Читать книгу Князь Меттерних: человек и политик - Павел Юхимович Рахшмир - Страница 9
Глава II. Парижские университеты
I
ОглавлениеСравнительно короткий период долгой жизни Меттерниха, связанный с его пребыванием в Париже в качестве посла (с августа 1806 г. по июнь 1809 г.), был совершенно уникален с точки зрения формирования его как политика, не дипломата, но именно политического деятеля, государственного мужа. Ни Берлин, ни тем более Дрезден не могли дать опыта большой европейской политики. На дипломатии прусского и саксонского дворов, конечно, в разной степени, но все же лежал отпечаток провинциальности. Нести службу в Париже – это значит находиться в эпицентре европейской, да и вообще мировой политики. Здесь предстояла встреча с Наполеоном, человеком, чьи дарования дипломата и государственного деятеля не уступали его полководческому гению. В Париже зарубежных послов «поджидал» сам Ш. М. Талейран – крупнейший дипломат нового времени.
При всей своей самоуверенности Клеменс испытал серьезные сомнения, когда перед ним открылась перспектива отправиться послом во французскую столицу. Позже он признавался, что охотнее поехал бы в Петербург. Царь Александр I произвел на него в Берлине самое лучшее впечатление. У него сложились хорошие отношения с российскими дипломатами и в Дрездене, и в Берлине. Даже страх перед русскими морозами отступал на второй план при мысли о тех испытаниях, которые подстерегали его в Париже. Конечно, двор наполеоновской империи будоражил его воображение, интриговал своей новизной, неизведанностью. Но по своему характеру он предпочел бы знакомое, испытанное. Кроме того, в Париже ему предстояло представлять только что разгромленную и разграбленную страну. Он сам признавал: «Задача представлять во Франции Австрию непосредственно после Пресбургского мира была сопряжена с такой суммой трудностей, что я был озабочен, смогу ли справиться с ними?»[101]. Но задним числом Меттерних утверждал, что отправился в Париж с намерением изучить сильные и слабые стороны Наполеона, чтобы эффективнее бороться против него.
История с назначением Клеменса австрийским послом во Франции довольно запутанная, но все же она дает возможность представить, от какого причудливого сочетания факторов зависела в те времена дипломатическая карьера, как вертелись колесики механизма династической кабинетной дипломатии. Это позднее Меттерних представил дело таким образом, что все его проблемы сводились к выбору, куда ехать – в Петербург или Париж. Ему пришлось пережить хотя и недолгий, но неприятный период неопределенности. Ведь берлинская миссия кончилась для него неудачно. В Париж граф Штадион намеревался послать Кобенцля. Новый австрийский министр помышлял о новой войне с Францией, на серьезное долгосрочное соглашение с ней он не рассчитывал. Кобенцль, типичный дипломат старой школы, пользовавшийся репутацией франкофила, если бы и не добился от французов каких-то поблажек, то во всяком случае мог бы тянуть время, необходимое для регенерации австрийской военной мощи. Однако Наполеон достаточно хорошо знал Кобенцля (он вел с ним переговоры еще в Кампо-Формио) и отклонил его кандидатуру.
Император французов потребовал, чтобы в Париж был послан кто-нибудь из семейства Кауница, «истинно австрийского дома, издавна связанного с французской системой». В этом явно ощущалось влияние наполеоновского министра иностранных дел Талейрана, сторонника франко-австрийского сближения в духе традиции Шуазеля и Кауница. Первоначально он имел в виду князя Алоиза Венцеля Кауница, бывшего посла в Неаполе. Впрочем, фигурировали и такие имена представителей австрийских домов, как князь Лихтенштейн и князь Шварценберг. Имя Меттерниха еще не произнесено. Есть основания полагать, что оно было подсказано французскими коллегами Клеменса по Дрездену и Берлину. Бывший посланник в Саксонии Ларошфуко занимал тогда пост французского посла в Вене, а приятель по Берлину Лафоре был доверенным Талейрана. Не исключено, что вмешательство Ларошфуко было инспирировано самой четой Меттернихов. И все же Париж манил сильнее, чем пугал. Это был большой скачок в дипломатической карьере назло всем «добрым родственникам» из семейства Кауницев, которые пытались помешать назначению Клеменса, но безуспешно. Он не скрывал своего удовлетворения, что благодаря назначению в Париж ему удалось перепрыгнуть всех своих былых сотоварищей по дипломатическому корпусу.
Наряду с честолюбием Меттерниха привлекали в Париж и более приземленные материальные причины. На его расточительном отце уже висел долг в 700 тыс. гульденов с годовыми платежами в 35 тыс. Кроме того, в результате войны Франц Георг лишился совсем недавно полученного Охсенхаузена. Клеменс добился 90 тыс. гульденов посольского жалования в год. Ему помогло то обстоятельство, что скуповатый Кобенцль в бытность свою послом не устраивал роскошных приемов, приличествующих представителю великой державы. Французы были этим недовольны, и это давало повод требовать более солидного содержания. Меттерних втайне надеялся, что в силу своего положения в Париже ему удастся добиться возвращения Охсенхаузена или, по крайней мере, компенсации за него.
Финансовые и прочие проблемы задерживали Меттерниха в Вене. Не торопил его и Штадион. Но оказалось, что проволочки на руку французам. Посол Австрии в июльские дни 1806 г. был бы лишь помехой для Наполеона. Он завершил реализацию своего германского плана. Наряду с Австрией и Пруссией Наполеон создавал как бы «третью Германию» в виде Рейнского союза из 16 западногерманских государств, провозгласив себя его протектором. В своей германской политике император французов опирался главным образом на средние государства, чувствовавшие себя неуютно между Австрией и Пруссией. К ним были присоединены многочисленные мелкие владения, от княжеских до рыцарских, в том числе и меттерниховский Охсенхаузен, включенный в состав Вюртемберга. Кстати, Меттерних впоследствии позаимствует наполеоновский опыт, противопоставляя Пруссии союз со средними и малыми государствами.
Конечно, в процессе создания Рейнского союза не обошлось без выкручивания рук; какие-то государства выигрывали, а какие-то проигрывали от вступления в него. Недовольные по традиции могли апеллировать к представителю Австрии, пусть даже без шансов на реальную помощь. 10 июля 1806 г. Наполеон направил Францу II ультиматум с требованием отказаться от титула императора Священной Римской империи германской нации. В Вене заторопились, и Меттерниху было предложено ускорить отъезд в Париж. Однако 12 июля Наполеон распорядился не пропускать во Францию австрийских и русских дипломатов. Конечно, это плохо вязалось с дипломатическими нормами, но Наполеон никогда не был формалистом. 23 июля Меттерниха и российского дипломатического представителя Убри задержали в Страсбурге. Меттерних был достаточно благоразумен, чтобы не поднимать шума. Он с удовольствием гуляет по Страсбургу, где множество памятных мест, связанных с его юностью. Наконец 29 июля он получил разрешение и на другой день отправился в Париж.
Там его ожидали трудные проблемы. Прежде всего надо было удержать Францию в рамках пресбургских условий и, если удастся, смягчить их, особенно по Адриатике. Сложность положения австрийского посла усугублялась тем, что Штадион рассматривал мирный период в отношениях с Францией как антракт, за которым вновь последует война, поэтому главное – выжидать, воздерживаться от сколько-нибудь серьезного улучшения отношений с Францией. Определенные авансы французам, по мнению Штадиона, имеют смысл лишь с целью воздействия на Россию, чтобы поднять в ее глазах пошатнувшийся престиж и вес Австрии, притормозить российскую экспансию в Восточной Европе и на Ближнем Востоке. К моменту прибытия в Париж Меттерних, как и его шеф, не видит возможности для принципиального улучшения отношений с Францией и тем более для союза с ней.
5 августа Меттерних был чрезвычайно любезно принят Талейраном, который извинился за неудобства, причиненные послу в Страсбурге. Первую аудиенцию Наполеон назначил Меттерниху на 10 августа, ровно через месяц после подписания смертного приговора Священной Римской империи, а 6 августа 54-й за всю ее историю император, Франц II, стал первым императором Австрии; из Франца II он таким образом превратился во Франца I. Это обстоятельство создало определенные процедурные трудности. Клеменс показал себя достойным сыном своего отца, педантичного ревнителя всех тонкостей дипломатического этикета. Проблема заключалась в следующем: должен ли он быть аккредитован как посол Священной Римской империи или как посол австрийской империи. Меттерних настаивал на первом варианте. Талейран, с которым он согласовывал этот вопрос, не стал возражать. Но главный церемониймейстер Сегюр вечером 9 августа передал Меттерниху, что Наполеон примет его в качестве посла Австрийской империи. Хотя Клеменс и начал было возражать, но доводить дело до скандала все же не решился. В конечном итоге сошлись на том, что он будет принят как посол Австрийской империи, оставив за собой право, если потребуется, вручить новые верительные грамоты. Он был очень доволен своим поведением в этом эпизоде.
На другой день его ожидал в Тюильри теплый прием. Впервые Клеменс испытал на себе чары человека, которого он заочно ненавидел. Двойственное отношение к Наполеону отразилось и в описании самого приема. Меттерних, которого потом нередко обвиняли в пристрастии к императору французов, описывая это событие в весьма торжественных тонах, вдруг как бы спохватывается и старается ослабить впечатление, произведенное Наполеоном. Он отмечает у него черты выскочки (parvenu). Однако некоторые историки оспаривают достоверность описанных Меттернихом деталей, в частности тот факт, что на дипломатическом приеме Наполеон был в военной форме и с треуголкой на голове.
Дружелюбие Наполеона, возможно, было обусловлено стараниями Ларошфуко, который советовал не отождествлять позицию Меттерниха с непримиримой антифранцузской линией Штадиона. Наполеон во время разговора резко обрушился на австрийского министра иностранных дел, вспомнил о союзе 1756 г. 2 сентября последовала частная аудиенция, как раз тогда и произнес Клеменс свою, можно сказать, хрестоматийную фразу. «Вы слишком молоды, Меттерних, чтобы представлять одну из старейших империй», – сказал Наполеон. «Сир, мне столько же лет, сколько было Вашему Величеству при Аустерлице», – ответил австрийский посол. Трудно было устоять перед такой изысканной лестью. Слова Меттерниха тотчас же стали известны всему Парижу. «Его Величество весьма доволен графом Меттернихом и очень хорошо его принял»[102], – писал Талейран Ларошфуко, видимо, отдавая ему должное за рекомендации, которые тот дал Клеменсу. В Вене тоже довольны свои послом. Там опасались, что Наполеон не остановится на создании Рейнского союза в том виде, в каком он был провозглашен. В Баварии, Бадене, Вюртемберге государи были не прочь с помощью Франции продолжить военные действия, отвоевать у Австрии новые территории. Прием, оказанный Меттерниху, несколько успокоил и австрийцев. Штадион поздравил посла с хорошим началом.
Вскоре, однако, намечается различие в позициях Меттерниха и его шефа графа Штадиона. Оба согласны в том, что признание французской гегемонии в Западной Европе неизбежно. Меттерних говорит о ненасытных амбициях Наполеона, о нелепости его системы универсального господства, противоречащей принципу равновесия сил, эквилибра. Но гибкий ум молодого посла все же не может примириться с безысходностью ситуации. В отличие от своего министра Меттерних приходит к выводу, что Австрийская империя может сосуществовать с наполеоновской системой. Наполеона необходимо убедить в этом определенными уступками, которые должны быть не плодами страха, а проявлением доброй воли. Учитывая психологию parvenu, Меттерних надеялся, что Наполеона удастся в какой-то мере умиротворить вводом его в круг старых династий. В этих его размышлениях уже можно уловить зачатки идеи «австрийского брака».
Пока же он надеялся отделаться меньшим. В частности, он предлагал обмен орденами между Австрией и Францией. Его мало смущало то обстоятельство, что корсиканец может стать рыцарем ордена Золотого руна. Меттерних рекомендует Вене отказаться от антинаполеоновской пропаганды. Зная о проавстрийских симпатиях Талейрана, он пытается завязать с ним широкую дискуссию об основах отношений между двумя державами. Мэтр дипломатии искусно ускользал от главного, предпочитая говорить о частностях, но во время аудиенции 2 сентября Талейран сам завел разговор о принципах. За несколько дней до этого Наполеон во время прощальной аудиенции австрийскому генералу Винценту, который играл видную роль в переговорах о мире, снова вспомнил о союзе 1756 г. Хотя 2 сентября речь о союзе Шуазель-Кауниц не заходила, однако Талейран сказал, что начинается новая эра в истории отношений двух государств. Следует забыть недавнее прошлое, Наполеон не против того, чтобы вступить в тесные отношения с Австрией. Весьма довольный таким оборотом дел, Меттерних тем не менее проявил осторожность: «Великие империи, как и обычные люди, должны в своих отношениях друг с другом проходить неизбежные промежуточные стадии, чтобы не бросаться из одной крайности в другую»[103]. Хотя дальше разговоров дело не пошло, пробный шар, однако, был запущен. Меттерних готов погрузиться в разработку конкретных деталей. Однако для Штадиона австро-французский союз был принципиально неприемлем.
Дипломатия Меттерниха вступила в противоречие, пока еще трудно уловимое, с инструкциями из Вены. Инструкции сковывают его инициативу. Между тем он только почувствовал вкус к большой европейской политике. Его же ориентировали, что Австрии сейчас не до того, дай Бог как-то продержаться. Упрямое сопротивление без хитроумных маневров. Штадион отклонил даже идею обмена орденами. И на такой основе в инструкции предлагалось работать Меттерниху! «Я надеюсь, – писал Штадион, – что Вы найдете на этой базе возможность для действительного сближения между нами и двором Тюильри, сохраняя одновременно ту степень осмотрительности, которая должна быть основой любых политических отношений»[104]. В последних словах нетрудно уловить предостережение не в меру инициативному послу.
Клеменс попал в щекотливое положение. По инструкции ему следовало бы вести себя осторожно, уклончиво, а Талейран неоднократно ставил вопрос о перспективах франко-австрийского союза. Причем проверкой на искренность должна была стать проблема Каттаро. В этот порт на Адриатике австрийцы пропустили русских, и теперь французы предлагали австрийцам изгнать из него бывших союзников. За это Талейран обещал вернуть Браунау, удерживаемый Францией в качестве залога. Тогда Меттерних в соответствии с инструкциями характеризовал позицию Австрии как чистый и простой нейтралитет. В ответ на это Талейран замечает, что такая австрийская позиция Франции ничего не дает, более того, она позволяет Австрии примкнуть в подходящий момент к той стороне, которая возьмет верх. Меттерних тоже прекрасно понимает, что французы предлагают союз, чтобы вывести Австрию из игры в канун новой войны. Идее союза он противопоставляет тактику «мелких шагов». Все же, на его взгляд, было бы неразумно отвергать с порога интересное предложение, позволяющее завязать серьезные переговоры. Если Наполеон считал, что важно завязать сражение, а затем его полководческий гений подскажет наилучшее продолжение, то Меттерних весьма небезуспешно руководствовался аналогичным принципом в своей дипломатической практике. Главное – завязать переговоры, а дальше остается уповать на дипломатическое искусство.
Высшим дипломатическим «пилотажем» Меттерних как раз и овладевал в Париже, усваивая уроки такого признанного мэтра дипломатии, как Талейран. Однако он не был робким учеником, который почтительно внимает своему профессору. Как уже говорилось, Клеменс с юных лет отличался апломбом, чрезвычайной самоуверенностью. И теперь, когда с разбитой и униженной Австрией мало считаются враги и недавние союзники, ее посол горделиво заявляет: «Я несу на моих плечах весь мир». Так он писал своему отцу 16 сентября 1807 г. Эти слова прочно войдут в его обиход, их часто можно встретить в его многочисленных писаниях.
В разгар переговоров Меттерниха с Талейраном вспыхнула война между Францией и 4-й антинаполеоновской коалицией. Переговоры французов с Россией зашли в тупик. Александр I заключил тайный военный союз с прусским королем Фридрихом Вильгельмом III, который 1 октября 1806 г., набравшись духу, потребовал от Наполеона отвести войска за Рейн. Меттерних видел бессмысленность прусской политики и не сомневался в победе Наполеона. Однако императору французов и его министру иностранных дел пришлось отправиться к театру военных действий. Чтобы не терять контактов с ними, Меттерних готов сопровождать их и на войне. Но Штадион не дал санкции на это, ограничив ему свободу маневра. Первый раунд переговоров с Талейраном закончился безрезультатно. После отъезда Наполеона и Талейрана дипломатическая жизнь в Париже заглохла, наступили своего рода каникулы. До возвращения Наполеона Меттерних, по его собственным словам, был «парижским отшельником».
101
NP. Bd. 1. S. 54.
102
Цит. по: Botzenhart М. Metternichs Pariser Botschafterzeit. München, 1967. S. 59.
103
Ibidem.
104
Ibid. S. 62.