Читать книгу Чем дальше - Роман Лошманов - Страница 28

Раньше здесь, в окрестностях станции Белокаменная, была заброшенная пустота, но до этого такой пустоты не было. Здесь Московская окружная железная дорога шла через лес, и станцию поставили потому, что она нужна была по дистанции, а пользовались ею только дачники села Богородское и окрестностей. Потом была индустриально-перевалочная жизнь: ветка на артиллерийские склады, склады у самой станции, шерстопрядильная фабрика, запасные пути, административно-хозяйственные строения и здания. Потом эта жизнь прекратилась, склады, строения, здания опустели и покрылись дырами, а бетонные заборы выгнулись и опали. Порой тут еще свистели паровозы и толклись на запасных путях цистерны с нацистскими орлами на киносъемках – но место, оставшись на месте, резко отдалилось от остальной жизни, выключилось.

Опустевшие стены вдали от глаз, пустые и бесплатные, – лучшие поверхности для граффити и калиграффити, для искусства, не зависящего от признания, денег, славы. Их видят такие же, как их авторы, – искатели социальных пустот в городской ткани. Одним нужно беспрерывное подтверждение собственного одиночества, другим – бесприютные, но укромные углы для алкогольных погружений, третьим – прогулочное пространство для велосипедов и собак, и всем им – зияния, разломные места, где город, разрушая сам себя, оставляет себя без надзора.

Мы ходили среди этих стен и пустот, прорастающих плотными прутьями кустарников и деревьев, и под желтыми листьями, под асфальтом и бетоном, ощущалась не прочность, а ямы, колодцы, многоярусная искусственная пустота, которая время от времени проявляла себя в разрезе. Бетонные плиты казались тяжелыми льдинами, которые могут уйти из-под ног и запрокинуться в ноябрьский воздух в любой момент.

Строения и здания превратились в мусор, который не увезти на полигон твердых отходов, и поэтому место само превратилось в полигон. Мусорное место, заполненное мусорным искусством, искусством обочин, искусством комментариев и сносок. Тут, вдали от культурологических институций и общественного мнения, могло бы расцвести самое радикальное искусство из всех возможных, но радикальность требует огня для питания, беспрестанного потока взглядов. И здесь, на полуразрушенных стенах, выражается только непреодоленная растерянность перед лицом пустоты. Поиски зацепок, заметок, репьи автографов – местами остроумно, местами красиво, но все это афоризмы напрасного юношества, не переходящего, но лелеющего собственные границы. Тут когда-то лежала «Аленка» Павла 183, самое законченное выражение этой непреодолимой, бетонной инфантильности, – ее увезли в Петербург, в музей.

Но и тут вдруг образовался как будто музей: на Белокаменную каждые несколько минут прибывают «Ласточки» МЦК, и транспортная доступность превратила маргиналию в обычную часть города. Сюда ходят с экскурсиями, и вдруг стало ясно, что эти заброшенные склады, строения, здания, заборы находятся у всех на виду.

И на самой Белокаменной, на отшибе, полустанке, заброшке, бюрократическим образом появились штатные единицы: человек десять или даже двадцать постоянно обретаются тут ради продажи билетов и транспортной безопасности. Работают билетные кассы, металлодетекторы, рентгеновские аппараты: ведь здесь уязвимое место, вход из лесной пустоты прямиком в современную транспортную систему.