Читать книгу Журналистика - Рита Гетман - Страница 7
Невыносимое б-во
Еще одна госпрограмма
ОглавлениеТеперь никто не знал, что делать с микрорайоном. Закрыть глаза на произошедшее, как бы не хотелось, не могли. Мэр переживал из-за возможных беспорядков в городе. Ему сообщали, что активисты уже готовятся выходить на площадь перед зданием администрации, правда, пока не определились – перед зданием городской или областной администрации? Наверное, и там и там. Тут вроде как виноваты все, люди это понимают. Не объяснишь же им… а, собственно, что им должен объяснять мэр? Что лет через десять они сами взвоют – мол, жить молодым семьям с детьми негде, и что у него на очереди несколько сотен тысяч людей, которых надо расселять из аварийного жилья? Или что если в городе не выполнят норму по вводу нового жилья, из центра не поступит финансирование? Это скорее головная боль региона, а не города, но страдает, тем не менее, областной центр. Самое главное, что сама проблема решилась. Пусть и не совсем так, как хотелось городским властям или кому угодно.
В полном согласовании со всеми структурами и инстанциями, власти представили официальную версию событий, которой горожане должны были поверить. Горожане верили, но не очень: известно, что власть скрывает правду, если речь идет о здоровье граждан и тем более детей. Но что точно все хотели знать, так это насколько теперь безопасно жить в домах, наспех построенных на месте бывшей промзоны? Этот факт подчеркивался особо: наверное, в этом все дело, ну конечно, земля, на которой возвели новый микрорайон, токсичная, мы несколько лет дышали ядовитыми парами! Потому и возмущения: правды, правды. Скандируют и растягивают слова, желают, чтобы власть их услышала.
И даже в интерпретации властей все выходило как-то странно.
Несколько детей, проживающих на территории микрорайона Р. в Городе, заболели бронхитом неустановленной этиологии. Все дети жили на одной и той же улице в соседних домах, ходили в один и тот же детсад и школу в другой части города. Прямых контактов между детьми не выявлено, но предполагается, что все же как-то между собой общаться они могли. Отмечается, что случаи заболевания у детей, которые также ходили в эти учреждения, но проживали по другим адресам, не выявлены. Симптомы у заболевших детей примерно совпадали: сильный кашель и сонливость. Температура была, кажется, только у одного ребенка.
По-прежнему остается невыясненным вопрос, почему медицинские сотрудники не отреагировали на несколько вызовов, поступивших с разницей в несколько дней. Не идет ли речь о халатности? Диспетчеры, принимавшие звонки, отвечали, что не увидели в жалобах причин для отправки бригады скорой помощи. «Дети кашляют, никаких других симптомов не называли, ничего серьезного, откуда же мы знали?» Медицину оставили в покое.
А далее начались странности. Родители не стали обращаться за помощью в какие-то другие медучреждения, допустим, в частные клиники. Практически все родители, кроме нескольких, объявленных в розыск, не выходили на связь с воспитателями и учителями, чтобы сообщить тем о состоянии здоровья своих детей. Родители, к слову, ничем не заразились и в целом чувствовали себя прекрасно, за исключением небольших психологических расстройств. В ходе «следственных мероприятий» родители никак не могли объяснить свои поступки и мотивацию, уверяя лишь, что не знали, как правильно поступить и кто мог бы им помочь, не приняв за сумасшедших. Непонятная хворь, которая сморила их детей, пугала, а рассчитывать на помощь не приходилось. Тогда небольшая группа родителей, выяснив, что их дети болеют одним и тем же, самоорганизовалась в комитет, чтобы как-то справиться с ситуацией. Решили: лучше не подключать учреждения и их сотрудников, не вмешивать сюда властные структуры, а то мало ли что.
Несчастным родителям неожиданно помогла пожилая соседка: в своей однокомнатной квартире она разместила почти всех больных детей. Поэтому сейчас идет под суд. Говорят же: не делай добра, не узнаешь зла. Женщина плачет и рассказывает нечто безумное – дети и не выглядели как дети, они были как котята! Что? Да: три десятка котят – все разные, хорошие, рыжие, черные, белые, грустные, мяукали, не замолкая. Жалко их, родители утомились, а бабке весело – скрасили её одиночество. Только следователи и полиция ничего не могли понять: какого черта эта сумасшедшая бабка твердит про кошек? Они видели своими глазами, что в небольшой квартире торчала куча сонных детей, которых явно давно не кормили. Детей отправили в больницы, родителей и бабку – под следствие. Родители что-то скрывают, бабка ссылается на телевидение – мол, к ней сюда даже журналисты приезжали и засняли кошек. А даже если под кошками скрывались дети, то она ничего об этом не знала, ей подсунули кота в мешке.
В других спальных панельных районах начали беспокоиться: наверное, все дело в воздухе, который циркулирует в помещениях и в тех дешевых материалах, что используют для строительства домов. Как они надоели! Экономят на нашем здоровье и здоровье наших детей! Да и дома эти такие уродские, сил нет смотреть, снесите, постройте что-то новое…
Дети выздоровели, взрослые, напротив, заболели новым вирусом – недовольства и возмущенности. И теперь не смогут жить, как прежде, и детей воспитывать, как прежде, не смогут.
Круг замкнулся. Уроки на будущее извлечены, но какие именно, пока неясно.
Эпилог
М. решила уехать из Города, забрав с собой ребенка, который так и не пошел на поправку. Глядя на творящееся вокруг невыносимое б-во, М. пришла к твердому убеждению, что это все к лучшему. И хорошо, что её ребенок больше не человек, а кот. Она теперь сможет дать ему гораздо больше, потому что её денег хватит только на содержание кота, а не ребёнка. Наверное, так гуманнее и этичнее. Она гладит своего сына-кота по гладкой шерстке и рассказывает о том, как неправильно устроено все в этом мире.
«И дело ведь не только в ужасной инфраструктуре или в практически полном отсутствии выбора. Все твои решения изначально будут неправильными, заведомо бесполезными и, в общем-то, от тебя зависит не так много. Я, конечно, могу воспитать тебя в любви и заботе, внушить тебе доверие к миру и окружающим людям, но тогда я обреку тебя на вечную дисгармонию: твои мысли и мировоззрение всегда будут расходиться с тем, что ты видишь вокруг себя. Я могу нанести тебе непоправимые моральные и психологические травмы, и ты взрастишь в себе боль и ненависть и тогда легко впишешься в это общество, но вряд ли я буду спокойна, зная, что дала этому миру еще одного травмированного человека. Конечно, всегда есть шанс выбраться, но, прежде чем ты это сделаешь, придется пройти через множества испытаний, совершенно тебе ненужных. Я не считаю, что жизнь дана для получения опыта. Мы вообще не знаем, зачем мы рождаемся и живем. Во всяком случае, я не хочу, чтобы ты был объектом получения жизненного опыта или эксперимента, который ставит на тебе бытие.
В жизни много всего потенциально интересного, но в основном скука и рутина, тебе бы не понравилось. Ты уже начал скучать, и хорошо, что ты теперь не узнаешь, что ждет тебя дальше.
Я не хочу, чтобы ты видел эти дома, эту постоянную грязь на улицах, чтобы ты ездил на нелюбимую работу в этих маршрутках и ходил в эти магазины, считая каждую копейку, потому что цены растут каждый месяц, а твоя зарплата ужимается, подцепленная на крючок инфляции. Я не хочу, чтобы ты даже думал об этом. Я не могу дать тебе все, и потому, наверное, пусть лучше у тебя вообще ничего не будет. Самое главное: я не могу дать тебе свободу и не могу научить тебя, как стать свободным человеком, потому что все мы несвободны, мы заковали свои мысли и чувства, чтоб они не мешали нормальному функционированию общества, чтоб этот механизм никогда не останавливался, ведь свободный человек не позволит так с собой обращаться. Я могу только научить тебя стискивать зубы и терпеть.
И еще: когда ты вырастешь и поймешь, в каком дерьме мы живем, ты спросишь меня «Мама, а чем ты тогда занималась? Что ты сделала, чтоб мы начали жить лучше?» Я не хочу слышать такие вопросы от тебя. Что я отвечу? «Я сидела в дешевой панельке, работала на ипотеку и твою кормежку, смотрела глупые фильмы и смеялась над дурацкими мемами, хочешь себе такую же жизнь?»
М. сделала выбор за своего ребенка, как когда-то сделали выбор за неё.