Читать книгу Взгляд во вне. 13-й аспект понимания - Роман Николаевич Адерихин - Страница 21

А: Почему вам не нравятся эти желтые обои?

В: Какие, вот эти персиковые?

А: Вообще-то я спрашивал не про цвет, а про обои.

Все, что воспринимается, так или иначе проходит через «сито», называемое субъективным актом восприятия. Нам неизвестно, почему одни любят кофе, а другие чай, одни предпочитают ездить поездом, другие летать самолетом и т. п. Такого рода информационные «предпочтения» довольно часто завуалированы в акте объяснения под состояние «объективности», в которую могут верить только люди искренне верующие.

Странная возникает порой ситуация по поводу того, что понятия описывают и отражают в итоге меньше, чем ощущения, вкладываемые в данные понятия, и все-таки выражаются только лишь с их помощью.

Удовлетворенность довольно особая и странная фигура, действующая в акте восприятия и познания чего-либо. Видя, читая, слыша, вообще воспринимая сколько угодно информации, вплоть до бесконечности, мы понимаем, что она всегда будет «алгоритмично» состоять и сопровождаться актом неудовлетворенности, который может быть преодолен лишь посредством своего антагонистического эквивалента, который недостижим ни при каких условиях в силу того, что только при его непосредственном участии возможен акт неудовлетворенности.

Парадоксальность алгоритмов восприятия факта нашего существования доводит до отчаяния многие пытливые умы. Всегда в процессе изучения и приобретения знаний присутствует ощущение того, что результат до осознания нечто и результат после его осознания совершенно не изменяет сущностной стороны результата и реализации «ответа», «выраженного в» вопросе: «как и зачем?» по отношению к нечто воспринимаемому или исследуемому.

Например, прочитав труды И. Канта, мы восхищаемся тем, о чем он пишет, мыслит, какие поднимает вопросы и т. п., однако удовлетворённость прочитанным создает лишь иллюзию знания относительно того, что вы прочитали.

Удовлетворенность накапливает опытную составляющую реализации «количественного» состояния информационного акта безотносительно постановки вопроса: зачем она вообще нужна и в каком виде реализуется?

Удовлетворенность есть акт познания того, с чем сообразен и «совосприимчив» образ нашего существования, представления, восприятия и в итоге понимания. Пытливость к достижению цели создает ощущение «правильной» постановки вопроса относительно характеристик сущего. Она действительно единственно правильная с точки зрения инвариантности акта восприятия и в то же самое время в корне ошибочная относительно количества потенциально возможных актов выражения самого мира (бытия).

«Вопросность» есть инструмент реализации алгоритма познания существующего. О том, что такое есть «вопросность», мы поговорим немного позже в отдельном аспекте.

Дело в том, что сама форма «вопросности» предполагает и состоит из вопроса: что есть форма, как не «отдельность» или «разность» по отношению к вопросности?

«Форменность» выражаема только лишь за счет существования ощущения нечто воспринимаемого и реализуемого посредством самого «выражения». Не зная «отдельности», «уникальности» и потенциальных способов проявления этих и многих других состояний, мы еще умудряемся ими оперировать и составлять такие алгоритмы «сущего», как «коммуникация» и «жизнедеятельность». Вопросность есть. Она есть по отношению ко всему, что к ней не относится, но выражается лишь посредством «есть», «быть», «существовать» и т. п. Последние представляют собой алгоритмы, явно заложенные в нас, в наш акт их понимания до акта их восприятия как таковых, так как «алгоритм поиска» так же «алгоритмичен», как и «ответность», «удовлетворенность» и т. п. категории.

* * *

«Алгоритмичность», как в принципе и все остальное, есть нечто, которое выражает то, что мы понимаем под ним. Если мы начнем давать ему определение, то неизбежно натолкнемся на «алгоримтичность отклика» как реализацию выражения поиска, мнения, суждения, точки зрения, акта восприятия и т. п., являющихся выражением удовлетворенности по отношению к тому, что воспринимается.

Что мы хотим сказать: то, что мы написали выше несколько секунд назад, есть суть нечто, прочитанное вами, при том, что реализация по достижению вами алгоритма акта удовлетворённости прочитанным нуждается в «пояснительности», выступающей в качестве следующей ступени проявления алгоритма понимания и удовлетворения. При этом само «проявление алгоритма» также является «алгоритом проявления» по отношению к акту его понимания и т. п. Как мы уже говорили в начале нашей работы, дело в том, что мы ищем точку опоры, обозначаемую чаще всего в виде рациональности, последовательности, сущности, структурированности, полезности по отношению к тому, что читаем и воспринимаем.

Такого рода «инвариантные необходимости» представляют алгоритм доказательства «невозможности» не выражать нечто. Невозможность предстает в виде «ощущаемого» эквивалента акта понимания, безотносительно акта определения ее как таковой.

Вопрос: если понимание характеризуется и функционирует до момента анализа и алгоритмов действия восприятия, направленных на его «понимание», каковы шансы на то, что сам акт понимания не зависит от нас?

Дело в том, что понятия в предложении строятся по определённому алгоритму, где каждое из них является его частью. Каждая часть понятия является частью понятия, а затем и предложения.

Однако если сказать, что каждая часть понятия (буква, символ) является «частью понятия» и в то же самое время является «частью предложения», зачем использовать «что она является частью понятия», если последнее в свою очередь является определением? Что мы хотим сказать?

«Алгоритмичность» актов «неудовлетворения» и «удовлетворения» лежит в основе так называемых логических умозаключений и «закономерностей», которые в своей основе и в своем позиционировании в качестве таковых (научного инструментария) противоречат сами себе.[47]

«Противоречивость», безусловно, является неотъемлемым компонентом алгоритма восприятия и выражения нечто «вовне». Противоречивость в акте его восприятия, а точнее «ощущения», несет в себе нечто негативное, при том что негативность и противоречивость не одно и то же.

«Одинаковость» и «разность» составляют важную часть восприятия как такового, вот только важность и алгоритм ее действия неизвестны в своей сущности. Противоречивость не может оцениваться рационально или с «научной точки зрения», при этом она порождает то, что мы называем «ответной реакцией», выраженной в алгоритме поиска истинности или ложности, что в научном плане рассматривается как акт удовлетворенности и неудовлетворённости определённого порядка.

* * *

Если принять, что акт удовлетворённости результатом, вызванным в процессе восприятия, является исходной составляющей конечной цели данного акта, то восприятие и процесс ее реализации должны строиться и исходить из такой посылки, которая бы элиминировала все факторы, ведущие к уменьшению, или умалению акта удовлетворенности, то есть отсечению всего того, что потенциально вело бы к акту неудовлетворенности.

Соответственно, телеологической составляющей акта удовлетворенности является избежание и максимальное понижение уровня неудовлетворенности, действующего в рамках матричности акта восприятия и наоборот.

Вопрос в том, какие факторы повышают и понижают ту самую степень удовлетворенности, как и что на них влияет?

Так, немецкий психолог Г. Фехнер[48] ставил зависимость между актами получения удовольствия и неудовольствия принцип «тенденции сознательных побуждений к стабильности». В нашем же случае мы говорили об определённости.

Определенность с точки зрения психологии характеризуется поиском стабильных зон, которые, по нашему мнению, обладают рядом характеристик, а в совокупности дают нам ощущение комфортного и, в общем, положительного самоощущения «жизневосприятия». Хаотичность и неопределенность, напротив, в противовес определенности, способствует тому, что называется актом неудовлетворенности. Хаотичность акта восприятия характеризуется отсутствием положительных зон комфортного самоощущения.

Данные места (зоны) можно назвать мечтаниями, а с психологической точки зрения «буферными зонами», «резервными бункерами» или «защитными полостями» положительного восприятия мира вообще, формируемыми с целью избежания негативного воздействия неопределенного и дискомфортного мировосприятия и в целом негативного влияния на человека вообще.

Чем больше вы потеряли, тем больше радости от приобретения малой доли того, что у вас было.

Данное психологическое состояние хорошо знакомо по примеру евангельского повествования о возвращении блудного сына (Евангелие от Лк., 79 зач., 15:11–32.), где радость небольшой утери при сохранившейся большей части остального вызывает ощущение достижения акта удовлетворенности.

Самому достижению как таковому неважно, какие факторы способствуют выработке акта удовлетворительности:

Как радуется пастух нахождению одной заблудшей овцы?

«Как вам кажется? Если бы у кого было сто овец, и одна из них заблудилась, то не оставит ли он девяносто девять в горах и не пойдет ли искать заблудившуюся? и если случится найти её, то, истинно говорю вам, он радуется о ней более, нежели о девяноста девяти незаблудившихся. Так, нет воли Отца вашего Небесного, чтобы погиб один из малых сих».

Евангелие от Матфея (Мф. 18:12–14)

«Но Он сказал им следующую притчу: Кто из вас, имея сто овец и потеряв одну из них, не оставит девяноста девяти в пустыне и не пойдет за пропавшею, пока не найдет её? А найдя, возьмет её на плечи свои с радостью и, придя домой, созовет друзей и соседей и скажет им: «Порадуйтесь со мною: я нашёл мою пропавшую овцу. Сказываю вам, что так на небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии».

Евангелие от Луки (Лк. 15:3–7)

То есть данность обладания, например, «стадом» не есть сам по себе акт удовлетворенности, но есть «довольствие», в то время как момент акта удовлетворённости коррелирует к поиску того, что, на наш субъективный взгляд, являлось той причиной, которая ослабляла чувство полноты обладания чаще всего того воображаемого «стада», если бы такая ситуация (потеря одной овцы) не произошла.

Мечты всегда желаннее действительности.

Аналогичный эффект «идеальной окраски воображаемого», выраженного обычно как: «если бы не одно обстоятельство, все было бы как надо, или если бы не то…» всегда присутствует в виде запасного пространства «позитивности».

Такого рода состояние можно встретить в постоянном превозношении заслуг тех людей, особенно молодых и не очень талантливых, умерших внезапно. Дело в том, что общество в целом и тенденции каждого индивида по отношению к их достижениям превозносит и ставит их в более высокую степень «ранговости» и какого-либо иного превалирования перед теми, кто еще жив. При этом степень идеализации и превозношения их заслуг (в том числе и того, чего не было ими достигнуто, но, несомненно, было бы сделано), несмотря на порой колоссальный полет фантазии, «если бы смерть не прервала их творческий потенциал», максимальна. Прибавим к этому и потенциальные заслуги, которых не было, но которые необходимо появляются, причем появляются, скорее, как степень реализации желаний самого индивида (того, кто хвалит и превозносит, таким образом как бы реализуя свой потенциал, свои потаенные и несбывшиеся мечтания с целью обращения внимания и вызова общественного восхищения тем, что он приписывает умершему, но на самом деле реализуя свои нереализованные психофизические и эмоциональные состояния, ощущения и пороки).

Вообще давно замечено, что преждевременный уход той или иной личности вызывает чувство восхищения то ли потому что никто не сможет доказать обратное относительно их возможной великой судьбы, то ли оттого что плохо о покойниках не говорят, то ли от отсутствия конкуренции со стороны умершего. Следует отметить, что эти же состояния могут реализовываться не только по отношению к умершим, но и еще живым людям, порождая проблему так называемого авторитетного замещения объективных факторов, с целью максимального проявления своей субъективной направленности и заинтересованности в укреплении авторитета своей позиции перед другими. Об этом мы еще поговорим ниже.

Таким образом, удовлетворённость есть миг, вспышка реализации ощущения неудовлетворенности, вызванной потерей того потенциального, субъективно воображаемого нами самими нечто, необходимого с целью оправдания «серой» обыденности по отношению к тому, что «могло бы быть, если бы не…».

Необходимость замещения обыденного несовершенства нашего положения вкупе с «эффектом той заблудшей овцы», даже не ее самой как таковой, а ее образа, которой на миг (миг положительного эмоционального всплеска) дает возможность вырваться тем потенциальным «если бы, то не…» положительным во всех отношениях чувствам, которые идут в полную оппозицию той данности, которая выражена «неудовлетворенным» актом обыденности.

Данный образ, выраженный в потенциальном состоянии «как было бы, если бы не…», с такой степенью заботливости и осмотрительности выражается и хранится внутри каждого субъекта, что данное чувство можно скооперировать с категориями веры и надежды. Следовательно, данный миг есть акт веры, взрыв реализации всех наших грез, связанных с состоянием удовлетворенности.

Процесс удовлетворенности при такого рода его форменном отражении характеризуется тем, что, когда «заблудшая овца вернулась в стадо», после определённого промежутка времени, та же обыденность поглощает момент удовлетворенности и порождает новое ощущение и поиск акта удовлетворенности уже в нечто другом (пока еще потенциальном). Это «другое» будет реализовано в другом моменте, в другом месте и по иному поводу, оно будет связано с моментом (мигом) избавления от обыденности и всех невзгод, которые его сопровождают.

Это один из алгоритмов описания того, что мы понимаем под актом «удовлетворения».

* * *

Потенциальных причин объяснения и достижения акта удовлетворения тысячи, и нет никакой необходимости в выделении их всех. Что следует сказать о нем, так это то, что сам момент акта удовлетворенности абсолютно спонтанен и может быть форменно выражен в различном соотношении ситуационных моментов, например, у ребенка – это приход мамы с работы, получение пенсии пенсионером, написание диссертации аспирантом и т. п. Спонтанность достижения акта удовлетворенности вызвана чувством отсутствия или потери того потенциального, которого не хватает для «полноты» ощущения жизни и всего того положительного, с чем связано наше восприятие и понимание направлений деятельности этой жизни в целом.

С другой стороны, акт удовлетворенности выражается в стабильном восприятии факторов парадигмы развития жизни и позиционирования каждого отдельного субъекта в рамках этой парадигмы.

Например, для преподавателя, удовлетворенным может являться ответ студента по какому-либо вопросу, высказанный в соответствии с имеющимися и известными определениями на данный вопрос в книгах, в особенности тех, которые прочитал сам преподаватель. В данном случае удовлетворённость есть акт реализации привычности и стабильности в процессе развития парадигмы жизнедеятельности.

Наряду с этим, акт и степень удовлетворенности коррелирует к акту «потенциально приемлемого и опытно изученного», помноженного на фактор «разумности» в рамках алгоритма восприятия. Подобного рода удовлетворенность чаще всего сталкивается с проблемами «новизны», развивающейся в рамках отклика на «привычные» схемы воспринятого.

Новизна всегда является условием наслаждения, так говорил З. Фрэйд[49], рассуждая о том, что эффект от первоначального контакта всегда стирается обыденностью повторения, например, прочтение книги в первый раз, просмотр спектакля в первый раз гораздо более запоминающиеся, чем в последующие разы.

Первоначальность акта восприятия характеризуется достижением состояния удовлетворительного восторга, что особенно хорошо проявляется и наблюдается у детей.

При этом необходимо разграничивать акт удовлетворения и акт наслаждения. Удовлетворение есть акт выражения степени «достаточности» в рамках ее осознания, тогда как наслаждение есть акт отражения эйфорийного состояния, реализующегося в отсутствии осознания его как такового.

Например, принятие закона, содержащего популярные лозунги и т. п., вызывает акт удовлетворенности (наслаждение чувством выполненного долга), даже при всех его реальных неточностях и пробелах. Сам факт затмевает акт объяснения. В этом случае акт объяснения, выраженный в удовлетворенности фактом принятия закона, не должен затмеваться психофизиологическим состоянием наслаждения актом принятия этого закона, но постоянно должен подвергаться критике, с целью подтверждения его состоятельности на акт удовлетворения тех, ради кого данный закон принимается и чьи общественные отношения он регулирует и т. п.

* * *

Наряду с «новизной» первоначального акта восприятия, удовлетворенность характеризуется моментом «критичности», который дает импульс по отношению к необходимости реализации процесса объяснения.

Так, в любом виде спорта пропущенный гол заставляет команду активизироваться и бежать вперед при осознании критичности ситуации с точки зрения потери результата. Аналогичного положения требует акт объяснения.

Самые необходимые процессы объяснения рождаются посредством осознания критичности ситуации, что в свою очередь порождает акт долженствующего «понимания». Например, усиление контроля или принятие законодательных инициатив после крупного пожара, наводнения, эпидемии и т. д.

Вопрос: можно ли избежать допустимости возникновения критичности, не упуская при этом акт удовлетворения?

Дело в том, что сама ситуация, все, что нас окружает, и все, что мы воспринимаем, является критичной и некритичной одновременно.

Эмоциональные состояния восприятия окружающей действительности всегда зависят от характеристик субъективного характера отношения к этой действительности.

Мы искусственно можем создавать такого рода состояния без внешней необходимой предпосылки.

Что касается восприятия и объяснения как положительно-формализованных актов удовлетворённости, то с ними происходят аналогичные ситуации, однако со своими специфическими особенностями и нюансами.

Например, судья, вынося решение, объясняя положения закона, может при этом руководствоваться как своими ощущения акта удовлетворительности, так и ощущениями удовлетворенности сторон или подсудимого, или стороны обвинения. При этом итоговый результат удовлетворенности в его ощущении диаметрально противоположен акту удовлетворенности каждого участника данного процесса. Для подсудимого – это оправдательный приговор, для стороны обвинения – это признание ее работы и удовлетворение тем, о чем они просят суд и т. п.

Вопрос лишь в том, что в данном случае будет удовлетворительным для судьи?

Удовлетворительность судьи, при всех прочих условиях ситуационного момента его вынесения, кроется в вынесении «справедливого» приговора (при этом справедливость требует объективности и абсолютности восприятия всех факторов, что, как мы уже говорили выше, не может быть реализовано в силу специфики субъективной ограниченности нашего восприятия).

Так как справедливость восприятия судьи ограничена теми фактами, которые стороны представили в судебном заседании, он, исходя из неполноты и субъективности их основания, не может, по сути, выносить справедливое решение в связи с отсутствием полноты объективности, которая и реализуется как форменная составляющая истины. Судья выносит свое решение, согласуя акт удовлетворенности с тем, что ему представлено.

Можем ли мы допустить, каков акт реализации его удовлетворённости на самом деле? Удовлетворенность итоговым состоянием, выраженным в решении или приговоре, характеризуется восполнением психофизических состояний судьи посредством вынесения данного акта. По сути, в акте реализуются его, что называется, негативные и положительные проявления.

При этом, как мы уже говорили, и негативность, и положительность есть суть две составляющие одной медали.

Например, вынося приговор, судья может реализовывать, посредством его вынесения, свое состояние и ощущение власти, выраженной в зависимости реализации порывов своей воли или зависимости вожделений остальных участников процесса от волеизъявления судьи. При этом данное состояние может быть как положительным, так и отрицательным, смотря, с каким психофизическим типом судьи и уровнем его культурологических восприятий мы имеем дело.

Проблема в данном случае в том, что психофизические и культурологические особенности психотипа судьи, бессознательно накопленные в опыте предыдущих переживаний, могут выливаться в акте вынесения приговора, таким образом порождая обратный «эффект справедливости», а именно недовольства остальных, при удовлетворенности итогом своего результата (приговора), выраженным как итог удовлетворения своей субъективной и бессознательной неудовлетворённости.

Активность действия судьи, выраженная в приговоре или решении, отражает психофизический всплеск акта удовлетворенности, в отличие от пассивного внутреннего переживания. В чем здесь опасность?

Например, посредством приговора при малой доказательной базе со стороны обвинения, судья может вынести жесткое решение для подсудимого, который, может быть, ни в чем не виновен, однако крайне напоминает ему его супругу, сестру и т. п., с которыми и произошел конфликт или которые стали причиной его переживаний, воспринимаемых им до сих пор как негативные.

Объяснение в данном случае предстает как акт повторения посредством возврата потерянного состояния и в конечном итоге предстающего как акт итогового акта удовлетворённости тем, что являлось причиной акта неудовлетворённости в прошлом.

Характеристика негативности выражается в несдержанности, в нестерпимом желании ее реализации при различных ситуациях.

Проблема в том, что баланс между устойчивостью восприятия нечто в его положительном ключе все равно не даст результата, который мы называем справедливым. Следовательно, объяснение и акт ее удовлетворенности всегда в микровременном промежутке времени крайне индивидуален и недостаточен по отношению к абсолютному и недостижимому эффекту справедливости, выраженному всегда в нечто конкретном, например, в приговоре судьи.

* * *

Удовлетворенность может быть как положительной, так и отрицательной.[50]

Так, достижение удовлетворительного состояния путем употребления алкоголя есть суть отрицательная характеристика удовлетворения, тогда как помощь детям – сиротам представляет собой ее положительный эквивалент, в то время как помощь детям с целью ухода от уплаты налога так же представляет собой отрицательный эквивалента акта удовлетворенности и т. п.

Форменным же выражением акта удовлетворенности, равно как и акта неудовлетворённости, выступает уже знакомое нам «определение». Невзирая на неопределённость самого определения как такового, как было показано выше, следует отметить, что акт «негативности», выраженный в его определении, всегда представляет собой субъективную попытку удовлетворить свое неудовлетворительное состояние.

Факторов выражения и проявления негативности тысячи: жажда наживы, несдержанность в желаниях, переживания, волнения, трусость, уныние, злоба и т. п.

Опасен итог удовлетворенности итогом объяснения из чувства собственного эго «Я», выраженный такими качествами, как властолюбие, индивидуализм, эгоистичность и т. п.

Целеполаганием удовлетворительного акта объяснения должна выступать общественно полезная составляющая компонента, выраженная в чувстве справедливости и балансе личных и общественных интересов. Можно, конечно, поднять дискуссию о том, является ли актом объяснения та, которая ведет к негативным последствиям, однако в данном случае это не тема нашего исследования.

Содержательной же характеристикой негативного акта удовлетворённости и его понятийным выражением выступает «антиобъяснение».

Как говорил К. Г. Юнг, «тип есть определённая форма, а архетип есть нечто бессознательное. Типы настолько расширяются при их изучении до пространных символико-исторических связей, что основополагающие психические элементы берутся из той неопределённо переливчатой многоформенности, которая превосходит возможности человеческого представления как такового».[51]

В процессе самого объяснения, как мы уже сказали, существует опасность попадания в «антиобъяснение». Это происходит тогда, когда под единичное понятие (смысловое и атрибутивное) подстраивается множество атрибутов выражения и проявления «форменности», которое порождает запутанность за счет множественности мнений по поводу воспринятого. Каждый акт объяснения не направлен на ограничение смысла, но лишь усугубляет ситуацию по изучаемому направлению.

Из этого следует, например, что понятие «груша» в своей простоте и «минимальной атрибутивности» обладает большим консенсусом по поводу ее понимания, нежели, например, понятия «свобода», «воля», «право» и т. п.

Наш разум справедливо ищет простоту при ответе на вопрос о смысле данных понятий путем вычленения фактов единичного опыта акта восприятия.

Например, понятие «красота» реализуется в конкретизируемом состоянии «мама», «бабушка», «дерево», «солнце», «цветы» и т. п. То есть объяснение в этом смысле предстает как процесс по минимизации атрибутивной составляющей таких архетипичных понятий, которые, по своей сути, для нас бесконечно «смысло-атрибутивны» и «многоформенны».

Простота является одним из элементов проявления того, что мы зовем актом «удовлетворенности».

Акт удовлетворенности, таким образом, зависит от логических посылок и степени проявления таких категорий, как «конечность» и «итоговость».

Скажем, например, что нам нужен переводчик для ведения успешных переговоров министров двух стран. Найдя такового, нам необходимо его спросить, является ли он переводчиком? В случае получения положительного ответа мы берем его на работу. Далее, при встрече министров двух стран выяснится, что переводчик действительно является переводчиком, однако не с французского языка, так как присутствует представитель Франции и как того требуют обстоятельства, а, например, с немецкого.

Возражения относительно того, что он не переводчик, безосновательны, так как он в действительности является таковым, ведь этот человек (переводчик), в сущности, интерпретирует и переводит одни знаковые составляющие смысла в другие.

Интерпретация, выраженная в виде перевода, предполагает именно такую парадигму развития процесса перевода, однако, в силу смысловой и знаковой волатильности понятия, переводчик как переводчик конкретно не знает, по сути, те же знаки, только выраженные или характеризующиеся тем, что мы называем языковой культурой употребления. То есть и в немецком, и во французском языке актом выражения смысла сказанного выступают знаковые составляющие, при том, что немец не может понять то, что сказал француз и т. п.

Вопрос: как можно знать знаки и быть переводчиком в целом, однако выявление такой, казалось бы, мелочи, как незнание французской языковой культуры в нашем примере, служит основанием для разрушения всех предыдущих усилий и заслуг, которые предшествовали и представляли акт конкретизации, выраженный в форме: «вы переводчик? – да, переводчик», а также обладание статусом переводчика, конкретизированном в удостоверении (документе, подтверждающем статус переводчика), и знании интерпретации перевода одной знаковой составляющей в другую.

Таким образом, получается, что конкретная посылка итога акта «недоукомплектованного» понимания зависит от первоначальной посылки удовлетворенности и ведет в конечном счете к противоположному итогу, то есть итогу неудовлетворенности. В данном случае «недообъяснение» даже хуже, чем отсутствие такового вообще.

Следовательно, в психологическом плане необходимо выделять как негативное, или отрицательное объяснение, ее «итоговость», так и «недообъяснение», которое характеризуется отсутствием критериев, необходимых для удовлетворения аксиологических, праксеологических, телеологических и иных состояний субъекта.

* * *

Удовлетворенность информационной составляющей лежит в восприятии того, что говорится, и соответственно, это восприятие должно удовлетворять языковым критериям восприятии информационной составляющей, представленной знаком.

Итак, с формально научной точки зрения знак представляет собой такую информационную составляющую, которая характеризуется:

во-первых, устойчивостью акта ее восприятия, постоянством и одинаковостью,

во-вторых, как единообразная и рамочная информационная система, выполняющая функцию донесения информации о том, что воспринимается, понимается и т. п.

Если данная «стабильная» информационная составляющая ограничена определёнными форменными рамками, то мы можем классифицировать информационные точки данной системы таким образом, что можно говорить о вполне ограниченной и вполне познаваемой информационной системе.

Если мы можем говорить о ней в таком ключе, это означает, что наши способности к актам восприятия и понимания вполне покрывают информационную составляющую проявления всех ее возможных комбинаций, из которых она состоит, а именно комбинаций звуков, букв, предложений и т. п. Если данная возможность существует, соответственно, никакой сложности в фактическом обладании данным набором информационных критериев не составит труда, точнее, составит, но в рамках «дозволенно-возможного» и «достижимого».

Итак, если существует ограниченное количество информационных составляющих (знаков, понятий, предложений, букв и т. п.), а также возможность эти составляющие воспроизводить, накапливать и использовать субъектом познания, значит, можно сказать, что потенциально любой субъект в состоянии воспроизвести какие угодно доступные комбинации данных информационных точек с таким же процентом успеха, как и другой субъект, обладающий такого рода способностями и обладающий ими.

Грубо говоря, нет такого звука, слова, понятия, выражения, которое бы не удавалось воспроизвести при наличии соответствующих способностей (голоса, языка и т. п.) одним или несколькими субъектами. Так, звуки, произносимые одним из африканских племён, может воспроизвести, например, тот же европеец с большой долей количественной вероятности и точности (подобности) относительно всех погрешностей и факторов, которые являются незначительными в силу специфики нашего восприятия и акта понимания.

Итак, если данные утверждения не вызывают сомнения, то что же такого содержится в акте понимания и удовлетворенности этим актом, помимо форменной составляющей информации, которую можно воспроизвести, но можно не понять?

Почему говоря и произнося ограниченный круг информационных «точек», наше восприятие противится этому пониманию? Что это, дефект нашего мышления или субъективная характеристика восприятия? Если звуки одни и порождение их одно, что может быть в звуке, отличном от другого? Тональность? Скорость? Глухость?

В данном парадоксе восприятия и понимания есть две возможные причины: либо мы воспринимаем звуки и иные информационные составляющие как нечто «отличное», то есть в объективном смысле «разное», либо же данное непонимание и невосприятие является сугубо субъективной иллюзией, порожденной спецификой акта восприятия.[52]

Вопрос: можно ли сделать так, чтобы начиная с младенчества ребенку закладывалось определённое количество всех потенциально-возможных комбинаций звуков? Если да, то можно ли тогда говорить о том, что он будет понимать всех людей, независимо от их этнической и национальной принадлежности?

Представляется, что сами звуки еще не составляют то, что мы называем пониманием.

Однако что же тогда есть понимание и каковы границы его функционала?

Как мы уже говорили, психотип процесса понимания лежит прежде всего не в физической плоскости выражения явления, его звуковой составляющей и «комбинаторности», а с необходимостью зависит от иной составляющей, такой, как «синхронизировано-парольное информационное поле». Суть ее проявления в том, что сама волна или звуковая характеристика информации должна затрагивать те рецепторы, которые, раздражаясь, откликаются в обратном отношении на данный посыл. Но этот посыл не представлен только звуковой составляющей.

Смысл, как уже было упомянуто, в свою очередь, выступает в качестве архетипа, то есть он не есть что-то, он есть чистая возможность реализации, потенциал, действующий в рамках, в более общем смысле, в рамках хорошего и плохого («-» и «+») и их различных опытных комбинаций.

* * *

Череда недавних научных исследований показала, что акт заинтересованности и удовлетворенности напрямую зависит от концентрации внимания на чем-либо.

Вовлеченность и настрой играют не последнюю роль в том, что мы называем удовлетворением. В нас, безусловно, существуют ожидания по отношению к тому, на что направлен акт нашего восприятия, следовательно, удовлетворение можно генерировать в рамках концентрации внимания, где наши ожидания подстраиваются под акт восприятия и делают по отношению к воспринимаемому то, что воспринимается как нечто ожидаемое и как бы желанное изначально.

Желать, например, изначально можно маленький телефон, но когда вам вместо этого покупают дорогой автомобиль, и вы знаете, что вам больше ничего не купят, вы непременно будете искать плюсы в итоговом результате, выраженном в покупке автомобиля.

Если вы финишировали вторым, у вас могут быть оправдания по поводу того, что «быть вторым» тоже неплохой результат, то есть под акты ожидаемого и действительного вы подстраиваете то, что желаете.

Желаемое формирует действительное, а действительное подстраивается под желаемое.[53]

В данном случае необходимо выделять так называемый внутренний и внешний аспект ожидания:

– первый характеризуется тем, что вы воспринимаете то, что хотите воспринять,

– второй относится к тому, что вы воспринимаете то и так, как это воспринимают другие.

Так, усевшись смотреть какой-либо сериал, поначалу вы относитесь к нему скептически, однако посмотрев несколько серий, вы непроизвольно вовлекаетесь в процесс, «то есть прилагаете усилия и выделяете значимость», концентрируя внимание на том, что происходит.

В своей книге «Думай медленно…решай быстро» Д. Канеман. говорит о двух системах «концентрации» мышления:

«Система 1 срабатывает автоматически и очень быстро, не требуя или почти не требуя усилий и не давая ощущения намеренного контроля.

Система 2 выделяет внимание, необходимое для сознательных умственных усилий, в том числе для сложных вычислений. Действия системы 2 часто связаны с субъективным ощущением деятельности, выбора и концентрации».[54]

Данные системы есть суть «разные» области восприятия, где «Система 1» представляет собой быстрое или поверхностное мышление, которое схватывает так сказать общие черты воспринятого, тогда как «Система 2» направлена на решение более сложных задач, таких, например, как вычисление. «Система 2 есть образец медленного мышления».[55]

Сандра Амодт и Сэм Вонг[56] в своей книге «Тайны нашего мозга, или почему умные люди делают глупости» приводят другой пример действия «концентрации внимания»:

«Психолог подходит к кому-то на улице и просит объяснить ему дорогу. Пока человек рассказывает, рабочие держат между двумя людьми большую дверь, не давая им видеть друг друга. За этой дверью человека, который спрашивал про направление, сменяет другой исследователь, который продолжает разговор как ни в чем не бывало. Даже если этот человек совсем не похож на первого подошедшего, у дающего разъяснения всего около 50 % вероятности того, что он заметит подмену».[57]

Аналогичный эффект «концентрации внимания», однако, в иной форменной составляющей представлен психологической системой «невидимая горилла».[58] Данный эксперимент подтверждает тот факт, что вы не можете получать удовольствия от того, на чем не сконцентрирован акт вашего внимание. Суть эксперимента сводится к следующему:

«Испытуемым давались инструкции, что сейчас будет исследоваться их внимание, для этого им нужно подсчитать количество пасов в показанном видеоролике. Затем демонстрировалось видео, где группа людей примерно из 10 человек бросает мячи друг другу. Эти пасы и предлагалось считать.

В конце объявлялся результат и задавался вопрос: «А заметили ли вы гориллу?». И затем заново быстро перематывался ролик, где было хорошо видно, что в разгар действия в толпу кидающих мяч людей входит человек в черном костюме гориллы. Он некоторое время стоит, смотрит на всех, затем бьет себя в грудь и уходит. Этот человек очень заметный и явно отличается от всех остальных персонажей ролика!

Оказалось, что в 50 и более процентах случаев испытуемые не заметили никакой гориллы! Они усердно считали мячи, и прошедший прямо у них перед глазами человек в странном костюме буквально выпал из поля зрения. Пересматривая ролик повторно, эти же люди хорошо видели, когда входит человек в костюме гориллы, и удивлялись, как они могли его не заметить».[59]

При этом интересен тот факт, что если цвета футболок команд будут не сильно отличаться друг от друга, например, красный и оранжевый цвет, то вы будете путаться в последовательности передач мяча от одной команды к другой, так как будете сконцентрированы на попытке разграничения того, какой же цвет футболки сейчас у того человека, у которого находится мяч.

Можно привести еще множество примеров взаимозависимости акта концентрации внимания и акта заинтересованности, однако в этом нет необходимости.

Из сказанного можно сделать вывод о том, что мы «четко» и «достоверно» воспринимаем лишь разность выражения нечто, «черное» и «белое», «теплое» и «холодное» и т. п. В случае если бы мы не различали «да» или «нет» как «утвердительных конкретностей выражаемого», мы бы совсем не смогли высказать ничего определённого о том или ином аспекте бытия.

Мы подстраиваемся под восприятие нечто в акте его «удовлетворительного восприятия».

Так, рассматривая компьютеры 50-х годов XX века, мы изумляемся, как на них вообще возможно было работать, в то время как для тех, кто ими пользовался и на них работал, это были самые передовые машины, воспринимаемые на уровне нечто чудесного. Сегодня происходит то же самое в отношении всего того, чем мы пользуемся. Все современные технологии мы воспринимаем в качестве нечто «передового».

Однако интересен тот факт, что если убрать все компьютеры и используемые в повседневной работе технологии из жизни современных людей, а затем через некоторое время дать им возможность пользоваться компьютерами образца 50-х годов, то возникнет парадоксальная ситуация, при которой машины из середины XX века вновь будут восприниматься как нечто «уникальное» и «удивительное».

Удовлетворённость реализуется в «отсутствии».

Более же подробно данную проблему мы рассмотрим в «13-м аспекте» данного произведения ниже.