Читать книгу Сократы современности. Философская практика в технообществе - Сергей Борисов - Страница 4

Тема этого рассуждения заостряет внимание на прагматическом аспекте философии и тесно переплетается с необходимостью определения места и роли философской традиции в современной культуре. В моем понимании это непосредственно связано с преподавательской деятельностью, которая для большинства отечественных философов служила и служит главным каналом трансляции этой традиции «в массы». Поэтому прежде чем говорить о месте и роли философии в современной культуре следует задуматься над вопросом о цели преподавания философии в университете. То, что преподавание философии на первых курсах университета является обязательным (конечно, речь идет не о философских профилях обучения), есть не заслуга философии как самостоятельной области знания и практики, необходимой для становления личности, это во многом дань традиции «истмата» и «диамата», когда философия была прислужницей официальной идеологии. Как только чиновникам от образования станет ясно, что философия не может и не должна прислуживать государству, ее судьба как учебной дисциплины предрешена, она перестанет быть обязательным предметом в университетах, и станет учебной дисциплиной по выбору. В связи с этим вопрос – зачем и как преподавать философию? – есть также и вопрос о самоопределении философской традиции в современной культуре.

Если адресовать этот вопрос самим студентам, то, я думаю, ясный ответ на него дадут только те, кто в будущем планирует продолжить обучение в магистратуре и аспирантуре по философским специальностям, а потом пополнить ряды преподавателей философии. Что же ответят остальные? Зачем им философия? Если ожидаемые ответы будут связаны с умением хорошо мыслить, работать с мировоззренческими проблемами, развивать личностные качества, то в таком случае вопрос «зачем» автоматически переходит в вопрос «как». Как удовлетворить все эти запросы посредством преподавания философии? Как философская традиция может быть востребована в контексте этих запросов?

В ответах на эти вопросы мы не можем ограничиться простыми декларациями по поводу того, что знакомство с философской традицией в привычном режиме лекций или семинарских занятий уже является своего рода «проводником» в мир философии. Не будем желаемое выдавать за действительное. Увлекательный рассказ лектора о том, какой вклад внесла философская традиция в мировую культуру, об истории этой традиции и о духовных подвигах тех или иных ее представителей является для большинства студентов только «информацией к сведению». Даже если аудитория заворожено слушает вдохновенные речи лектора, мы ровным счетом ничего не можем сказать ни о понимании студентами речей говорящего, ни о той умственной и душевной работе, которую они при этом совершают, ни о том, что останется в их памяти после того, как прозвучит звонок на перерыв. Следовательно, этот «театр мысли» одного или нескольких актеров, это только начало, дающее робкую надежду на то, что философская традиция может иметь влияние на слушателя и затронуть в его душе какие-то глубинные струны. Что же дальше?

Допустим, дальше на семинарских занятиях преподаватель организует погружение в философскую традицию посредством приобщения студентов к текстам тех или иных значимых философских произведений. По какому принципу будет осуществляться подбор текстов? Было бы наивно ожидать, что критериями подбора будут те мировоззренческие проблемы, которые возникли в душе слушателей, воодушевленных лекционным курсом. Философская традиция как «история философии» имеет свой предмет, а именно эту самую историю. Следовательно, к нашей первой неизвестной x (что осталось в голове у слушателей лекций и, вообще, поняли ли они что-нибудь) добавляется вторая неизвестная y (насколько соответствует история философской традиции, отраженная в хрестоматийных философских текстах, истории личностного развития читателей этих текстов). Смею предположить, что неясность этих х и у в преподавании философии делает это преподавание совершенно бесполезным для большинства слушателей университетских философских курсов.

Как в идеальном плане могло бы обстоять дело? Например, будем руководствоваться простым принципом, что в деле приобщения к философской традиции, как в шахматной игре, «белыми» будет играть не преподаватель, а студент. То есть не преподаватель, а студент будет обладать инициативой и делать первый ход в виде его собственных, частных мировоззренческих проблем и жизненных вопросов, которые волнуют его лично. Задачей же философа-преподавателя будет «вывести» эти проблемы на философский уровень, с тем, чтобы показать, как можно работать с ними в сфере абстрактного, для того, чтобы понять смысл и суть того конкретного, что волнует студента «по жизни». Осуществив такую работу, преподаватель поможет студенту занять философскую позицию по отношению к своей мировоззренческой проблеме, которая, возможно, и послужит моментом ее диалектического снятия, откроет для него новую жизненную перспективу и, несомненно, станет значимым моментом приобщения к философской традиции. И вот здесь философские тексты окажутся очень кстати, поскольку дадут прекрасные образцы «законченных» (глубоко промысленных) идей и исполнят роль своеобразных зеркал, отражаясь в которых, «незаконченные» идеи студента обретут свое завершение.

Здесь мной обозначен главный принцип, в соответствии с которым философская традиция может служить ее неофитам, открывать для них возможность философского образа жизни. Однако может возникнуть вопрос: а являются ли сами преподаватели философии носителями подлинной философской культуры, или, иными словами, ведут ли они философский образ жизни, чтобы их слово не расходилось с делом? Не думаю, что кого-либо удивит мое заявление о том, что у нас есть много преподавателей философии, но далеко не все из них философы (в смысле образа жизни). Как это понять? Очень просто, большинство преподавателей только рассказывают о философии и демонстрируют свое понимание философской традиции в рамках ее истории («объективировано» и отстраненно), занимаются «схоластической дрессурой», вовсе не практикуя философский образ жизни в общении со студентами. Поэтому, преподаватели философии больше заняты информированием о философской традиции, а не формированием способов приобщения к ней.

Конечно, у читателей могут возникнуть вопросы практического плана, связанные с тем, что, если допустить мой «главный принцип» в качестве некой парадигмы в преподавании философии, то, как его можно осуществлять в условиях командно-бюрократической и стандартно-регламентированной системы университетского образования? Охотно поделюсь своими соображениями по этому поводу.

Во-первых, предметная регламентация – это миф, который прочно засел в головах преподавателей и никак не может подняться до уровня рефлексии. Прочность этого мифа во многом связана со скрытым сопротивлением, со страхом перед тем, что «все течет, все меняется». Привычки, выработанные годами, создают иллюзию стабильности в сфере образовательных практик. Преподаватель-предметник потому-то так упорно держится за свой предмет, гипостазирует его, что ему трудно расстаться со своими привычками. Однако скрывая от себя и других этот страх нового, страх пред изменениями, не имея психологических сил быть semper idem, он утверждает, что якобы сама эта предметная регламентация сдерживает его творчество и инициативу. Якобы эти требования предметности навязаны ему извне образовательными стандартами или какими-то странными (большей частью выдуманными им самим) административными указаниями и т. д.

Во-вторых, действительно, командно-бюрократическая система университета продолжает следовать правилам регламентации образовательных структур массового индустриального общества прошлого века. Это отражается, прежде всего, в наличии обязательных учебных дисциплин и массовых «потоках» объединенных студенческих групп, напоминающих регламентацию на фабриках и заводах (старого конвейерного типа), а также в тюрьмах, больницах, армии и других государственных структурах. В этих структурах существует оценочная система, которая подменяет качественные характеристики индивидуальных целей, задач и потребностей количественными характеристиками их соответствия регламенту. Такого соответствия достичь невозможно, поэтому оценочная система является глубоко лживой, а потому противоречивой и безнравственной. То, что философия вынуждена существовать в этих условиях – это нонсенс. Поэтому главной задачей преподавателя-философа, на мой взгляд, является сохранить чистоту философии, а не пытаться ее втиснуть в прокрустово ложе этой системы. Оптимизм вызывает то, что эта система активно изживает себя, она буквально «трещит по швам» и через какое-то время (в скором будущем) полностью себя дискредитирует. Освобождение университета от этой системы следует начать с освобождения от системной регламентации философии. Философия – это форма интеллектуального досуга, а не обязанности. Искусство преподавателя философии проявляет себя в том, что он на первых порах рассредоточивает эту «массу» на отдельные группы, а группы на индивидуумов, поддерживает с каждым обратную связь, откликаясь на его духовные потребности, и практикует философию и философствование в масштабах этих малых (стихийно образовавшихся) групп. За время преподавательской деятельности у меня накопилось достаточно приемов данной работы.

В-третьих, следует признать, что приобщение к философской традиции – это дело индивидуальное. Осуществить это без личного участия индивидуума невозможно. Приобщение к философии в массовом порядке – это затея невозможная, а потому дискредитирующая философию. Поэтому необходимо сосредоточить внимание на разнообразных формах философской практики, обеспечивающих индивидуальное «вхождение» неофита в эту традицию.

Предлагаю вашему вниманию несколько форм приобщения к философской традиции вне стен университета, получивших распространение в недавнее время и представляющих собой отдельное направление современной философии, называемое «философской практикой».

Философское консультирование. Это форма индивидуальной или групповой работы, представляющая собой серию встреч, организуемых и направляемых философом-консультантом. Внешне это может напоминать одну из разновидностей психотерапии, в частности, экзистенциальную психотерапию. Философская «начинка» этой терапии в том, что, во-первых, ее основу, дающую представление о структуре личности, составляют онтологические принципы экзистенциальной философии, а не биомедицинские или психометрические характеристики личности, используемые в психологической науке. Во-вторых, сама процедура консультирования предполагает работу с философскими категориями (или экзистенциалами), в свете которых и происходит осмысление тех или иных мировоззренческих проблем клиента. Зачастую материалом для работы служат те или иные философские тексты, помогающие клиенту осуществить необходимую рефлексию над частными проявлениями своей «философской болезни». Словосочетание «философская болезнь» – это не метафора, это реальное состояние человеческого существования в мире повседневности, характеризующаяся острой чувствительностью к «зову бытия», сопряженное со страхом смерти, социальной изоляции, свободы и бессмысленности жизни. Таким образом, вполне резонно предположить, что «философская болезнь» лечится философскими методами, представляющими собой подобие античных практик «заботы о себе», «собирания себя» в условиях безликих структур повседневности.

Сократический диалог. В основу этой формы философской практики положены принципы работы с внутренней и внешней речью. Философы прекрасно понимают, что внешняя речь человека не всегда соответствует тому, о чем он думает, более того, поскольку внешняя речь большей частью автоматична, во-первых, те или иные высказывания человека могут вообще не выражать никакой мысли, а целиком и полностью относиться к проявлениям его эмоционального состояния; во-вторых, зачастую человек прибегает к внешней речи с целью замаскировать, скрыть реальные мысли о себе, об окружающих или о ситуации, невольно вводя в заблуждение себя и других. Поэтому задачей философа является «примирить» собеседника с его собственной речью, то есть открыть для него рефлексивный план анализа своих речевых высказываний для обнаружения тех скрытых мыслей, которые маскирует внешняя речь. Данная философская практика оказывается весьма эффективной как для прояснения смысла понятий, используемых во внешней речи, так и для прояснения смысла проблем, возникающих в тех или иных ситуациях, мешающих человеку в решении определенных жизненных задач. Разоблачая автоматизмы эмоций, речи и действия, человек получает возможность осознания периметра своей «платоновской пещеры», а также возможность выхода из нее на новый уровень, как мышления, так и мировоззрения в целом.

Философское партнерство. Эта форма философской практики представляет собой группу партнеров, осуществляющих совместное философское созерцание тех или иных аспектов мировоззренческих проблем методом феноменологической редукции. Главное условие философского партнерства – глубокое сосредоточение на том «чистом» опыте, который можно получить, исходя из медитативного состояния, выносящего «за скобки» все автоматизмы мысли и речи внешнего повседневного опыта. Концентрация на этом опыте осуществляется методом медленного чтения фрагментов тех или иных философских текстов, содержащих в себе законченные идеи по созерцаемой проблеме. Высказывание собственных идей осуществляется в унисон с прочитанным текстом, выделяются его главные понятия, из которых совместными усилиями группы конструируется общая «карта идей», дополняемая концептами или образами, возникающими в пространстве «чистого» опыта каждого участника группы. Данное философское партнерство – это не интеллектуальный клуб и не научное сообщество. Целью групповой работы является коллективная помощь в прояснении философских идей за счет совместным усилий, а не соревновательные процедуры интеллектуальных споров и научных диспутов. Работа членов группы напоминает действия музыкантов в едином оркестре, добивающихся созвучия и чистоты исполнения.

Таким образом, мне представляется, что приобщение к философской традиции в мире повседневности следует осуществлять посредством тех духовных практик, или духовных упражнений, которые являлись отличительной особенностью философии в самом начале ее возникновения в античной культуре. Данный практический акцент, говорит о том, что философская традиция – это традиция философских практик, философского образа жизни, для которых как тогда, так и сейчас философия есть способ «заботы о себе», альтернативный религии, мифу или науке. Философская практика никогда не была «частью» философской традиции, она представляет собой ее основу. Разделение «философской жизни» и «философской речи» явилось следствием попыток сохранить философскую традицию, когда она сама стала объектом исторической рефлексии. Данная рефлексия необходима только специалистам, «ученым от философии», но для философских неофитов она содержательно «пуста», поскольку не «заполнена» состоянием их собственного мышления и опыта. Следовательно, сохранение этой традиции – дело философской практики, формы которой следует активно использовать как в рамках университетского образования, так и вне стен университета. Философская практика сохраняет жизнь философии как уникальной культурной традиции напрямую, университетская философия – опосредовано, однако цель у них общая – обозначать табличку «Выход здесь» из «платоновской пещеры» повседневности.