Читать книгу Чем дальше - Роман Лошманов - Страница 37

***

Таксист был спокойным и обстоятельным. Он рассказывал о том, что проспект Независимости, по которому мы ехали, – самый длинный в Европе, и перечислял здания и районы, которые мы проезжали. Потом спросил нас о впечатлениях от Минска. «Чисто», – сказал я. «Чисто», – сказала Марья. – «Ну да, чисто. А еще что?» – «Дороги». – «Ну да, дороги». – «Дома все покрашены и в хорошем состоянии». – «Ну да. У нас тут скоро Европейские игры. Чтобы не ударить в грязь лицом, как говорится».

Да, мы ехали по одной и той же длинной центральной улице, переходящей в шоссе, но дома были в хорошем состоянии не только в центре. На окраинах, в бетонных кварталах, они были такими, какими были задуманы архитекторами и градостроителями, а не такими, какими просто получились. Я сравнивал эти кварталы с позднесоветскими районами Москвы: от чего зависела нормальность или ненормальность строительства? Почему в столице БССР массовую застройку возводили аккуратно, а в столице РСФСР и всего Союза – не всегда?

Мы выехали за город, и водитель сказал: «Обратите внимание: нет ни одного пустого клочка, все засеяно, ничего не пустует. За это мы нашему президенту благодарны. Но он нам надоел – так долго, и нет движения вперед». «А что такое движение вперед? – спросил я. – Чего вам не хватает?» Он помолчал, посмотрев на окультуренную зеленую землю, и ответил так: «Не знаю. Но не двигается. Один вот, подвозил, дальнобойщик – обиделся на меня, что я его так назвал, он водитель большегрузных автопоездов, – сказал: «Вы тут квартиры при советской власти получили, потом приватизировали, дорогие хорошие, все есть. А в Европе по-другому: сначала выплачиваешь всю жизнь кредит на квартиру, а на пенсии трудно ее содержать». И я подумал: «Вот, не все так плохо, оказывается». «Так что же плохо?» – спросил я. «Не знаю, – сказал он и снова замолчал; потом заговорил о другом, но о том же самом: – У нас тут продолжается СССР. Вот, допустим, парень хотел стать хирургом, отучился в медицинском, а его отправляют в тьмутаракань, где хирурги не нужны. А нужны, допустим, терапевты – но ему-то не хочется быть терапевтом. К нам вот приезжают учиться из Ирана; хотят быть пластическими хирургами, стоматологами. Им родители оплачивают учебу, а они потом должны отбить вложенное». Он не закончил, но было понятно, что иранских пластических хирургов не заставляют работать терапевтами. И снова продолжил: «Здесь ездит президент, здесь все вылизано. Перед тем, как ему проехать, кагэбэшники весь лес прочесывают, все мосты, ищут взрывные устройства. Проверят участок – ставят постового. Чего он боится? Народа своего боится? Народ же его выбрал. И во все мелочи он влезает. Даже в коровники».

Вокруг была скромная земля: смешанные леса, ухоженные поля, чистые обочины, аккуратные села. Рядом с аэропортом стояли законсервированные самолеты и вертолеты, которые обычно стоят забытыми на окраинах летных полей: «Это у нас как музей. А знаете, что у нас есть танколеты? „World of Tanks“ ребята-белорусы придумали, и „Белавиа“ раскрасила самолеты. Не играете? Нет? Ну и хорошо. Во всем мире миллионы играют. У меня вот, – сделал таксист грустную паузу, – семьдесят тысяч боев». И на прощание, когда мы пожелали ему удачи, сказал: «Я в Москве в молодости жил. Сначала срочную служил, потом работал. Уехал и не жалею. Остался бы – спился бы».

Когда я вышел на Белорусском вокзале из «Аэроэкспресса», то в глаза сразу бросилось, какие неровные и выщербленные в Москве бордюры, как коряво уложена плитка и до чего же много на вокзале и около него мусора: как будто люди не для себя сделали этот город.