Читать книгу Векторы развития современной России. От формирования ценностей к изобретению традиций. Материалы XIII Международной научно-практической конференции молодых ученых - Сборник статей - Страница 17

Высшая школа экономики

Говоря о травматическом опыте в отношении российской истории, исследователи обычно имеют в виду события, связанные со сталинским периодом и распадом СССР. Однако мы считаем, что одной из тем, требующих более детального изучения в рамках исследования проблем памяти и культурной травмы, может быть расстрел семьи Романовых, произошедший в ночь с 16 на 17 июля 1918 г.

В XX в. уже существовало восприятие последнего русского царя как сакральной жертвы революции (и шире – советского режима), получившее развитие в почитании Николая II как мученика (такой статус семья Романовых имела в Русской Зарубежной церкви с 1981 г.). В 2000-х гг. юридические и религиозные аспекты культа Романовых были легитимированы РПЦ и актами официальной реабилитации. Эти процедуры обозначили не только воссоединение между советским и дореволюционным периодами российской истории, но и актуализировали символическое значение фигуры Николая II в массмедиа.

Серьезных попыток осмыслить расстрел царской семьи сейчас, по-видимому, нет. Большинство популярных книг либо дают подробную хронологию, либо занимаются созданием сентиментализированных (и, как правило, антисемитских) мифов. Академическое описание интересующей нас проблемы удалось найти только в одном из номеров журнала «Неприкосновенный запас» (№ 6 за 2000 г.). Этому событию посвящен раздел «Мифы и легенды», который состоит из трех статей, посвященных возрождению монархической риторики в политической и культурной сферах. В этих статьях память о Николае II и его семье рассматривается в качестве сконструированных по определенным «жанровым» правилам нарративов.

Эти нарративы связаны с процессом формирования «имперского мироощущения». Илья Герасимов описывает эту тенденцию на примере анализа фильма Н. Михалкова «Сибирский цирюльник»:

«СЦ [Сибирский цирюльник] в наиболее чистом виде отразил как раз не прикрытый сиюминутной политической конъюнктурой процесс кристаллизации нового имперского мифа в обществе. Именно тщательное и любовное изображение в этом фильме summum imperium и законченность космогонии (четкая моральная иерархия накладывается на определенную политическую и даже геополитическую систему) позволяют говорить о СЦ как о выражении нового имперского мифа. А недавняя церемония инаугурации Владимира Путина, явно «списанная» с известного эпизода фильма Михалкова, свидетельствует о том, что СЦ и воспринимается уже как нормативный мифологический текст».[69]

Репрезентация имперской власти также является главной темой статьи Олега Кинского о XXII Московском международном кинофестивале,[70] где был представлен фильм Глеба Панфилова «Романовы: царская семья». На его премьеру были приглашены потомки семьи Романовых. Показ фильма сопровождался эпической речью президента ММКФ Н. Михалкова, а режиссер картины получил приз за вклад в мировой кинематограф. Выбор фильма показал растущую популярность монархической тематики, выражающейся в представлении о добром и справедливом правителе. Этот образ соотносится с представителями власти, использующими патриотический и монархический дискурс для легитимации своего положения.

Последняя статья раздела посвящена политическому значению канонизации семьи Романовых, произошедшей 20 августа 2000 г.[71] Виктор Кривулин интерпретирует это событие как попытку распределения власти между Русской православной церковью (РПЦ) и государственной властью. Анализ показывает, что РПЦ является главным актором в большинстве социально-политических процессов начала 2000-х, связанных с Романовыми. Причина этого – желание РПЦ заявить о себе как об одной из ключевых социальных фигур.

Исследования, посвященные актуализации памяти о Романовых, проблематизируют в основном ее социально-политические аспекты. Мы считаем, что концептуализация рассматриваемого нами события как культурной травмы поможет ответить на вопрос о том, почему Николай II и его семья все еще остаются противоречивыми фигурами, несмотря на факты религиозной и политической реабилитации. Сегодня расстрел Романовых и его последствия фактически отсутствуют в общественном сознании как осмысленный травматический опыт. Проблема коллективной вины отчетливо фигурирует лишь в религиозном дискурсе, где убийство царской семьи воспринимается как бремя всех русских людей, их предков и потомков.

В культурсоциологическом подходе травма может быть описана как понятие, конструирующееся через процесс наррации и означивания (the process of narration and signification). Как отмечает Джеффри Александер,[72] одним из основных способов артикулировать и создавать разного рода нарративы о травматичных событиях являются массмедиа. Различные социальные группы принимают участие в создании этих нарративов через взаимодействие с медиа. Анализ массмедиа помогает выявить представителей этих групп и рассмотреть их позиции по отношению к конкретным событиям и процессам. Дональд Мэйтисон также утверждает, что дискурс-анализ медиа позволяет детально описать и выявить доминирующие репрезентации социальной жизни и детально описать мнение большинства, так называемые коллективные значения (collective meanings).[73] С помощью такого анализа мы постараемся найти механизмы, конструирующие нарративы культурной травмы.

В качестве предмета исследования мы рассмотрим только текстовое содержание газетных публикаций. Мы выбрали газеты как наиболее доступный для детального исследования ресурс (такие массмедиа, как телевидение или радио, представляют трудность для подобного исследования в силу более сложной семиотической структуры, к тому же, их гораздо сложнее найти и систематизировать). В качестве кейса мы решили остановиться на нарративах, которые конструировались в российских газетах после распада Советского Союза.

Мы отобрали публикации в центральных российских газетах в период с 1998 по 2013 г.[74] и выбрали те издания, которые лидируют по количеству статей и при этом имеют наибольший тираж и аудиторию.[75] Соответственно, ими оказались газеты, имевшие более 5 публикаций за весь период: Комсомольская правда, Московский комсомолец, Известия, Независимая газета, Российская газета и Коммерсант. Прочие варианты мы учитывали в общей статистике (например, при рассмотрении динамики по годам), но не разбирали подробно их содержание. Отдельно стоит сказать, что сюда не вошли статьи, посвященные празднованию 400-летия дома Романовых, состоявшегося в 2013 г. Их число (более 300) сильно превышает количество публикаций за весь остальной период, и мы считаем более целесообразным анализировать их отдельно.

В каждом тексте мы выделяли три ключевых элемента. Это тема статьи (основное содержание/информационный повод), ее контент (имена, места, авторы высказываний, прочие ключевые слова) и риторика (некоторые языковые приемы). На их основе мы впоследствии сформулировали несколько кодов (или «тегов»), с помощью которых конструируется (как мы предполагаем) дискурс травмы.

Рис. 1

Появление публикаций, как правило, связано с несколькими ключевыми событиями, которые делят рассматриваемый временной период на несколько частей (рис. 1).

Основная часть материалов, посвященных расстрелу царской семьи, возникает в 1998–1999 гг., когда найденные в 1991 г. вблизи Екатеринбурга останки Романовых были захоронены в Петропавловском соборе Санкт-Петербурга. Данное событие вызвало ажиотаж в прессе и сопровождалось дискуссиями о подлинности останков. В этих спорах обозначилось противостояние между РПЦ и государственной властью по поводу погребения членов царской семьи в Петропавловском соборе. Церковь настаивала на более детальной экспертизе, в то время как представители правительства заявляли о необходимости скорейшего захоронения.

На период 2000–2001 гг. приходится вторая волна публикаций о царской семье. В 2000 г. выходит патриотический фильм Глеба Панфилова «Романовы: венценосная семья», который объявляется центральным событием XXII ММКФ. Тогда же начинает обсуждаться возможность канонизации последних Романовых. Эти обсуждения выявили ряд противоречий внутри РПЦ, связанных с отношением к личности Николая II среди ее представителей. До самого момента канонизации Романовых в качестве новомучеников в августе 2000 г. не было ясно, как данные противоречия разрешатся.

В 2006–2008 гг. происходит постепенная политическая реабилитация царской семьи. В 2005 г. начинается судебный процесс, на котором расстрелянные Романовы представляются как жертвы советской власти. В это время наблюдается постепенный рост числа публикаций, который достигает пика в 2008 г., когда процесс реабилитации официально завершается. В этом же году проходит ряд мероприятий, связанных с 90-летней годовщиной расстрела. Кроме того, в 2007 г. были найдены останки еще двух членов царской семьи.

Анализ текстов выбранных публикаций помогает выделить противоречия между государственными лицами, церковными авторитетами и «обществом». Конфликты становятся заметными при рассмотрении конкретных высказываний. Приведенные ниже цитаты иллюстрируют некоторые из этих случаев.

Основной проблемой «простых людей» сначала являлись сомнения по поводу подлинности царских останков:

«Большое количество верующих с подозрением относится к этим останкам, и вопросы этих людей должны были сняты».

(Коммерсант-Daiilly. 28.02.1998.)

Телефонные звонки и письма читателей подтверждают это: «Вы представляете, что будет, если выяснится, что похоронили в Петербурге не царя, а какого-то купца?» (позвонивший в редакцию).

(Комсомольская правда. 26.07.2001.)

«Уклоняясь от этого [посещения церемонии захоронения], Вы, как мне кажется, можете многое потерять в глазах российских граждан. Едва ли они простят Вам это. Думаю, еще не поздно проявить свойственное Вам мужество и внять голосу сердца и совести» (письмо читателя).

(Московский комсомолец. 12.07.1998.)

Такое «общественное мнение» поддерживается чиновниками:

«Высказав личное мнение, Юрий Лужков выразил общественное "это не те кости". Он заговорил о символической усыпальнице, которая стала бы памятником жертвам "периода богоборчества и красного террора в России"».

(Коммерсант-Daily. 07.05.1998.)

Церковь придерживается нейтральной позиции, уклоняясь от обсуждения этой проблемы:

«Для церкви не столь важно, чьи именно это останки, ведь священники молятся не о теле, а о душе».

(Коммерсант. 28.02.1998.)

Еще одной темой для сомнений является место семьи Романовых в российской истории, что выражается в обвинении советской власти:

«Это очередная победа России в деле установления идеи права и справедливости на земле русской. Все жертвы репрессий безбожного коммунистического режима должны быть реабилитированы» (Герман Лукьянов, адвокат).

(Коммерсант. 09.06.2009.)

Или, напротив, поддержке случившегося:

«Политическая необходимость уничтожения всей семьи (а не "зверская кровожадность", как это рисуют враги) была не всем понятна и не всем понятна еще теперь. Не только за границей, но и у нас» (Ф. Юровский).

(Московский комсомолец. 15.01.1998.)

Наиболее репрезентативная заметка, по нашему мнению, была опубликована в газете «Комсомольская правда» от 18.07.2008. Ее текст состоит из цитат, выражающих различные мнения по поводу «вопроса дня», стоящего в заглавии: «Нужно ли государству извиняться за исторические ошибки?». Расстрел Романовых представлен однозначно негативным событием (на что указывают последние слова заголовка). Это объясняется тем, что в этот год состоялась окончательная политическая реабилитация царской семьи. Заметка открывается следующим эпиграфом:

«Государство, не осудившее преступлений, совершённых против царской семьи, отягощает себя, а в некоторой степени и народ, последствиями этих преступлений. Осуждение государством убийства царской семьи станет актом покаяния нашей страны перед убиенными царственными страстотерпцами» (Всеволод Чаплин, протоиерей, замглавы отдела внешних церковных связей Московского патриархата, – на соборных слушаниях, посвященных 90-летию расстрела последнего русского императора в Екатеринбурге).

Это мнение разделяет другой представитель РПЦ:

«Мы должны делать так, чтобы кровопролитие не повторялось. Царскую семью казнили исподтишка – без суда. Такая громадная страна – и даже не спросили у народа» (Олег Тэор, настоятель храма Святого благоверного князя Александра Невского, Псков).

Представленные мнения политиков различаются, но не являются совершенно противоположными:

«Историю пишут люди. А за ошибки зачастую отвечают потомки. И еще вопрос: извиняться перед кем? Перед народом или перед потомками царя?» (Асгат Сафаров, министр внутренних дел Татарстана).

«Я думаю, власть в этом случае извинится. Хотя могла бы и сама это сделать, не дожидаясь обращения церкви» (Константин Боровский, политик).

Деятели культуры (в эту группу мы объединили тех, кто не относится непосредственно к государственной власти, РПЦ и «простым людям») считают, что церковь ошибается, обвиняя нынешнюю власть конкретно в этих событиях прошлого (или даже напрямую защищают ее):

«Я всегда поддерживаю церковь, но в данном случае обвинение направлено не по адресу. Расстрел Романовых – акт революционного террора, а не государственного волеизъявления. Тут уместнее было бы извиниться коммунистам» (Александр Дугин, философ).

«Нынешняя власть не имеет никакого отношения к убийству Николая II, и то, что устраивает церковь, – просто смешно» (Сергей Мазаев, солист группы «Моральный кодекс»).

«Покаяния через «извините-шоу» не бывает. Покаяние – это личное дело каждого человека» (Вадим Винер, глава Центра по расследованию обстоятельств гибели членов семьи Романовых).

«Извинения – всегда хорошо. Извиняется тот, кто силен» (Илья Стогов, писатель, Санкт-Петербург).

«Уж если просить прощения, то у миллионов репрессированных. За их искалеченные судьбы» (Алексей Воронцов, завотделом охраны памятников музея «Куликово поле»).

«Простые люди» солидарны с этой позицией:

«Нет, не нужно. Это все равно, что в одном конце автобуса наступили на ногу, а в другом конце говорят: «Извините» (Галина, читательница сайта KP.RU).

«Думаю, Романовы наконец-то обрели покой. И нам уже надо смириться со всем этим. Это наша история, ее не переделаешь. Тогда совершенно другие люди у власти стояли. Да есть и другие, более живые проблемы в нашей стране» (Нонна Яхновская, фотомодель, Хабаровск).

Следует отметить нечто общее в этих ответах. Большинство утверждений показывает, что нет понимания того, кто именно должен просить прощения и за что (ответы «не государство» и «коммунисты» за конкретные не засчитываются). Не проясненным остается и вопрос о жертвах исторических ошибок, который сформулирован в высказывании Асгата Сафарова. Получить однозначный ответ на эти вопросы невозможно, что дает пищу для многочисленных фантазий и домыслов. Все это дополняется тем, что в истории с расстрелом Николая II и его коммеморации замешано очень много действующих лиц:

«Накануне 84-й годовщины расстрела Романовых в Екатеринбурге историк Владлен Сироткин и советник председателя Государственной думы Юрий Дергаусов публично заявили о том, что царская семья не была расстреляна, а скрывалась на Кавказе и что до сих пор жива Анастасия Романова».

(Московский комсомолец. 13.07.2002.)

«Есть версия, что Ипатьев совершил покупку специально, чтобы дать имя зданию, где свершилось вскоре ритуальное убийство <…> Так что большевики везли царскую семью из Тобольска в конкретный дом, специально обнесенный к их приезду высоким забором».

(Комсомольская правда. 08.12.2011.)

«…православный историк Игорь Смыслов в своей книге "Царский путь” пишет, что сведения о гибели Романовых получены от палачей, беглых каторжников – словом, от людей, не заслуживающих никакого доверия. Он же отмечает, что вообще никто не доказал самого факта расстрела».

(Известия. 15.07.2008.)

«Больше всего было казаков. Большинство людей в форме держали хоругви с изображениями святых и надписями "Всероссийское соборное движение", "Союз православных хоругвеносцев". Выстроились люди с патриотической литературой. Рядом с многочисленными биографиями Николая II и всевозможными историческими хрониками соседствовали газеты «Память», "Черная сотня", «Дуэль» и книги типа "Ядовитые рыбы (масоны и сионисты в Японии)"».

(Независимая газета. 22.08.2000.)

Эти мифы могут создавать даже государственные лица, как мы видим в первой цитате, и часто такие версии бывают одобрены Церковью, заносящей подобные случаи в категорию чудес.

Что касается упомянутых в материалах персоналий, то их можно разбить на несколько групп. В первую очередь, это политики и представители церкви. Для таких политиков, как Борис Ельцин, Владимир Путин и Юрий Лужков официальное захоронение останков имело важное символическое значение в качестве акта легитимации собственной власти, в то время как для представителей Церкви и общественности более значимой становится канонизация как выражение и искупление народной вины.

Одной из центральных тем материалов является историческое значение фигуры Николая II, отсылающее к дебатам о необходимости расстрела Романовых. Николай II противопоставляется другим историческим деятелям – в основном Владимиру Ленину и Иосифу Сталину. Еще одна группа персоналий преимущественно состоит из деятелей культуры, транслирующих монархический дискурс – Никита Михалков, Глеб Панфилов, Эдвард Радзинский.

Среди мест, часто упоминаемых в публикациях, – те, что связаны с расстрелом Романовых (Дом Ипатьева, Ганина Яма) или же те, где они были захоронены (Петропавловский собор).

Несмотря на то что в большинстве случаев имена и названия можно представить в виде четких оппозиций, взаимодействующих друг с другом, это не влияет на артикуляцию причинно-следственных связей этого взаимодействия. Это приводит иногда к совершенно неожиданным по своей логике формулировкам вроде «Ельцин разрушил Ипатьевский дом, а затем рухнул Советский Союз».

(Комсомольская правда. 08.12.2011.).

Мы считаем, что именно неспособность адекватно артикулировать опыт прошлого становится поводом для ряда конфликтов, которые можно выявить через языковые средства, используемые в газетных публикациях. Мы изучили их довольно подробно, но остановимся только на некоторых примерах.

Анализируемые нами материалы имеют разный формат. В «Известиях» и «Комсомольской правде» преобладают небольшие новостные заметки. «Московский комсомолец», «Независимая газета» и «Российская газета» посвящают Романовым целые расследования. Наибольшее разнообразие можно видеть в «Коммерсанте»: здесь есть критические статьи, исторические обзоры, интервью.

Несмотря на разнородность, во всех случаях прослеживаются общие тенденции.

1. Повышенная эмоциональная насыщенность текста (что выражается в частом использовании таких слов, как трагедия, покаяние, страдания; обилии риторических вопросов и восклицаний).

2. Патриотический пафос (авторы оперируют понятиями народ, родина, государство, история, которым сопутствуют такие характеристики, как мужество, честность, единодушие, справедливость).

3. «Таинственность» и неоднозначность фигуры Николая II и членов его семьи. В заголовках и текстах часто используются характеристики «Николай Кровавый» и «Николай Святой», напряжение между которыми всегда подчеркивается авторами статей.

4. Частая апелляция к мнениям «экспертов» и простых людей. Фактически большинство статей состоит из никак не анализируемых реплик, обнажающих противоречия в отношении общественности к описываемым событиям. Любопытно, что в качестве экспертов по любым вопросам, касающимся Романовых, чаще всего выступают не историки или политики, а представители РПЦ.

На основании событий, ключевых слов, имен и риторики мы, как уже было сказано вначале, выделили определенные коды («теги»), характеризующие обсуждаемые в статьях проблемы, причем одна и та же статья может быть охарактеризована одновременно несколькими «тегами». Всего их около 20, но основные изменения происходят в отношении пяти наиболее значимых. На диаграммах (рис. 2) можно видеть их процентное соотношение в три основных периода: 1998–1999, 2000–2001 и 2006–2008. Коротко резюмируем описываемые ранее процессы этих лет.

В 1998–1999 гг. возникла волна публикаций по поводу подлинности найденных останков. В это время церковь заявила о необходимости более детальной экспертизы и выступила с предложением отложить церемонию захоронения. В данном случае РПЦ попыталась утвердить себя в качестве самостоятельной общественной силы. В ходе дискуссий обозначилось противостояние между позициями РПЦ и правительства по поводу необходимости захоронения царской семьи именно в Петропавловском соборе. Этими конфликтными ситуациями было положено начало обсуждению интерпретации личности Николая II и его места в российской истории.

В следующий период ситуация меняется. Конфронтация РПЦ с представителями власти в это время исчезает, и многие публикации объясняют это концом президентства Б. Ельцина. Акцент смещается на внутренние конфликты РПЦ, связанные с процессом канонизации новомучеников. В материалах этого периода возрастает процент публикаций об исторической значимости Николая II, тесно связанных с процессом конструирования мифов о семье Романовых. Темы последнего периода связаны с официальной реабилитацией семьи Романовых и с экспертизой новых останков.

Рис. 2

Сравнивая эти три диаграммы, мы видим, что роль РПЦ на протяжении всех периодов не сильно уменьшается. В то же время постепенно возникает осознание вины и необходимости покаяния: процент публикаций по этой теме увеличивается с 15 % до 23 %. Левая часть диаграммы, связанная с реабилитацией дореволюционной истории, постепенно вытесняет правую, связанную с обсуждением конкретных деталей, связанных с процессами верификации останков и их канонизации.

Повторяющиеся в течение всех трех периодов теги являются индикаторами общего дискурсивного поля, в котором существуют нарративы о расстреле последних Романовых. Для них характерны логические пробелы между выраженными мнениями и оппозициями (главными из которых остаются церковь, правительство и «общество»), а также создание разнообразных мифов и домыслов, часто отмеченных симпатией к фигуре Николая II и ностальгией по дореволюционному времени.

Единый нарратив в этом дискурсивном поле отсутствует, поэтому мы не можем говорить о существовании артикуляции расстрела Романовых как культурной травмы. В то же время мы можем обнаружить запрос на эту артикуляцию на разных уровнях, который выражается в осознании коллективного характера вины (в первую очередь, это невозможность указать однозначных виновников смерти членов царской семьи и перенос ответственности на абстракцию «государство»).

Мы считаем, что именно отсутствие перехода этой коллективной вины в статус культурной травмы является источником основных споров, возникающих вокруг фигуры Николая II и его семьи. Проведенный нами анализ материалов позволяет объяснить появление противоречащих друг другу мифов отсутствием четких ответов на три вопроса, которые Александер выделяет для обоснования существования культурной травмы.

1. Кто виноват?

2. Кто жертва?

3. В чем состоит вина?

В нашем случае этот механизм работает так: РПЦ выразила в конце 90-х гг. необходимость покаяния в цареубийстве (то есть признания вины). Казалось бы, жертвы очевидны, но при ближайшем рассмотрении оказывается, что Николай II и его семья совсем не похожи на святых. Далее, непонятно, кто именно должен нести ответственность за их смерть: конкретные люди, весь народ или только советское правительство? От этого зависит и статус вины: будет ли она политическим преступлением или «исторической ошибкой государства»?

На все эти вопросы совершенно по-разному отвечают РПЦ, представители власти и «простые люди». И это не оставляет возможности всеобщего покаяния, о котором в последние годы все чаще говорится в газетах.