Читать книгу Братья Sisters - Патрик де Витт - Страница 16

Пойти было некуда. Да я и не желал никого видеть – еще заметят мою удрученную мину. Поэтому я просто стоял в коридоре, переминаясь с ноги на ногу, глубоко дыша и пытаясь очистить разум от любой сознательной мысли. Свеча в мое отсутствие успела погаснуть. Должно быть, сквозняком задуло. Хотя нет, спичка пропала. Тогда я вновь зажег фитилек и воткнул спичку в воск.

Хотелось поговорить, неважно с кем. С хозяйкой? Может, тайно оставить записку? Но у меня при себе нет ни бумаги, ни чернил. Да и что я скажу? «Дорогая мисс, прошу, умойтесь и будьте любезны со мной. У меня есть деньги. Дать их вам? Все равно не знаю, что с ними делать»?

Просидев минут двадцать на ступеньках, я вернулся в комнату. Чарли в новой рубашке и без штанов сидел на кровати. Он держал в руке новый сапог и любовно гладил его. Морфина вылакал целую треть: уголки глаз обвисли, и сам братец выглядел довольным, как свинка в праздник.

– Как головка, Чарли?

– Болит, но из-за лекарства мне все равно. – Заглянув внутрь сапога, он торжественным тоном произнес: – Экий талантище вложен!

Меня передернуло от омерзения.

– Видел бы ты себя со стороны, – сказал я.

Веки Чарли опустились и приподнялись, словно занавески на окнах. Пожав плечами, братец выдал:

– Иногда слабина… простительна.

– Когда думаешь сниматься с места?

Дальше Чарли говорил с закрытыми глазами.

– В таком виде я никуда не поеду. День-два ничего не решат. Эта бабенка сказала: завтра утром состоится дуэль. Посмотрим поединок и свалим.

– Как скажешь.

Приподняв веки самую малость, Чарли произнес:

– Какой-то ты странный. Разговариваешь иначе.

– Все по-прежнему.

– Ты подслушивал? Пока я сидел в ванне? – Я не ответил, и братец полностью раскрыл глаза. – Я вроде слышал, как ты скребешься под дверью. Такова цена за грех подслушивания.

Внезапно Чарли согнуло, и у него из горла на пол хлынула желтая струя. Когда Чарли вновь на меня посмотрел, с лица у него текло, а влажные губы изогнулись в дьявольской усмешке.

– Чуть в сапог не наблевал! Представляешь, братец, если б я не промазал? Вот была бы печаль.

– Оставлю тебя.

– Что? Нет, ты останься. Мне же плохо! Ну прости, если обидел. Подумаешь, сболтнул лишнего! Я не нарочно.

– Лучше я побуду один. Допивай лекарство и ложись спать.

Я развернулся к двери, но Чарли, то ли не замечая моего ухода, то ли притворяясь, что не видит моей спины, продолжил:

– Должно быть, бренди был отравлен. – Он сблевал, не раскрывая рта. – Еще ни разу мне не было так хреново после пьянки.

– Я пил с тобой и не отравился.

– Так ты и выпил-то граммульку.

– С пьяной головы на трезвую не перекладывай.

– Значит, я пьяница, да?

– С меня на сегодня хватит. Пойду займусь швами на щеке. Увидимся позже, братец, и держись от салунов подальше.

– Уж не знаю, не знаю… Я ведь горький пьяница! Меня брат родной бросил!

Чарли задирал меня, подстрекая на драку и разжигая в себе гнев. Думал с его помощью унять чувство вины. Нет уж, черта с два. Я отправился вниз (заметив по пути, что свеча горит и спичку не тронули) и нашел хозяйку на месте. Сидя за стойкой, она читала письмо и улыбалась. Должно быть, вести пришли добрые: женщина поприветствовала меня если не тепло, то хотя бы не столь холодно, как прежде. Я попросил ножницы и зеркало, в ответ на что она предложила постричь меня за пятьдесят центов. Я отказался, объяснив, что инструменты нужны для более мрачных процедур. Женщина стала напрашиваться со мной в комнату: хотела посмотреть, как я буду удалять швы. Я ответил, что, мол, хотел бы побыть немного отдельно от братца.

– Понимаю вас, – ответила хозяйка.

Она спросила, где же я тогда собираюсь проводить операцию. Я признался, что пока не решил. Тогда она пригласила меня к себе.

– Что, дел больше нет? – поинтересовался я. – Еще утром вы едва нашли для меня минутку.

Зардевшись, женщина объяснила:

– Простите, если была резка с вами. На прошлой неделе помощница оставила меня, и я несколько ночей кряду не спала, думала, как бы удержаться на плаву. Да еще случилась болезнь в нашей семье.

Постучав пальцем по письму, она кивнула на лист бумаги.

– Так все обернулось добром? – спросил я.

– Беда миновала, хоть и не полностью.

Сказав так, она впустила меня за стойку и провела сквозь бисерную занавеску в свой сокровенный мирок. Бисерины, касаясь лица, приятно щекотали кожу, и я прямо-таки затрепетал от счастья. Мне подумалось: это происходит взаправду, я живой, и я живу.