Читать книгу Братья Sisters - Патрик де Витт - Страница 15

Утром голова ныла от боли. Не из-за похмелья. Нет. Из-за усталости и недосыпания. Хотя и бренди, пожалуй, внес свою лепту. Я умылся над тазиком и, раскрыв окно, почистил зубы. Ветерок приятно холодил голову, и в то же время в нем ощущалось тепло – первый признак весны, внушающий спокойствие и чувство, что все идет правильно, по порядку. Я решил проверить, как день начинается для Чарли. Оказалось, еще хуже, чем для меня.

– Я и сам проснулся дурной, – сказал я. – Сейчас мне, правда, получше. Должно быть, зубной порошок лечит не одни только зубы.

– Скажи, пусть приготовят ванну, – прокаркал Чарли из-под горы пледов и простыней. – Хочу ядреный кипяток.

– Ванна стоит четвертак.

Про деньги я сказал, потому что видел вчера табличку с ценами в вестибюле. Дома у нас ванна стоит пять центов. Чарли про дороговизну и слышать не желал.

– Плевать! Пусть дерут хоть двадцать пять долларов, я приму ванну. Только ею и спасусь этим утром, если вообще спасусь. Воду надо разогреть так, чтобы в ней и цыпленка можно было сварить. Да, кстати, сбегай для меня за лекарством в аптеку.

– Ты у нас главный, а так часто надираешься. Что Командор подумает?

– Хватит языком чесать, – умоляюще произнес Чарли. – Найди хозяйку. Запомни: ванна, кипяток ядреный!

– Схожу в аптеку и вернусь.

– Умоляю, быстрее!

Хозяйка сидела за стойкой в вестибюле и штопала наволочку. Вчера я почти не обратил на нее внимания, но сегодня отметил ее округлые плотные формы, молодое, симпатичное, хоть и бледное, личико. Волосы женщины липли к вспотевшему лбу. Рука, вооруженная длинной иглой, быстро ходила туда-сюда. Желая привлечь к себе внимание, я постучал по крышке стойки. Женщина раздраженно обернулась.

– Мой брат перепил бренди, и ему плохо. Нужна горячая ванна.

– Тридцать центов, – монотонно ответила женщина.

Я глянул на табличку: за ванну по-прежнему полагался четвертак. Не успел я озвучить сомнения, как хозяйка пояснила:

– Это вчера ванна стоила четвертак. Сегодня тридцать центов. Скоро цена поднимется еще на пятерку.

– Ох и заработают рисовальщики ценников, – заметил я.

Поглощенная шитьем, женщина не ответила. Я добавил:

– Лучше мне поспешить, а то за ценами вашими не угонишься.

Женщина даже не улыбнулась. Ишь ты! Дабы позлить ее, занятую такую, я выложил на стойку двадцатидолларовую монету. Хозяйка долго смотрела на крупную деньгу, потом схватила и, сунув в карман засаленного фартука, выудила оттуда же сдачу. При этом она нисколечко не пыталась скрыть неприязнь ко мне. Тогда я счел за благо предупредить ее.

– Знаете, мэм, в отличие от меня мой братец не столь сдержан, а по утрам так и вовсе злой ходит. Он ждет горячую ванну, и лучше бы вам поторопиться. Поверьте на слово: мой братец в гневе страшен.

– Будет ему кипяток, – ответила женщина.

Сунув подушку под мышку, она отправилась на кухню, где исходили паром котлы. Когда хозяйка проходила за бисерную занавесь, то пригнулась, и я заметил, что юбка у нее застряла промеж ягодиц. Изящным, машинальным движением женщина оправила юбку. Впрочем, как вы понимаете, было поздно. Я увиденным остался доволен и принялся насвистывать бодрую мелодийку.

Выйдя из гостиницы, отправился на поиски аптеки или врача. Однако не о лекарстве я думал. Мозги упорно возвращались к мыслям о женщинах и любви. Прежде я не заводил длительных связей, разве что на ночь, да и то со шлюхами. Правда, и с продажными девками я старался быть вежливым, общительным… чтобы, уходя от них, вновь почувствовать одиночество и горький привкус притворной дружбы. Уже год или около того я к шлюхам не наведываюсь – надоело разыгрывать близость. Не в моем положении думать о чувствах, однако всякий раз, проходя мимо стеклянных витрин лавок и глядя на свою тушу, я гадал: полюбит ли кто-нибудь и когда-нибудь вот такого?

Отыскав наконец аптеку, я прикупил пузырек морфина. Когда вернулся в отель, то встретил хозяйку. Та топала вниз по лестнице. Под мышкой она несла металлический кувшин, а бок у нее темнел от пролитой воды. Решив, что неплохо бы нам с ней поприветствовать друг друга, я снял шляпу и худо-бедно изобразил на лице улыбку. И только тогда заметил, что женщина тяжело дышит и явно кипит негодованием. Я спросил: в чем дело. Хозяйка ответила (довольно громко), дескать, братец мой – варвар и, даже варясь в кипятке преисподней, он не отмоется. Тогда я поинтересовался, что он натворил, но женщина, не отвечая, прошла мимо. Внизу зашелестела бисерная занавеска, громыхнул о стену кувшин.

Я немного постоял на лестнице, вслушиваясь в наполняющие гостиницу звуки: шаги невидимых ног, скрип половиц и дверных петель, приглушенные голоса, смех и детский плач. В стене напротив я заметил свечу. Зажег ее и потушил спичку, ткнув ею в столбик воска. Глянул наверх и увидел, что дверь в нашу с Чарли комнату распахнута. Войдя, я удивился: Чарли лежал в ванне и в полный голос беседовал… со мной, хотя он знал, что меня нет в комнате. Говорить, сидя в ванне, мой братец приучился еще в детстве. Юркнув в комнату и подкравшись к уборной, я прислушался.

– Главный я и точка, понял? Ты? Ты даже с лошадью без посторонней помощи не управишься. И вообще ты дохляк. Дохляк, дохляк. Болезни и беды прямо липнут к тебе. Не будь ты моим кровным родственником, я бы давно бросил тебя. Ага, Командор так мне и сказал: «Брось его». Но я ему в ответ: «Нет, ни за что». Командору моя преданность по душе. С ним я не пропаду, ведь он уверяет: «За преданность платят той же монетой». Да, так он и сказал. Командор в меня верит. Он не предаст меня, братец, не сумлевайся. Что, смешно? Да? Смейся, смейся, вечно ты так. Но прежде ответь на вопрос: в тебя кто-нибудь верит?

Он окунулся в воду и поскребся. В этот момент я постучал в дверь уборной. Вошел, неловко запинаясь, и зачем-то откашлялся.

– Чарли, я тебе лекарство принес.

Я храбрился, стараясь говорить как ни в чем не бывало, однако тон моего голоса все-таки выдал боль. Чарли в этот момент наполовину вылез из ванны: красный от пояса и ниже, словно в малиновых кальсонах, братец блевал в плевательницу. Его бока судорожно сжимались, как будто выдавливали из себя ядовитую желчь.

Задыхаясь, Чарли поднял палец и сказал:

– Погоди.

Он продолжил блевать, а я подвинул стул и присел подле ванны. Колени у меня дрожали, и я тщетно желал забыть обращенные ко мне злые слова. Наконец, устав ждать, я поставил пузырек с морфином на стул и указал на дверь, дескать, меня ждет неотложное дело. Занятый хворью, Чарли и не заметил, как я ушел.