Читать книгу Небо напрокат - Полина Царёва - Страница 21
Vivace
21
ОглавлениеВремя шло быстро. Из юной девушки я превращалась в молодую красивую женщину. Мне исполнился двадцать один год, и я заканчивала училище. Ничего не изменилось за эти четыре года. Мои сокурсницы вовсю дружили с молодыми людьми, выходили замуж. А я об отношениях с парнями даже слышать ничего не хотела. Для меня их просто не существовало. Я даже в мыслях, в своих самых смелых фантазиях не могла представить, что какой-то юноша будет меня целовать. Да и кто может сравниться с Отцом Александром? На его фоне все мужчины меркли и казались никчемными.
От отца Александра после той унизительной записки больше не было никаких вестей. Он не писал и не звонил. Я тоже не писала и не звонила, хотя стоило это мне героических усилий. Много раз за эти годы моя рука, предательски дрожа, тянулась к телефону, чтобы набрать его номер. Но в последний момент разум приказывал мне остановиться. Нельзя! Я очень хорошо это понимала. Я знала, что если бы он хотел, то обязательно дал бы о себе знать. Если бы он так же страдал обо мне, как я о нем, он бы позвонил. Но он молчал. И я не смела вторгаться на его территорию, в его жизнь.
Когда я уже окончательно смирилась с тем, что он больше не появится в моей жизни, раздался звонок. «Тебя к телефону!» – крикнули мне с вахты. Я нехотя подошла к аппарату. Я никого не ждала.
– Алле, – равнодушно произнесла я.
– Здравствуй, милая моя девочка! – раздался в трубке голос Отца Александра.
Я молчала. Странно, у меня не было никаких эмоций. Я не обрадовалась, не удивилась. Не было ни злости, ни обиды, ни радости. Не было ничего, кроме пустоты и безразличия.
– Алле! Ты меня слышишь? – гремел его бас. – Я сегодня выезжаю к тебе, поездом. Слышишь меня? Алле!
– Сегодня выезжаю поездом к тебе! – глядя в одну точку, повторила я.
– Ну, все! До встречи! – и он отключился.
Зачем он едет? Что ему опять от меня нужно? Ведь я только успокоилась, только научилась жить без него, дышать без него. И он, тут как тут, неизвестно зачем появляется на моем пути.
Конечно же, я его ждала. На смену пустоте и безразличию пришло чувство волнительного ожидания. В общежитии я сказала, что ко мне едет дядя, чтобы не было лишних вопросов.
Часы перед встречей тянулись мучительно долго. Я ходила по своей маленькой, но уютной комнатушке, нервно поглядывая на себя в зеркало.
И вот долгожданный стук в дверь. Мне показалось, что это рухнуло мое сердце. Дрожащей рукой я с силой дернула ручку, и дверь послушно открылась. На пороге стоял Отец Александр, которого я знала четыре года назад. Он нисколько не изменился. Мы смотрели друг на друга. Как будто и не было расставания, как будто и не было той подлой записки. Но память настойчиво твердила мне о предательстве Отца Александра. Вмиг я почувствовала, что уже не смогу относиться к нему так, как прежде. Слишком много претензий и обид засело в моем сердце. И они затмили все те светлые чувства, которые я когда-то к нему испытывала.
– Здрасьте! – как – то язвительно заговорила я.
– Здравствуй, моя хорошая! – он перешагнул через порог и нежно обнял меня.
Во мне словно снежный ком нарастала обида за все унижения, которые я вытерпела по его милости.
Мы прошли в комнату. Повисла тягостная пауза. Он сел на кровать и ласково посмотрел на меня. Я стояла перед ним раскрасневшаяся, с горящими от злобы глазами.
– Сними с моей шеи крестик! – тихо, но твердо сказал Отец Александр.
Повинуясь, я подошла ближе и трясущимися руками коснулась горячей шеи Отца Александра. Меня окатило волной. Стало невыносимо жарко. Я тяжело дышала. Забитые в угол чувства нежности, заботы, любви пробивались наружу. Я злилась на себя за свою слабость, но чувства были сильнее меня. Я села к нему на колени, обняла за шею и зарылась своим лицом в его густых кудряшках. Слезы, силой удерживаемые мной, рвались наружу. И не справившись с нахлынувшими чувствами, я разрыдалась, как маленькая девочка, на его мощном внушительном плече. Он гладил меня по голове, слегка покачивая на коленях, до тех пор, пока я не выбилась из сил и не затихла. Мне стало легко и хорошо. Слезы вытащили из меня накопившуюся боль. Я сидела на коленях у человека, которого когда-то любила. Любила и теперь. Но защитный барьер, который вырос во мне за эти годы, не давал мне раскрыться. Я не могла полностью расслабиться, поскольку больше не верила ему. Он пал в моих глазах. Из-за него я ненавидела всех священников. Благодаря ему я больше не ходила в церковь. И именно по его милости в моем сердце появились боль и отчаяние первой любви.
Отец Александр был со мной ровно сутки. Мы болтали с ним на разные темы, как две близкие подружки. Он рассказал, что якобы ту позорную записку его заставила написать жена. Что ей попались на глаза мои письма. Но я почему-то не верила этому. Мне не давало покоя ощущение того, что я кукла-марионетка в его спектакле жизни. Ему нравилось держать меня на веревочке, то ослабляя ее, то натягивая до предела.
– Ага! Жена заставила! – передразнила я его. – А ты сам-то способен принимать решения и брать на себя ответственность, или как?
Он опустил глаза и слегка покраснел. Ему было неловко. Ничего не ответив, он закурил. Он много курил и литрами пил крепкий черный кофе. Я смеялась над ним: Святой Отец и с сигаретой в руках! Как-то не сочетается! Он улыбнулся, подошел близко-близко и притянул к себе, намереваясь меня поцеловать. Я отскочила от него, как от огня.
– Я тебе не кукла! – заорала я.
Он отвернулся к окну и тихо сказал:
– Прости меня!
– Да иди ты со своим прощением, Преподобный Отец! – задыхаясь от злости и накатившего волнения, выпалила я.
Впрочем, хорошие моменты в нашей с ним встрече тоже были. Я с интересом его расспрашивала, как ему служится на новом месте? Нравится ли?
– А вот когда люди исповедуются, они сами начинают рассказывать тебе о грехах? – спросила я.
– Кто как. Некоторые сами. Кто подходит и молчит, того спрашиваю я, стараясь разговорить, – охотно рассказывал Отец Александр. – Знаешь, бывают такие грехи, о которых очень тяжело начать говорить!
– Знаю! – невесело ответила я.
Я не рассказала ему о том, что была у священника, не рассказала, как этот священник отругал меня за отношения со Святым лицом. Не сказала я ему и о том, что теперь ненавижу всех священников, вместе взятых. И его в том числе! Что наряду с безумной и сумасшедшей любовью к нему живет рука об руку чувство лютой ненависти. Я не могла понять: чего во мне больше? Любви? Ненависти? Или того и другого поровну? Меня одновременно и тянуло к нему, и отталкивало.
Перед отъездом он сделал еще одну попытку добиться от меня близости. Погладив меня по голове, он опустил руку на мою грудь.
– Отстань! – с силой оттолкнула я его. – Я не хочу! – и, закрыв лицо от неловкости и стыда, я отвернулась к стене.
Прощались мы рассеянно и холодно. Было неловко. Мне – за то, что я слишком строго и вызывающе себя вела, ему – за то, что позволял себе слишком много вольностей. Мы стояли на улице, перед зданием железнодорожного вокзала, и он нервно курил.
– Ты не жалеешь, что приехал ко мне? – вдруг спросила я.
– Нет! – коротко ответил он, и отвернулся.
Я уткнулась в его плечо. Он обнял меня своими мощными руками. И мы замерли в ожидании поезда.
– Прости меня, пожалуйста, Отец Александр! – с грустью в голосе произнесла я. – Я вела себя, как дура!
– Ну, что ты, глупенькая! Разве могу я на тебя обижаться? Ты ведь мой самый дорогой и близкий человечек!
– Я не могу без тебя! – вдруг сказала я.
Он помолчал, поежился.
– Помнишь, ты мне читала стихи?
Я кивнула. Любовь к стихам у меня была с детства. Как-то после очередной Службы мы шли с ним на остановку. Я сказала, что обожаю стихи, а он попросил что-нибудь прочесть. И сейчас тем же голосом, с той же интонацией, он попросил:
– Прочти, пожалуйста, то стихотворение, которое ты читала мне тогда, много лет назад.
Не заставляя себя ждать, я начала читать, средь шумной разношерстной вокзальной толпы.
В том городе, не верящем слезам,
Есть женщина. Она слезам не верит.
Она тебя спокойным взглядом смерит:
Сам полюбил – расплачивайся сам!
Та женщина все в прошлое глядит,
Оно ей крепко крылья изломало.
Что сделаешь? Ее щадили мало.
Так и она тебя не пощадит!
– Не пощадит! – глухо повторил Отец Александр.
– Объявляют посадку, – рассеянно сказала я.
Мы стояли на перроне, как-то неумело прижавшись друг к другу, не зная, что сказать. Я отворачивалась, делая вид, что смотрю в толпу, спешащую к вагону, а на самом деле прятала слезы, беспощадно душившие меня. Что-то подсказывало мне, что мы прощаемся надолго, может даже навсегда. Я теряла Отца Александра. И даже зная, что мне необходимо его потерять, забыть, вычеркнуть раз и навсегда из своей жизни, я не могла унять боль разлуки. Сердце клочьями рвалось на части. Он стоит, курит, смотрит вдаль. О чем он сейчас думает? Что происходит с ним? Он молчит, и я не смею нарушить этого грозного молчания. Кто придумал эти проводы-провожания? Это же настоящая пытка! Время как назло тянется медленно. Кажется, оно остановилось, застыло на месте. Ну, когда же уже отправление?
– Ты мне напишешь письмо? – спрашиваю я, зная заранее ответ.
– Конечно, напишу, – отвечает он.
Врет! Но как красиво и трогательно. Ведь письма никакого не будет. Я знаю. И он тоже знает. Он тоже решил меня забыть, потерять, вычеркнуть раз и навсегда из своей жизни.
Сейчас хлопнет дверь вагона и все закончится. Многолетняя грешная любовь, неожиданная встреча – все канет в лету. Как будто бы и не было этих лет!
– Ты у меня самая замечательная, – говорит Отец Александр, запрыгивая в вагон. – Я позвоню, – кричит он, стремительно отдаляясь от меня.
Я киваю головой, сдерживая слезы из последних сил. Поезд превращается в маленькую точку, а потом и вовсе исчезает. Дует сильный ветер, заметая следы Отца Александра и следы грязного прошлого. Я облегченно вздыхаю. Пусть уезжает. Пусть уезжает далеко. Пусть уезжает из моей жизни. Пусть.