Читать книгу Взгляд во вне. 13-й аспект понимания - Роман Николаевич Адерихин - Страница 24

Мы инвариантно воспринимаем мир таким, какой он есть, и инвариантно формируем его таковым, какой он есть и нами воспринимаем (основная формула матричности: S W), где

S – субъект

W – мир

Есть ли у вас выбор? Да. Есть ли у вас выбор безотносительно выбора – нет.

Если вы хотите подчеркнуть то, о чем говорите и пишете, то выделяете данный информационный фрагмент каким-либо образом, интонацией, громкостью, подчеркнуто другим цветом, толщиной шрифта и т. п. Если весь текст, который вы пишете, или предложения, что вы используете, будут написаны или высказаны подчеркнуто, жирным шрифтом, акцентированно громко и т. п., то переход на «обычный» шрифт письма и «обычный» тон разговора будет восприниматься вами как нечто «подчеркнутое». Концентрация внимания на чем-либо не обязательно связана с матричными алгоритмами выделения нечто в качестве «значительного», но связана с выделением «необычного или меньшего из преимущественно целого», выдержанного в стилистике однородности – большего.

В данном случае «однородно-меньшее» сопрягается в акте вашего восприятия с нечто «подчеркнутым», тогда как «однородно-большее» с нечто обыденным и не таким важным за счет акта «подчеркивания», а не в связи с тем, что есть на самом деле понятия «важные» и таковыми не являющиеся.

Существует относительность акта восприятия в рамках сопоставления нечто позитивного-негативного, большего-меньшего и т. п., но все же в рамках одного и того же.

Понимание не есть то, о чем говорится или что поясняется. Объяснение или интерпретация знаковой составляющей не дотягивают до состояния акта самого понимания как такового. Например, процесс умозаключения с точки зрения современных достижений когнитивных нейронаук говорит нам о том, что когнитивные (познавательные) процессы речи, научения, зрения используют концептуальные умозаключения[65], которые связаны с наблюдением.

Идет процесс объяснения или «углубления» в нечто, в информационный пласт, в наслоение информационных пластов, но не в акт понимания. Мы читаем, уясняем и т. п., однако вопрос в том, как и каким образом понимание достигает своего воплощения? Понимание посредством объяснения недостижимо, оно лишь переключает в комбинационных формах известный набор матричных схем (логических, семантических, физических, языковых, культурных и т. п.), варьируя информационные составляющие матричных схем восприятия окружающего мира.

Так, прочитав книгу по нейрофизиологии, мы говорим о том, что многое поняли, на самом же деле не поняли ничего «нового» в отношении того, что было лишь перефразировано с «инаковой» информационно-дополнительной, информационно-количественной составляющей, выразившейся в итоге в акте удовлетворения, который воспринимается как нечто или «чувство знания».

Нас не устраивает формат пояснения как процесс по достижению какого-либо знания.

«Ощущение или чувство понимания или знания» наталкивается на «противоречие», которое, по сути, ставится в качестве «барьера» по отношению к тому, что мы пытаемся донести (объяснить).

Вопрос: что дает нам ощущение того, что мы нечто понимаем?

Акт «использования» в данном случае нацелен на понимание, однако ощущение неудовлетворенности данным использованием предполагает поиск нечто, которое бы удовлетворяло критериям акта нашего понимания самого акта понимания. Поименованное понимание есть не то, что все хотят выразить или за что принимают, в итоге «примешивая» к пониманию акт использования данности. Увеличение количественного акта информационных знаков дает ощущение взаимодействия сложности, количества затраченного времени по достижению определённого результата, который нас удовлетворяет, заставляя смириться и принять тот факт, что усилие такого рода должно заканчиваться удовлетворением, которое элиминирует телеологическую составляющую актов дальнейшего исследования по отношению к нечто уже достигнутому, не задумываясь над тем, что сложность может вести в тупик или же вращаться по кругу событий, наполненных сложностью выражения количественных составляющих акта восприятия, которые инвариантно награждаются и достигают акта удовлетворения, то есть завуалированного знания по поводу эффекта понимания.

Следовательно, ощущение акта понимания важно отличать от того, что такое понимание на самом деле. Ощущение понимания или знания реализуется в матричных формах восприятия, о которых мы и поведем речь в данной главе.

* * *

По сути, мы говорим «одно», вы говорите нам нечто совсем «другое», при этом в итоге мы понимаем друг друга.

Вопрос: Как?

Так, допустим, мы говорим: «Какая хорошая погода сегодня», на что вы нам отвечаете: «Да, прекрасная».

В данном случае просматривается сопряженность: «погода», «я» и «вы». Погода может быть хороша или плоха только в акте нашего ее восприятия, оправдываемого (объясняемого) обычно за счет определения сопряженности и взаимодействия солнца, его лучей, туч, деревьев и т. п. Вычленить «хорошесть» из совокупности всего этого представления о ней не представляется возможным.

Дело в том, что «погода» есть понятие абстрактно-пространное по отношению к нескольким физическим состояниям, которыми мы характеризуем акт ее понимания. Наше восприятие ее «хорошести» выражено как «какая хорошая погода сегодня». Вы воспринимаете и понимаете данное определение за сотые доли секунды, не вычленяя и не синхронизируя всю совокупность тех физических состояний, которые порождают и вызывают в нас ощущения этой «хорошести». Далее, синхронизируя и обрабатывая полученную информацию, вы нам отвечаете «да, прекрасная». При этом ваш ответный посыл выражает все ту же степень «хорошести» по отношению к нашему ощущению этой «хорошести», при том, что сама «хорошесть» и «прекрасность» не определены и не понятны для нас никоим образом.

Мы применяем различного рода информационные выражения по отношению к абстракции в довольно конкретном виде, четко понимая, о чем идет речь. Возможность коммуникации относительно различного рода состояний невероятна с точки зрения рассудка.

* * *

Как мы уже выяснили, каждое понятийное состояние или свойство выражаемо лишь за счет потенциальных матричных «подразумеваемостей» акта ее понимания, таких, например, как «больше – шире», где шире есть толще и т. п., где каждому подобному состоянию нужен контекст «конкретности акта их употребления». Вопрос состоит в том, как возможно выбрать и применить этот контекст? Каковы его причины и как он выражается в идеальных и абстрактных понятиях, а также в реальном взаимодействии вещей (φύσις)?

«Матричность» выражается в логической, стилистической, языковой и вообще во всей форменно-информационной составляющей акта нашей с вами действительности. Например, в словосочетании «построить дом» матричность реализована как акт «понимаемости» того, о чем идет речь, с вашей стороны, хотя объяснить, почему и как это возможно, занятие не такое простое, как мы уже показали выше.

Алгоритм выделения того, что и как мы понимаем нечто, «матричен», и это не так сложно доказать, так как в доказательстве лежит фактор «убеждения» и «удовлетворенности», которые суть коррелируют к акту осмысления и изменения, в том числе вашей точки зрения. Это лучше всего реализуется в акте примера.

Возьмем предложение: «Мы воспринимаем то, что видим как набор букв, информационных составляющих (атомов) смысла и информации вообще».

Наше восприятие данного предложения не содержит ничего «удивительного» или необычного. Это самое тривиальное предложение, построенное по «привычной» нам схеме, исполненной в логике алгоритма акта понимания. В нем мы выделяем подлежащее, сказуемое, знаки препинания и, что самое главное, улавливаем смысловое содержание данного предложения в акте нашего его понимания и восприятия. В нем по фактическому алгоритму реализации и стилистики выражения предложения мы реализуем акт его написания справа налево и т. п. Далее, можно сказать, что мы выделяем в качестве первоначальной единицы информационную точку «Мы». Она состоит из двух символов, если брать в расчет буквенный фактор реализации «информации» (который выделяем только мы), ее восприятия и понимания и т. п.

Далее мы можем делить и разъяснять схему данного предложения по различным основаниям: грамматическим, стилистическим, психологическим и иным, которые мы считаем целесообразными в смысле рамок акта нашего их восприятия. При этом «целесообразность» такого деления не всегда вписывается в рамки объяснимых, «алгоритмичных» формул акта нашего восприятия и понимания.

Так, представим, что вы впервые в жизни видите данное предложение и, более того, впервые сталкиваетесь с такого рода формой буквенного выражения, скажем, это предложение – ваше первое нечто которое вы воспринимаете в данном мире. В таком случае оно ничем не отличается от второй части набора символов в диаграмме «Мюнстенберга», которую мы представили выше.

Вопрос: Каков алгоритм вашего восприятия того, что есть?

Вы не знаете этого алгоритма и закономерности акта его реализации, вы как бы по наитию инвариантно стараетесь «уловить» нечто, которое вам инвариантно предлагается, более того, оно инвариантно вами осмысливается, так как осмысленность и восприятие лежат вне акта вашего контроля и выбора. Помимо всех традиционных форм восприятия, можно предположить, что, не видя и не осознавая смысла предложения в целом и его частей, а также их значения, мы будем выделять первичную «разность» сопоставления простейшего алгоритма акта «реализации» как такового.

Пока не знаем, почему и зачем «первичность» сводится к «тривиальности» и сопоставлению, но она всегда ищет путь в простоте акта своей реализации.

Итак, следуя алгоритму реализации «первичности», мы не гарантируем, что акт концентрации восприятия данного предложения, выраженный как «слева направо» или «справа налево», будет инвариантно реализован вами в акте понимания того, что вы делаете, так как пока что не выделяем данные характеристики акта восприятия и отличия за неимением таковых.

Вопрос в том, какой знак, буква или линия сконцентрирует и притянет акт вашего внимания по отношению к инвариантной реализации акта направленности и восприятия вообще? Можно сказать, что количество потенциально возможных вариантов такой концентрации ставится в зависимость от количества ситуаций, потенциально возможных и невозможных, а также с поправкой на восприятие в реализации акта его первичности.

Каков акт концентрации внимания в его первичности? Может, его вообще нет на данном этапе? Мы не в состоянии сделать вывод о том, есть ли вообще акт концентрации внимания на этих элементах, может быть, человек увидит пробелы, выражающие для нас то, что мы называем буквами, и найдёт в них смысл, который мы называем смыслом в матричности акта его восприятия, однако таковым не являющимся.

Мы ничего не знаем даже о том, что полагаем в качестве нечто уже понятого.

Следовательно, количество и алгоритм акта восприятия нами данного предложения не складывается в акт восприятия того, что может восприниматься как предложение или вообще как информационная составляющая, выраженная им. В данной первичности непредсказуемость восприятия граничит со степенью и количеством всего воспринимаемого в мире. То есть никто не гарантирует аналогию восприятия предложения или же восприятия цвета или света, камня на параллельном и тождественном уровне, то есть на уровне их восприятия и преставления нами. Предложение может рассматриваться как нечто, которое есть «форменность» безотносительно несения какой-либо информационной составляющей. В этом случае камень ничуть не хуже или лучше предложения как такового и не более или менее информативен, так как для акта восприятия его в качестве такового нет никаких предпосылок.

Первичность акта восприятия характеризуется голым фактом констатации.

Находясь перед фактом долженствующего и инвариантного акта восприятия данного предложения, можно вывести тысячи способов его понимания и восприятия. При этом никто из читателей, скорее всего, не предполагает, какова степень информационного разнообразия данного предложения, представленного как нечто целое в векторе акта его определённого понимания. Рассмотрим один из таких примеров, а затем постарайтесь ответить на вопрос: могли ли вы представить себе именно такой способ (вариант) толкования данного предложения?

Пример:

«Мы воспринимаем то, что видим как набор букв, информационных составляющих (атомов) смысла и информации вообще». Воспринимая данное предложение как информационное нечто, выделим предположительную «первичность» – «М». Ее мы разделим на четыре линии, две из которых вертикальные и две вертикально наклонные на определенный градус, который мы называем уклон. Далее мы возьмём следующее за «М» информационное состояние «ы», при условии нашего матричного акта восприятия его как такового (сопоставления, разделения, анализа, синтеза, дальше, больше, прогрессивнее и т. п.). Оно, во-первых, меньше, во-вторых, структурировано по-другому, в нем мы выделяем две вертикальные линии, основание одной из которых заканчивается полукругом, который в отдельном своем состоянии ничего не означает и не несет никакой информации. Более того, информационное состояние «ы» мы можем наблюдать на «расстоянии» между этими линиями и линиями информационного состояния «М», определив, что они находятся на разном расстоянии.

Вопрос: имеет ли это значение и отличается ли это расстояние от других ее эквивалентов? Влияет ли оно на смысл акта его восприятия и какова природа их разности? Влияет ли разноразмерность на акт ее дальнейшего соотношения с тем, что будет рассматриваться дальше? Данные вопросы требуют своего отдельного аспекта рассмотрения.

Далее нам необходим алгоритм восприятия «дальше» для достижения определённого результата, где последний выступает как нечто конечное в выражении акта своей матричности и т. п., то есть для любого акта восприятия необходимо «восприятие».

Затем мы можем рассмотреть проблемы акта восприятия вышеуказанного предложения как проблемы между повторяющимися символами, например, «М» и «м». В понятии «видим» мы можем сказать, что «в» есть знак иной информационной и форменной составляющей чем, «ы» и «М», где первое информационное состояние, характеризующееся наличием вертикальной линии, заканчивается полукругом, а в случае с «в» двумя полукругами – в начале и в конце.

В общем и целом таких вариантов или алгоритмов восприятия в разности актов его подразумеваемого состояния бесконечное множество.

Вопросов также много. Как, например, определить, где начало и конец? Как определить, что мы на что-то опираемся в осознанности акта восприятия, то есть восприятие изначально определено алгоритмами, например, первичности, вторичности, длины, меры, сопоставления и т. п.

Мы заранее интуитивно знаем, как это есть, но не понимаем, как это есть.

Сами акты выражения того или иного состояния могут быть не теми, например, состояния «вертикальное» и «горизонтальное» могут не иметь никакого значения, так как падать можно и вперед, а если убрать ориентиры, то при падении можно и не ощущать падения или перемещения как такового вообще.

Соотношение членов предложения по различным их основаниям слишком велико, так почему мы воспринимаем их как «буквы» и как «понятия»? Что привело нас к такому акту их употребления? Почему, даже если нам дадут ответы, мы не удовлетворимся ими?

Дело в том, что, как можно видеть, в рамках одного предложения мы можем находиться постоянно, так как анализ восприятия строения воспринимаемого (вектора мысли) бесконечен по отношению к количеству факторов акта восприятия на единицу времени.

* * *

Другой пример, который мы еще затронем в аспекте «Наука о конкретном», касается трансформации смысловой составляющей одного понятия «сидеть», в другое понятие «смотреть».

Реакция на такую подмену в матричной форме акта восприятия будет равняться умозаключению абсурдности такого рода определениями. Это связано с объяснением того, что функционал ягодиц заключается в сидении, а функционал глаз в смотрении. Для этого не требуется особых доказательств по причине абсолютной «очевидности» того, что это так и есть на самом деле. Факт того, что мы называем объяснением и определением, как сказано выше, структурирован по принципу привычности воспринимаемого именно определенным образом и не может восприниматься никак иначе. Это попросту привычно, а значит, стабильно, не опасно, положительно и т. п., согласно градации факторов акта восприятия. Непривычность вызывает тревогу и порождает то, что мы называем сомнением. Сомнение в своей сущности есть не что иное, как реакция на нечто, которое может быть ложно по определнным причинам. Причин таковых тысячи, однако они, как и остальные матричные формы рефлексии, характеризуются соотнесением того, что есть (опытная составляющая), и того, что предлагается в виде новой информационной посылки.

В нашем примере следует отметить, что смотреть, например, сидя, мы в состоянии, однако при реализации все того же смотрения, например, стоя, реализация смотрения не прерывается, но прекращается возможность реализации сидения. И наоборот, например, в темноте мы в состоянии реализовать без труда состояние «сидеть», однако состояние «видеть» в данном случае полностью элиминируется. То есть при изменении условий, в нашем примере положения тела и наличия темноты, данные состояния теряют свое существование. При этом определение «сидения» и «смотрения» сохраняется вне зависимости от того, когда и при каких условиях данная функция себя проявит. Следовательно, определения данных понятий сохраняются в виде образов в нашем опыте только лишь на основании общественного консенсуса по отношению к форме выражения понятий, а не самих состояний, определяемых как «смотрение» или «сидение». В конце концов, следует признать тот факт, что матричная форма восприятия и описания сводится к поиску таких состояний, которые восприняты нами в опыте общественного консенсуса.

С этой точки зрения никакой разницы между определением сидения и смотрения нет, так как нет никаких оснований говорить, что знаковая составляющая одного понятия больше или отлична от знаковой составляющей другого, так как знаковая составляющая каждого понятия с необходимостью есть одно и то же, но предстает разностью лишь посредством нашей матричной формы разграничения, на основе, как мы уже показали, довольно спорной.

В связи с этим говорить и утверждать, что земля круглая, а не квадратная, преждевременно в соответствии с четким осознанием понятия неопределенности.

* * *

Неопределённость сама по себе определена и очерчена довольно четко, однако, как мы уже выяснили, четкость и определенность могут таковыми и не быть. Приведем следующий пример для тех, кто не согласен с такого рода выводами.

Диалог экзаменатора и студента:

Экзаменатор: итак, расскажите нам, что такое мораль.

Студент: мораль – это совокупность норм поведения людей в обществе.

Экзаменатор: так, правильно, продолжайте.

Студент: мораль – это соленый огурец, на полу валяется, никто его не ест…

Экзаменатор: что за бред, какой огурец!?

Вопрос: почему в данном случае получились две диаметрально противоположные реакции со стороны экзаменатора на один и тот же поставленный вопрос? Каковы мотивы отрицания и одобрения того, что было сказано студентом, со стороны экзаменатора?

В первом ответе совокупность норм поведения соответствовала ожиданиям и привычности восприятия посылки, выраженной в виде вопроса со стороны экзаменатора. Во втором варианте несвойственность употребления контекста приводит к реакции отрицания воспринятого в качестве посыла на ответ, исходящий некогда от экзаменатора.

То есть опытная составляющая экзаменатора не в состоянии воспринять то, что ожидалось услышать.

Информационная матричность по отношению к «ожидаемому» результату сводится к получению достоверного знания.

В результате появляется соответствующая негативная реакция на нечто новое, с одной стороны, и нечто ложное – с другой. Как уже было упомянуто ранее, ожидание ответа на вопрос характеризуется и сопровождается несколькими составляющими:

первое – это нечто, которое находится в рамках «понимаемости», грубо говоря, важна знаковая, языковая, внешне форменно привычная и единственно воспринимаемая компонента, выраженная в нашем случае в предложении, состоящем из комбинации букв;

второе – общественная компонента, впитанная экзаменатором в ходе своего социального развития, в том числе психического, что дает ему право воспринимать только ту информацию, которая, по его мнению и мнению общества составляет, корректность посыла: вопрос = ответ;

третье – корректность или некорректность ответа или итога зависит от «частоты употребляемости» и постановки социальных ориентиров, направленных и воспринимаемых нами как благо (общественное признание, самооценка, повышение денежного довольствия, полезность результата в практическом плане и т. п.);

четвертое – именно полезность (в нашем понимании), а не сам ответ, как информационная составляющая, интересует экзаменатора, его целевые установки направлены либо на принятие, либо на отрицание принятие такого рода ответа;

пятое – отрицание второго ответа и принятие первого ответа в нашем диалоге говорит о том, что форменная составляющая обоих ответов на поставленный вопрос корректна, а некорректна реакция на его исход, выраженный в нарушении «ожидаемого».

Вывод:

Смысловая сопряженность формируется на основе подразумеваемого в рамках ассоциативного мышления нечто воспринятого. Воспринятое обладает своим фактором акта понимания, более того, сам факт соединения смысла в нечто понятное есть уникальное состояние осознания факта понимания до того, как мы его поймем и проанализируем.

Последовательность мыслительного процесса говорит о факторе «набора» и «последовательности» как таковой, а также о ее взаимодействии с фактами, которые мы хотим выразить. То есть «выражаемость», «последовательность» и «факторность» консолидируются в алгоритме «действия» и его «реализации».

«Алгоритимичность» и «матричность», а также удовлетворенность есть суть ограниченные формы, повторяющиеся диалектические состояния. Удовлетворение жажды единожды порождает потребность в ее утолении еще раз и затем еще. Элиминирование страстей или акта удовлетворения говорит о том, что если нет причины, то нет и необходимости в удовлетворении этой причины, следовательно, проблемы достижения чего-либо кроются в избавлении от удовлетворения или довольствия чем-либо с целью восприятия и достижения «истинной необходимости».

Возвращаясь к нашему примеру, необходимо подчеркнуть, что «ожидаемость» итога говорит нам, во-первых, о том, что, ставя вопрос, мы ожидаем нечто, которое мы назовем ответом, при этом представлять ожидание без его конкретной компонентной и опытной составляющей невозможно, следовательно, «ожидаемость», так сказать, ожидаема. Ставя вопрос, мы алгоритмично настроены на отклик в виде ответа, вот отличный пример невозможности реализации акта деятельности без алгоритма построения и ожидания этой деятельности. Алгоритм ожидания информационной составляющей, выраженной в ответе, есть суть неизбежность формирования любых других алгоритмов, эмоциональных, понятийных, психических и т. п., которые ведут к тому, что есть удовлетворенность.

Векторы направления, такие как «то», «из чего», «посредством чего», «что», «как» и т. п., характеризуют перенос состояния одного компонента восприятия на другой компонент восприятия, который воспринимается нами как «нечто», которое есть «иное» по отношению к тому и до того, как был использован вектор.

Рассмотрим это на примере понятия «груша». Вектор – это то, из чего состоит груша, компонент переключения состояния на «то, из чего она состоит». Он реализуется в многофакторной подраумеваемости того, что мы называем определением или описанием. Например, груша состоит из мякоти и косточек, кожуры и т. п. Векторные состояния характеризуются отсылкой и формированием подразумеваемого состояния в том, что даётся изначально. «Начальность», или первичность, есть вопрос, характеризующийся в реализации векторов ограниченного действия. Ограниченность есть вектор, направляющий развитие восприятия в то, что называется необходимым и достаточным для акта удовлетворения.

«Ответность» характеризуется набором алгоритмичных состояний с заданным вектором на то, что называется пониманием. Мы не знаем, что это такое, однако уверены в том, что это именно то, что характеризует наше ощущение в том, что оно именно «то», посредством чего удовлетворяется и реализуется «ответность».

«Ответность» и вообще практически все понятия необъяснимы с помощью инструментария, называемого рациональностью. Дело в том, что от того, что мы ощущаем и что говорим, не меняется фактор реализации и наличия ощущения и говорения. Алгоритм и вектор понимания строится по принципу данности направлений деятельности при неосознанном отношении к ограниченности и алгоримтичности процессов того самого, что мы называем познанием.

Итак, ответом на поставленный вопрос всегда является степень его удовлетворенности на воспринятое в акте того, что человек говорит и как слушающий это воспринимает. Восприятие всего того, что мы характеризуем как знание, есть алгоритм, выраженный в формуле выхода «за рамки», нечто новое, неизвестное, шокирующее, удовлетворительное, согласуемое с нашими предпочтениями и т. п. Данный набор того, что характеризует степень и алгоритм правильности и удовлетворенности, лежит в наборе таких выражений, которыми мы характеризуем, пусть и с большой долей условности, то, что и составляет важность и цель нашей жизнедеятельности.

* * *

Компенсаторность – это единственный возможный путь реализации нечто одного посредством отсутствия такой возможности у другого. Невозможность предстает не как отсутствие, но как возможность, однако предпочтительно реализуемая в нечто ином. Сама возможность реализации одного лежит в плоскости невозможности реализации иного, как единственной причины возможности акта существования этого «одного».

Матричность восприятия и его алгоритмия строится по принципу возможности одного посредством невозможности другого. Так, рождение невозможно без смерти, и в то же время в акте рождения нет акта смерти, так как возможность акта рождения полностью подчинена зависимости невозможности в тот же момент акта смерти.

Наша «матричность», или «алгоритмия» проявления акта восприятия и выражения, построена по известным и привычным нам схемам. Мы воспринимаем нечто, ощущаем, исследуем и стараемся «задать вопросы», которые реализуются и воспринимаются как нечто, которое именно необходимо в ходе все того же акта восприятия. Вопрос коррелирует к тому, что мы называем ответ, его итог воспринимается как нечто, которое удовлетворяет и объясняет необходимость в том, что мы называем новыми вопросами.

Нас интересует вопрос, почему, как и зачем мы воспринимаем результаты такого восприятия, какой в этом смысл и т. п.? Почему «алгоритмия» восприятия построена так, что все, что не воспринимается, становится актом неудовлетворенности в том, что уже есть, зачем мы постоянно ищем нечто «за» рамками, как нам кажется, понимания? Сама стилистика алгоритмов очень сложна, при этом сложность воспринимается нами как нечто такое, которое не является простым, при том что простота – величина неопределимая и чрезвычайно валотильная. Однако понимание ее мы имеем, при том что все научные факты и сама логика построения восприятия говорит о невозможности понимания того, что нами не понимается. При этом понимание воспринимается нами как нечто, которое есть некий акт, посредством которого мы достигаем некоторой точки, при которой вопросность предыдущего восприятия отпадает.

Понимание есть не акт понимания как таковой, но есть акт удовлетворения «порывом», поиском того, что нас волновало и тревожило. То есть понимание есть акт, направленный на расширение непонимания, при котором само усилие и поиск ценится и воспринимается как акт. Проблема в том, что алгоритмия строится по принципу привычности. Ведь если вопрос не называть вопросом, а ответ ответом, при всей справедливости мы не найдем и одного признака отличающих их качеств. Как отличить, что есть вопрос и что есть ответ, как мы различаем тысячи, по сути, звуков, складывая их в единую систему? Почему сложение, прогнозирование, сопоставление и иные методики научного знания есть и воспринимаются как нечто, которое достигает акта «понимания»? Невозможно отличить, что есть вопрос и что есть ответ в их абсолютной форме, они просто «есть».

Невозможность понимания кроется в том, что все, что воспринимается, есть воспринимаемое.

Например, информация (знание) о том, что земля круглая, делает предсказуемым последствия такого восприятия предметов и явлений, как окружность и планета, при том что образ планеты нам неизвестен, так же как и образ круга нельзя познать опытным путем, так как неповторимость опытных предметов, составляющих круг, не есть круг, но есть акт его реализации.

Дело в том, что мы, того не зная, употребляем нечто, которые есть суть «непонятность» и в то же время единственное то, за что мы можем цепляться в силу реализации целей жизнедеятельности. Например, окончательность, четкость, понятность и т. п. есть состояния, которые характеризуют то, что мы называем актом понимания и удовлетворённости. Если заменить данные понятия такими, как безответственность, стул, созвездие, то вы скажете, что такие состояния характеризуются непониманием. В чем разница между первой группой состояний, выраженных, как нам кажется, актом понимания и разумности, и второй тройкой, которая кажется абсурдной и ведущей к потере понимания и здравого смысла? Алгоритм «объяснения», как нам кажется, ведет к пониманию. В то же время «объяснение» предстает как последовательность логических понятий, ведущих к акту разъяснения. Эта последовательность исходит из того, что мы знаем и четко понимаем «исходные» качества того, о чем говорим и утверждаем. Конечность понимания первоначальных утверждений строится по принципу разложения исходного понятия на определение, которое есть суть «раскрытие» нечто, ведущего к акту понимания. Итак, раскроем одно понятие из первой тройки и одно понятие из второй.

Окончательность – это выражение состояния «итоговости» в каком-либо процессе.

Безответственность есть халатное отношение к чему-либо.

Итак, такого рода определения, считаем, ведут к пониманию того, что они обозначаются в том, как мы их понимаем. Однако при этом каждое понятие в определении есть не что иное, как выражение не изначального понятия, но выступает актом проявления своей самостоятельной сущности, понятийной единицы, которая суть есть выражение того, что она выражает, а выражает она не то, что мы пытаемся объяснить. Как это доказать? Скажем, «окончательность» не равна «выражению», и «выражение» не равно «окончательности». Безответственность не есть «отношение», и «отношение» не есть «безответственность». Они косвенно и синтетически соединяются в нечто нами понимаемое, но никак не вписывающееся в логику построения понятий и его смысла.

То есть определение не есть степень или вообще момент и акт понимания, оно есть форма, которая, как нам кажется, должна это делать.

Если мы скажем, что дождь льется на землю вниз благодаря притяжению земли, то это не значит, что притяжение объясняет состояние «дождя», а «дождь» объясняет понятие «земли» и «земля» – «притяжение». Однако интегративное использование этих компонентов логически и интуитивно нам понятны.

Следовательно, понятность не есть восприятие понятийных и смысловых алгоритмов, она есть нечто, которое независимо от внешних алгоритмов и наборов матричных высказываний, понятий, предложений, логических и иных форм выражения, она есть свойство, которое в принципе есть и исчерпывается окончательностью того, что мы ограничены актом ее понимания.

Машина должна ехать (двигаться). Если она едет медленно, будет ли это состояние характеризоваться движением? Если она едет быстро – это движение? Какова грань диверсификации быстроты и медленности? Ее нет и невозможно определить, зафиксировать, как нам кажется, в «окончательном варианте», и все же мы воспринимаем и быстроту, и медленность. Движение независимо, таким образом, от скорости, однако, если нет скорости, то возникает состояние покоя, которое характеризуется отсутствием движения. Движение производно от покоя или нет? Что есть покой? Неподвижность или же отсутствие, в смысле существования?

Оперируя тысячами понятий и категорий, мы не знаем, что это такое, однако хорошо представляем себе все же, «что это такое», так как употребление этого делает его возможным, а значит, и необходимым для акта существования.

В целом то, что мы называем знанием, есть не что иное, как вера в эти знания.

Алгоритмия взаимодействий хорошо знакома в практике употребления, однако же не вписывается в то, что мы называем пониманием. Старше есть суть прежде, то есть до, то есть выше, древнее, суть назад и т. п. Эти ассоциативные связки отдельных и разрозненных понятий составляют неизвестный контекст употребления и взаимодействия. Стилистически форменно старше есть старше, однако оно немыслимо без всего того, что есть помимо старше. Старше может выражать степень превосходства, например знания или религии и т. п. Однако что есть суть превосходство и каковы характеристики его восприятия? Прельщение или фактор доказанности строится по принципу старшинства, которому коррелирует древность, мудрость, степенность и далее в логической форме восприятия как достоверность, истинность и удовлетворительная степень ощущения верности целевой установки в совокупности с опытом (информации о том, что это достоверно). Остается много вопросов относительно форм восприятия алгоритмии матричности, но в целом она коррелирует к акту стабильного понимания, или точнее веры, в такого рода ощущение понимания.

Опыт воспринимается как нечто прошедшее, а последнее как нечто то, что прошло и отложилось, последнее как нечто бывшее и полезное для последующего.

Итак, кажется, необходимо прояснить некоторые моменты относительно сказанного, и, как вы уже догадались мы пользуемся алгоритмом удобства в противовес алгоритму привычного повествования, а следовательно, пришло время сделать введение.