена – Вадим, вы продолжаете переживать историю своих родителей.

Вадим – Лена, будьте умницей – никогда не становитесь жертвой – особенно, если у вас родится сын. Я надеюсь, что сын у вас с Игорем действительно будет.

Елена – Я тоже очень надеюсь. Но постойте – мы видимся второй раз в жизни, и вы мне рассказываете слишком многое…

Вадим – Да, всего лишь во второй раз в жизни, но все не случайно, как вы сами подчеркиваете.

Елена – Ничего не понимаю.

Вадим – А что понимать? Вы не приблизитесь к пониманию, если я вам объясню, что та роковая женщина, ставшая страстью моего отца на всю жизнь и причиной трагедии моей матери – мать Игоря.

Елена – Гуля?!

Вадим – Да, Гузелия Рахимовна Бикташева. Это не секрет – всем коллегам и знакомым отца известно. Эта история стала красивой легендой и в Укалаеве, и в Устане…

Елена – Позвольте, я знаю Гулю, я даже восхищаюсь ею – красивая, умная, резкая женщина с огромным самомнением и множеством талантов – она увлекается японским искусством и отказывается красить волосы, хотя у нее ранняя седина… Игорь очень любит мать – по-моему, даже ревнует ее… Господи, Гуля – подлинное чудо. Простите, Вадим…

Вадим – Прощаю, все в прошлом, делить уже нечего. Только с чего вы взяли про увлечение Гули Японией? Ее всегда привлекала рунальская эпоха, и в ней она отличала искусство Жинчи, любимым поэтом был Сергей Марон. Гуля разделяла стремления моего отца – это нельзя отрицать… Я рассказал вам потому… Ну, не рассказал бы я – вы бы услышали от других. Родители Игоря – Роман Григорьевич и Гуля Бикташевы – оба известные педагоги, мой отец тоже из этой неисправимой среды, там все про всех знают – я повторяюсь… А вы знаете, как называли коллеги моего отца и Гулю? Укалаевские Ромео и Джульетта! Смешно – Ромео почти на двадцать пять лет старше Джульетты… Хотя на словах очень красиво…

Елена – Вадим, но ведь я знакома также с Романом Григорьевичем. Как он к этому относился?

Вадим – Ваш будущий свекор? Хм… Точно не знаю, а теперь не интересуюсь… Однако показательно, что он согласился на переезд в Устан только после смерти моего отца. Родители Игоря долгое время жили в Укалаеве и тоже преподавали в местной школе… И это при том, что Роман Григорьевич – один из лучших математиков в области, его неоднократно приглашали и в устанские гимназии, и в УсГУ, предлагали отличные условия… Бикташевы уехали только три года назад…

Елена – Зачем вы все рассказали?

Вадим – Чтобы вам не было неловко, когда вы узнаете. А может, вы мне просто понравились и я решил с вами пооткровенничать… Лена, несмотря ни на что, мы с Игорем – друзья со школы.

Елена – Очень странно это.

Вадим – В Укалаеве вокруг вас будет много странностей. Отучитесь удивляться… Нам пора в Котуть. Мы ждем одного человека.

Елена – Кого? И когда поедем?

Вадим – Венера Седон обещала подбросить на своей машине. Но она сказала, что заезжать не будет – высадит нас на въезде. Вот мы и пройдемся.

Тьма и Укалаев. Книга 1. Части 3, 4, 5

Подняться наверх