Читать книгу Юрга. Роман - Равиль Ахметшарифович Садыков, Равиль Садыков - Страница 10

Сердце матери не обманешь. Едва завидев на горизонте всадников, Минлибика почувствовала неладное. Что-то подсказывало материнскому сердцу, что эти люди направляются к их стойбищу с недобрыми намерениями.

На пути к стойбищу стоял столб с приколоченным к нему черепом животного – дань древнему обычаю. Он должен был оберегать стойбище от дурного глаза. Люди верили, что это защитит их самих и их жилища от зла. Минлибика взглянула на оберег и мысленно попросила его защитить её и близких ей людей, если эти люди хотят причинить им зло.

Стойбище Рахманкула было открыто всем ветрам, окружённое степью и холмами. Оно состояло из несколько юрт и небольших хозяйственных построек.

С тех пор как башкир стали принуждать вести более оседлый образ жизни, дабы умерить их, юрты чаще использовали на летних стойбищах, когда перегоняли скот на пастбища. Первым эту попытку предпринял царь Алексей Михайлович Тишайший, но его усилия так ни к чему и не привели. В дальнейшем и другие правители предпринимали подобные попытки, склоняя башкир отказаться от кочевой жизни и стать оседлым народом. С тех пор многое изменилось. Стада стали менее тучными, а привычный уклад башкир претерпел сильные изменения.

К зиме башкиры возвращались в свои зимние жилища – аулы, где проживало несколько семей, как правило, представители одного рода, а также припущенники152 из других родов, народностей и сословий. Аул Рахманкула не был исключением.

Прошедшая зима надолго затянулась и была очень снежной. Снега выпало столько, что только по торчащим из сугробов печным трубам можно было различить жилища.

Корм, заготовленный с лета, закончился, и Рахманкулу приходилось кормить животных соломой. К тому же у него закончилась соль, и домашняя скотина лизала камни.

Зимние месяцы для семьи Рахманкула были самыми тяжёлыми. Сильно пострадали овцы, не все животные пережили холода. Из-за нехватки корма пало несколько коров.

Теперь зима была позади, и не нужно было тревожиться, что стадо Рахманкула будет голодать. Травы было вдоволь, и бока его коров быстро округлились. Позаботился Рахманкул вовремя и об окотных самках153, поместив их в отдельное стойло. К лету самки принесли ягнят.

Внутри большой центральной тирмэ хозяева держали всё самое ценное, и она отличалась своим убранством. Посреди располагался очаг, обложенный камнем, с висящим над ним на треножнике большим кованым котлом, в котором готовили еду. Очаг в жилище разжигали в холодное время, чтобы согреться и приготовить еду, а дым от огня уходил в отверстие в центре юрты. В тёплое время, летом, огонь разводили в очаге, который устраивали снаружи. А в жаркие летние дни полог жилища приподнимали, давая возможность прохладе проникать внутрь него.

С приближением осенних холодов, когда снаружи было холодно, промозгло, сыро и дождливо, в очаге разводили огонь, и все домочадцы спали вокруг него. Пол застилали шкурами. На стенах, утепляя их, висели ковры. На самом почётном месте красовалось хозяйское оружие, символ гордости главы семейства: кожаный колчан для стрел, украшенный росписью, лук, сабля в дорогих ножнах и ружьё, которые хозяин снимал со стены, когда собирался на войну или защищать своё стойбище от непрошеных гостей. Оружие в семье передавалось по наследству от отца к сыну. Когда-нибудь и сын Рахманкула унаследует оружие отца, и оно займёт самое почётное место в его тирмэ.

Поверх ковров были развешаны конские сбруи, украшенные серебром. Вдоль стен расставлены сундуки. Они всегда были закрыты на большие замки, их открывали только по большим праздникам или особым случаям. В них хранились самые ценные вещи. Сундуки были покрыты тканью с ручной вышивкой, на них возвышались сложенные в стопку подушки. В одном из сундуков хранилось приданое Алмабики. Иногда Минлибика подзывала дочь и, открыв сундук, говорила:

– Смотри, дочка, однажды это станет твоим, когда ты выйдешь замуж.

– Мама, я не хочу выходить замуж, – хмурилась Алмабика. – Я не хочу, чтобы меня увозили из нашего торака154.

Алмабика знала, что когда-нибудь это случится, она выйдет замуж, и её навсегда увезут из родного стойбища, никогда больше не увидит она своих родных.

По древнему обычаю, заведённому у башкир, перед свадьбой полагалось заключить сговор – сыргатуй, но Рахманкул не торопился выдавать дочь замуж, хотя к нему не раз приезжали сватать его красавицу Алмабику.

– Башкирка не вправе решать свою судьбу. Придёт время, и ты станешь жить с мужем в его тирмэ, с его семьёй.

На лице матери отразились горечь и боль от мысли, что однажды ей придётся расстаться навсегда со своим ребёнком.

Теперь Минлибика своим материнским сердцем чувствовала, что это время настало, что люди, приехавшие в их стойбище, хотят забрать её дочь.

Оставив Алмабику одну, женщина вышла из юрты, плотно прикрыв за собой полог, и в тирмэ стало темно.

Алмабика, боясь пошевелиться и следуя указаниям матери, сидела тихо, словно притаившийся зверёк, обхватив колени руками и прижимая их к себе. Всё, что происходило, вселяло в неё необъяснимую тревогу. Она не понимала почему, но её пугали эти гости в остроконечных шапках с длинными полями, спускающимися до самых плеч. Пугали их длинные халаты, опоясанные кожаными ремнями, украшенными серебром, с большими серебряными бляшками, с висящими на боку саблями в дорогих ножнах. Впервые в жизни она ощутила сильный необъяснимый страх от появления чужаков в их стане. От долгого и напряжённого ожидания девочка не заметила, как уснула.

– Алмабика, – кто-то коснулся её плеча, – Алмабика, кызым!

Алмабика не сразу узнала голос матери, зовущий её по имени, а от прикосновения её руки всё тело девочки непроизвольно вздрогнуло. Она, открыв глаза, испуганно озиралась по сторонам, не в силах понять, что происходит.

– Дочка!

– Мама!

– Алмабика, доченька, пойдём, гости хотят посмотреть на тебя.

– Мама, кто эти люди, зачем они приехали к нам? – спросила она, всматриваясь в лицо матери. В глубине её глаз скрывалась тревога.

Женщина не ответила, она провела рукой по её щеке, и Алмабика ощутила на своём лице тёплую ладонь матери. Алмабика не могла знать, что в эти минуты происходит в её душе. Из-за слабого освещения она не видела, что в уголках глаз матери появились маленькие слезинки, и, чтобы скрыть их, женщина быстро отвернулась от дочери и едва заметным движением смахнула их своим платком.

Минлибика не хотела, чтобы дочь видела её слёзы.

Появление чужих людей в стойбище Минлибика всегда принимала с опаской. Не всякий всадник появляется в их краях с добрыми намерениями. Выросшая в степи Минлибика знала это с малых лет. Однажды на их стойбище напали вооружённые всадники и увели табун её отца.

Все мужчины уехали с первыми лучами солнца на дальнее пастбище, и в жилище оставались только женщины и маленькие дети. Отец с братьями должны были вернуться только к вечеру. Видимо, чужаки следили за стойбищем и знали, что их некому будет защитить.

Разбойники беспрепятственно занялись грабежом. Всё, что могли унести, они забрали с собой, остальное предали огню.

Воры, словно смерч, пронеслись по стойбищу, не щадя никого. Вернувшиеся мужчины нашли только Минлибику и её маленьких братьев, прятавшихся в большой яме за юртой, вырытой в земле для того, чтобы хранить там продукты и соль. Минлибика с братьями спаслись только благодаря чуду. Разбойники спешили. После этих событий мужчины из окрестных аулов и стойбищ собрались на йыйылыш155 – собрание всех глав юрт. Мужчины долго спорили и решали. Одни говорили, что не надо гоняться за ворами, времена нынче опасные, много разных пришлых людей появилось вблизи башкирских земель, и не только киргиз-кайсацкие, зюнгары156 и урусы.

Подобные ситуации были не новы. Стычки между башкирами и их соседями происходили периодически. Нередко и сами башкиры нападали на соседние земли и грабили их. С запада их окружали кочующие вдоль берегов Итили157 ойраты158, а с юга – киргиз-кайсаки. Бывали конфликты и со своими соплеменниками. Иногда один башкирский род мог стать причиной бед для другого рода. Стычки между родами не были для башкир большой редкостью.

Часто нападали небольшими группами – отрядами, которые вторгались на чужую территорию с целью поживиться, угоняли скот, грабили имущество, пленяли жён и детей, чтобы потом выгодно продать их на невольничьем рынке159 где-нибудь в Бухаре или Самарканде160, куда съезжались из разных мест купцы за человеческим товаром.

В настоящее время же ситуация складывалась таким образом, что башкирам нужно было обороняться. На собрании рода решили создать вооружённый отряд, чтобы защитить свои земли и наказать воров.

Но несмотря на предпринятые усилия, женщин из стойбища отца так и не удалось вернуть, и Минлибике пришлось рано повзрослеть – начать заботиться о своих братьях и работать по хозяйству.

Позже отец снова женился, мачеха была холодна к своей падчерице. Минлибика росла как сорная трава у пыльной обочины дороги, лишившись материнской любви и заботы. Но невзгоды не сломали её, а наоборот, укрепили, сделав сильной и телом, и духом. Минлибика выросла красивой и ловкой девушкой. Она легко управлялась с конём, крепко сидела в седле, выполняла и мужскую работу: могла поправить плетень для загона овец, стреножить лошадь.

И вот теперь Минлибике предстояло отдать свою дочь в чужую семью. Но никто не станет интересоваться её мнением, никто не спросит, что она чувствует, когда речь зайдёт о дальнейшей судьбе её дочери.

Держа дочь за руку, Минлибика ввела её в тирмэ. Мать заблаговременно прикрыла лицо дочери платком.

– Пусть твоя дочка снимет платок и покажет своё лицо, – сказал Шарип, бесцеремонно разглядывая дочь Рахманкула. – Купец должен видеть товар.

– Покажи гостям своё лицо, дочка, – велел Рахманкул.

Внутри него всё буквально клокотало и готово было взорваться. Он едва сдерживал себя. Его отцовская гордость была задета, попрана честь его дочери. Но посмей он сейчас перечить Шарипу, и на его голову падут более страшные испытания. Шарип не умел испытывать жалость к людям. И Рахманкул понимал, что он теперь не отступит.