Читать книгу Для тебя. Тайные подарки - Сафи Байс - Страница 3

Вдохнуть свежесть утреннего океана, закрыть глаза и прижаться к любимому человеку, ощутить прикосновение новообретенной подруги – той самой, с которой только встретились, но как будто знакомы всю жизнь. Скорее всего, это связано с тем, что ваши парни дружат со средней школы. Вы из разных стран, у вас очень разные жизни, увлечения, даже родной язык – приходится общатся на английском. И ничто из этого не мешает вам почувствовать, насколько удивительно встретить кого-то столь близкого в эмоциональном плане, где-то на тропическом острове.

Лальен поморгала, всматриваясь в коралловое небо над бриллиантовыми волночками у самого горизонта. Взгляды Эндрю, Рэма и Аниты устремились туда же. Все они ждали третюю пару – Роса и его юную любовь, которую никто из них еще не видел, кроме как в Инстаграме.

Когда на горизонте появился белый катер, девушки взвизгнули и запрыгали от радости. Парни ждали гостей с неменьшим нетерпением, но сохраняли больше спокойствия. Лальен видела всю эту счастливую картинку будто одновременно из двух ракурсов: своими глазами и со стороны – так, как долгое время наблюдал за ней Анонимус, используя смартфон девушки и девайсы ее друзей. Это было в уже, казалось бы, забытом прошлом. Но эмоциональная тень, фантомный страх не позволяли Лальен быть счастливой на сто процентов даже в такой идеальный момент ее жизни.

Она не могла удержать себя в этом моменте счастья. За ней всегда следовал ее невидимый чемодан. В нем хранились все пережитые девушкой страхи, все отчаянье и все разочарования. Иногда она пыталась разобраться во всем этом багаже. И у нее получалось. Почти. Лальен уверяла себя, что воспоминания о маниакально-мстительном парне из университета не смогут отравлять каждый счастливый момент ее жизни, не смогут мешать ей доверять другим мужчинам. Прошел уже год, Жак-Маньяк за тысячи километров океана и суши, возможно, ему помогла психотерапия, если же нет, ее он все равно уже никогда не достанет. Но если бы в ее чемодане была только одна странная история.

Лали (так ласково называла ее мама) родилась и выросла в Париже. Не просто в Париже – в Пасси, одном из наиболее роскошных округов города. Ее отец, месье Кевар, владел брендом «Винный граф» и маленьким скромным заводиком по производству шерстяной пряжи. Один из наследников рода джентри, когда-то презираемого за предпринимательскую деятельность, но обогатившегося именно благодаря ей. Мать, мадам Кевар, в девичестве де Ланье, – изысканная аристократка с роскошным наследством.

Родители Лальен были богаты, здоровы и прекрасны. Девочка должна была стать одним из счастливейших детей на этой планете. С рождением Лали семья Кевар, и без того не склонная к печали, взлетела на самое седьмое небо. Где продержалась целых пять лет. После чего пушистые розовые облака под ними начали таять и все трое рухнули на твердую, холодную землю, лишенную сочувствия к своим беспечным чадам, которые вздумали изменять ей с небесами.

Через пять лет после рождения дочери, месье и мадам Кевар решились произвести на свет еще одного ребенка. Начало новой жизни было успешно заложено, но, как оказалось, это было начало не жизни, а смерти. Мадам Кевар, совсем еще молодая и, казалось бы, полная сил, покинула этот мир на третьем месяце беременности. Горе месье Кевара было так сильно, что, наверное, свело бы его с ума, если бы не Лали. Несмотря на свой юный возраст, девочка отлично сознавала все происходящее. Она знала, у нее больше не будет ни сестрички, ни братика, ни мамы. Но дух ее был крепок и Лали не сломила эта утрата. Единственное, чего боялась девочка – потерять еще и отца. Поэтому твердо решила сделать для его спасения все, что она могла в свои пять с небольшим лет. Прежде всего, Лали стала чаще обнимать его и напоминать, что он – все, что у нее осталось, а она – все, что осталось у него. Конечно же, месье Кевар и так это понимал, но из крохотных розовых уст дочери слова звучали как-то по-особенному и как-то сильнее врезались в сердце. И он вознамерился посвятить всего себя и все свое время Лали. Он хотел видеть в ней продолжение его жены, хотел, чтобы она выросла ее новой версией. Вот только этого никак не могло произойти – с момента своего рождения Лали была похожа исключительно на своего отца: такие же красновато-рыжие волосы, высокий лоб, полные губы, золотисто-медовые глаза и молочно-белая кожа. Ничего общего с мадам Кевар, на безукоризненно-пропорциональном лице которой, обрамленном каштановыми волосами, живым космическим огнем горели чистейшие голубые глаза.

Со временем месье Кевар, не без ужаса, начал узнавать себя еще и в характере дочери. Периоды абсолютной прилежности и усидчивости неожиданно сменялись всплесками восстания против всех установленных правил и эксцентричными выходками, после чего снова наступал этап затишья, только затишье это было депрессивным. Месье Кевар очень хорошо помнил, что рос таким же. Уравновешенным, ответственным и благонадежным человеком он стал только после встречи со своей женой. Не после первой же, естественно, встречи, но после длительного благотворного воздействия ее светлой натуры на него, вечно бегущего от собственных демонов.

– Кто бы мог подумать, что демоны передаются по наследству, – сказал он дочери, когда после двухнедельного побега в ее тринадцать лет, она силой была водворена обратно, в семейное гнездо.

– Ты мог подумать, папочка, – тут же нашлась с ответом она, – это ведь твои демоны.

Он был удивлен, потому как после рождения дочери они уже никак не проявлялись в нем, и она видела отца только с лучшей его стороны. Но, видимо, его демоны попросту переселились в нее, при этом, не забыв рассказать ей, кто они и откуда.

Уже с семи лет Лали начала быть просто несносным ребенком: отказывалась выполнять домашние задания, хотя при этом в школу ходить любила, выкидывала всякие фокусы гувернанткам, отчего приходилось менять их чуть ли не каждый месяц, резала платья, если они вдруг переставали ей нравиться (только новые, еще ни разу не одетые, могли миновать такой участи), а фарфоровых кукол с диким упоением разбивала о стены. Когда одна из гувернанток, специально приглашенная из США парижским агентством, заявила, что девочку стоит сводить к психологу, и, возможно, не помешает давать ей успокоительное, месье Кевар сам разорвал контракт у нее перед носом.

– Только американцы могут видеть в любой детской активности, которая не вписывается в рамки «школа-телевизор-компьютерные-игры» повод приписывать транквилизаторы! – гневно заявил он дипломированной специалистке по воспитанию и обучению детей.

На что женщина гордо ответила, надменно запрокинув голову:

– Рада больше у вас не работать.

После этого агентство, поставлявшее новых «жертв» для его дочери отказалось с ним сотрудничать. Но месье Кевар ни чуть не жалел о своем поступке и в кресло психолога сажать дочь не собирался. Даже когда в тринадцать она сбежала с одноклассником-фотографом, чтобы стать моделью, он не сделал из этого трагедии. Лали оставила записку с кратким объяснением, что и почему собралась делать. Ответом на вопрос «почему?» было следующее:

«Дорогой папа, ты ведь знаешь, что школьные науки никогда меня не интересовали. Я исполняю все эти лишенные смысла и практической ценности задания только чтобы не огорчать тебя. Но, родной мой, я живу так уже слишком долго, поэтому позволь мне вдохнуть немного свободы и заняться тем, о чем я всегда мечтала».

Месье Кевару пришлось признать – он сам был виноват в побеге дочери. Когда Лали попросила разрешения пойти в школу моделей, что он сделал? Нет-нет, не сразу же отказал, а вдался в долгие и занудные разъяснения о том, почему он не хочет, чтобы его дочь становилась одной из «этих». Ведь «эти» были для него искаженными формами женщин, не несущих миру ничего полезного. Лали внимательно выслушала его тогда, не переча ни единому слову. Тема казалась исчерпанной и больше не всплывала ни в одном разговоре. А потом он просто нашел дома вместо дочери листок розовой бумаги, исписанный ее торопливым крупным почерком. Конечно же, он немедленно бросился на поиски своего ребенка, объединив усилия с родителями ее одноклассника – юного фотографа Ари. Тем не менее, даже поставив на уши всех знакомых лимьеров, целых пять дней они не могли разыскать своих детей в родном и, казалось бы, таком знакомом Париже.

Оказалось, Лали и Ари поселились в студии одного известного фотографа, который был наставником Ари. Этому мужчине не было никакого дела до законности проживания у него сбежавших из дому несовершеннолетних. Он ставил искусство превыше всего прочего, поэтому и решил помочь раскрыться двум юным талантам. Да, Лали он тоже считал талантом.

– Ты превосходная актриса! – говорил он ей, неустанно снимая ее в студии, на улицах Парижа, на набережной и обучая Ари всем тонкостям создания красивого кадра.

Девочке льстила похвала, внимание и обожание двух таких разных представителей мужского пола. Одному за тридцать, зрелый и утвердившийся в этой жизни мужчина, другому – за тринадцать, юный, как она сама, симпатичный, переполненный вдохновением и надеждами. Они оба нравились ей, и она чувствовала в себе пробуждение еще не вполне понятных желаний. Ари уже давно был ее парнем, ей нравились его объятия и поцелуи, но этого уже казалось недостаточно. Она решила расширить процесс познания Ари, но, в виду неопытности их обоих, все вышло нелепо до отвратительности. После этого ее демоны просто сорвались с цепи и навсегда разорвали в клочья их нежные и творческие отношения. Если бы не этот инцидент, наверное, их бы долго еще не могли найти. Но Ари, собрав объективы и поджав хвост, в ту же ночь тайно сбежал из обители своего наставника. Идти ему было некуда, поэтому он отправился с повинной домой.

Месье Кевар был больше, чем в ярости, найдя свою странно одетую дочь в одном помещении со взрослым мужчиной, нацелившим на нее фотоаппарат. Он угрожал ему тюрьмой, обвиняя в педофилии и растлении несовершеннолетних, в детской порнографии и т. д. и т. п. Правда, никаких компрометирующих фотографий или видео ему найти не удалось, а дочь поклялась, что месье Фотограф ее и пальцем не тронул. Конечно же, отец отправил ее к гинекологу, чтобы подтвердить свои самые ужасные догадки. Но Фотограф действительно интересовался Лали только как моделью. Что до ее экспериментов с Ари, то они не нарушили в ней ничего, кроме психологического комфорта.

Гинеколог подтвердила, что Лальен все еще девочка. Таким образом, ее отцу было возвращено спокойствие, а Фотограф избежал жуткого скандала. Лали даже удалось уговорить «дорогого папа» позволить ей еще немного посотрудничать с Фотографом. Так ее фото попали в одно из ведущих парижских модельных агентств, и девушка незамедлительно получила предложение о работе. Месье Кевар терпел, сколько мог, увлечение своей дочери, которое, как оказалось, даже стало приносить вполне приличный доход. Также он, сколько мог, мирился с тем, что она продолжает общаться с тем, не внушающим доверия странным мужчиной, который величает себя Фотографом. Много ли надо ума и таланта, чтобы нажимать на кнопки дорогущей аппаратуры?

Дочь в благодарность почти не пропускала школьных занятий и даже немного повысила свою успеваемость. Но в одну ужасно душную майскую ночь ему приснился сон о его дочери и Фотографе. Совершенно однозначный сон, не требующий никаких расплывчатых трактовок. Это был отцовский страх, может даже отцовская ревность. Он снова заставил Лали посетить гинеколога. Снова дожидался ее под дверью этого жуткого кабинета. И снова получил подтверждение непорочности дочери. Но в этот раз месье Кевар все же решил раз и навсегда прекратить как модельную карьеру Лали, так и любые ее отношения с Фотографом. Оказалось, что вырвать девочку из цепких лап агентства не так-то просто, но, в результате, деньги, как всегда, решили все. За расторгнутый контракт пришлось вернуть большую часть того, что Лали успела заработать. Месье Кевар, конечно же, не стал даже говорить ей об этом, и все же его дочь впала в первую в своей жизни настоящую, полномасштабную и очень затяжную депрессию.

Она снова осталась один на один с таким огромным и непонятным миром. Только-только ей удалось найти в нем уютную гавань, нишу, в которой она чувствовала себя своей, дело, которое давалось ей без усилий, но с удовольствием, как налетевший ураган отцовских убеждений вырвал ее оттуда и снова бросил в безбрежный, черно-синий океан жизни человеческой. Больше того, он отобрал у нее не только гавань, но и капитана, бравого капитана-Фотографа, которого она успела полюбить. Полюбить как наставника, учителя, старшего брата или… может даже больше. Фотограф был очень интересным человеком. Казалось, он знал все обо всех на свете художниках, скульпторах, фотографах и моделях, начиная со времен древнего Вавилона и заканчивая современностью. А еще у него было много интересных друзей, таких же творческих и совершенно непохожих на тех, затянутых в дорогие костюмы и напыщенные маски аристократичности, которые считали себя друзьями ее отца.

То, что Лали отказывалась ходить в школу и почти целыми днями не вылезала из постели, месье Кевара особо не удивляло и не настораживало. Такое он видел уже не раз. И лучшей тактикой считал оставить все, как есть. Его дочь была намного сильнее, чем хотела казаться. Побыв наедине с собой, она всегда восстанавливалась и находила в себе силы снова слиться с социумом. Обычно на это уходила неделя, не больше. Но в тот раз после недельного затворничества в комнате, Лали отказалась есть и пить. Она и так ела не больше канарейки, а теперь совсем решила заморить себя голодом и жаждой. Когда месье Кевар или гувернантка (на то время ею была француженка средних лет) приходили к ней с едой, Лали становилась на кровати по стойке смирно, прикладывала одну ладонь к сердцу, а другую к желудку и громко, чтобы перекричать упрашивания ее поесть, пела куплет из Марсельезы:

Pour qui ces ignobles entraves,

Ces fers des longtemps prepares?

(Для кого эти отвратительные путы,

Эти оковы, что давно готовились?)

Вот после этого месье Кевар действительно испугался за психическое здоровье своей дочери.

– Лальен Женевьева Аленита Кевар, если ты немедленно не прекратишь, я отправлю тебя в дурдом! – впервые за семейную жизнь он сорвался на крик.

Лали затихла на несколько секунд, посмотрела на него своим теплым золотистым взглядом, совершенно здоровым взглядом, но рядом с ним на ее лице взыграла совершенно безумная улыбка и девушка нараспев ответила словами из мюзикла «Моцарт»:

«Mes erreurs, mes douleurs,

mes pudeurs, mes regrets,

Mais pourquoi faire?

Tu t’en mogues,

tu revogues tout en bloc…

J’accuse mon pere!»

(Мои ошибки, моя боль,

мой стыд, мои сожаления,

Но зачем?

Ты смеешься над ними,

ты уничтожаешь все разом…

Обвиняю моего отца!)

Месье Кевар обвинений не принял и в тот же вечер доправил свою дочь к психологу, о благонадежности которого и умении хранить тайны своих клиентов знал от партнера по винодельному промыслу.