Читать книгу Чем дальше - Роман Лошманов - Страница 40

Ни там – позвонили – не было такси, ни тут. Даже на углу Калинина и Советской, где всегда стоят, никого не было. Мы сели на «шестерку», но не стали пересаживаться на «единицу», а доехали до конца – она, оказывается, забирается теперь далеко налево по 9 Мая. Мы шли по свежему снегу, сопровождаемые черной собакой, которая держала тело наискосок; свернули в Добрососедский переулок, потом на Новоквартальную улицу. Я вспомнил, что был в этих частных местах только в старших классах. Мы ходили сюда в гости к Наде Жулиной; она жила дальше всех наших одноклассниц. Безымянная тропка, которая шла между двумя оврагами, заросшими кустами и деревьями, вывела нас прямо к вокзалу.

Электропоезд состоял из четырех вагонов. Окна их были украшены трафаретными рисунками разных цветов: елки, снежинки, звезды, полумесяцы, снеговики. Мы сели в первый вагон. В тамбуре курили трое мужчин, и свежий вагон отабачился. Мужчины перешли внутрь, стали играть на монеты. В вагоне было тепло, но потом, после того как по нему прошел машинист с ключами, стало резко холодно ногам.

Я нашел в конце второго вагона контролера-кондуктора и спросил, почему так. «Сломалось что-то, – сказала она. – Или включат потом еще». В начале вагона сидели трое мужчин в оранжевых жилетах поверх курток. На платформе Шумлейка один из них выглянул из открытых дверей и маленьким фотоаппаратом снял, что платформа очищена от снега. Затем он снял этот факт с другого ракурса. В тамбуре стояли снеговые лопаты.

Мы перешли в третий вагон, где было теплее. Ваня слушал Земфиру и смотрел в окно, подпевая. В Костылихе два двухэтажных панельных дома стояли опустевшие и без окон, а ведь так недавно были обитаемы. На платформе Маяк мы увидели, что березовые заросли стали высокими, густыми, непроходимыми. Мама вспомнила, как мы собирали тут грибы, и рассказала, как ездил прошлым летом отец с тетей Машей за черникой в Саконы: «Маша рассказывает: «Все ягоды собирают, а мы все куда-то бежим. «Лошманов, – говорю, – хоть вот еще раз скажешь, что у тебя все болит!» Но все-таки пришли на поляну, где собрали по ведру черники».

Я же вспомнил, как мы ездили на Маяк с отцом и Андреем. В тот год в березовой поросли ростом меньше человека, которая затянула бывшее поле, размножились подберезовики и подосиновики величиной с мизинец. Их можно было собирать как ягоды – сидя, вокруг себя. Я так увлекся, что потерял в этих зарослях отца и Андрея, а у них была вода и компот, у меня же ничего не было, кроме корзины и рюкзака. Я вышел к березовой полосе, где набрал еще и белых, шел через большое пустое поле под самым солнцем к лесу впереди, увидел в поле беседку, подошел к ней и заглянул в нее. В лесу, на глинистой дороге, у больших сосен, увидел большую лужу с чистой дождевой водой и стал наконец пить, потому что никогда раньше не испытывал такой жадной жажды. Корзина была полна грибов, и рюкзак был тоже полон грибов. По лесу добрался до Балахонихи, попросил воды у подростка, стоявшего рядом с тракторной мастерской, а потом дошел и до станции – там-то я знал, где колодец.

Между Маяком и Балахонихой две цыганские девочки с бумажными стаканчиками стали просить милостыню, но денег им никто не давал. В Балахонихе машинист сказал, что при выходе надо быть осторожным, потому что с той же стороны пройдет встречный поезд. Я сказал, что вот там, в паре километров от Балахонихи, стоит Волчиха, где у Сереги была, а может, и есть, дача, а за Волчихой – очень земляничные места. Вспомнил еще, как мы тогда приехали туда впятером и собирали землянику, а Арнольд вдруг обнаружил, что в молодой березовой поросли тьма грибов. Потом мы много раз воспользовались его открытием и на Маяке, и в других местах.

Мы пили кофе, а мама сказала, что можно достать и бутерброды. Я ответил, зачем же бутерброды, ведь мы даже до Мухтолова не доехали. В Мухтолове вошла женщина с двумя детьми. Со скамеек, где выпивали и поругивались железнодорожники, встала вторая контролер-кондуктор, подошла к ней и поздоровалась. Они были близко знакомы и поздравили друг друга с Новым годом. В этом электропоезде многие знали друг друга.

В Саконах мама вспомнила про оставленный там мною рюкзак с ключами и пропуском в общежитие. Я же совсем уже не помнил про ключи и пропуск, помнил, что в рюкзаке остались деньги на обратный билет. Я тогда поехал в Саконы за черникой один. У меня было маленькое ведерко, с которым удобно ходить между соснами и собирать ягоды, и большое ведро, чтобы ссыпать собранное. Его я оставил вместе с рюкзаком как базу под одной из сосен. Ягод было множество. Я ссыпал в большое ведро уже два маленьких, но на третьем заблудился. Все вокруг было похоже на все вокруг: сосны и кочки во мху, вереск и толокнянка, багульник и можжевельник, и ягоды черники с фиолетовым налетом, и зудящие в сухом воздухе комары. Я вышел на звук поезда к железнодорожной насыпи и по песчаной дороге дошел вдоль путей до Мухтолова. Там сел на электричку – с маленьким ведерком, в котором было немного черники. На следующий день мы с отцом поехали в Саконы вдвоем и нашли рюкзак и ведро, хоть это и казалось невероятным. С ягодами ничего не случилось, они были все такими же свежими.

Я подумал: как, когда меняется восприятие случившихся с тобой событий? Сначала кажется, что это было как вчера, а потом все-таки становится очевидно, что это было очень давно. Как, когда? Весь прошлый год кажется мне одним вчерашним днем, как и эти годы с грибами и черникой казались когда-то тоже. А теперь вот за двадцать лет прошла целая и совсем другая жизнь.