Читать книгу Тонкий холод. Книга баллад - Сергей Ильин - Страница 5

Ночной дозор

Оглавление

Мечутся тени и свет на стене,

синие вспышки мелькают в окне:


«Скорая помощь» стоит во дворе —

кто-то инфаркт получил на заре.


Им оказался брюзгливый старик —

сел на «очко» он – и странно поник:


в грудь ему пуля как будто вошла,

кожу окутала дымная мгла.


Воздух хватает, как рыба на льду,

ужас объял его, точно в аду —


благо, что верная рядом жена:

вовремя весть сообщила она.


Весть не благую, печальную весть:

так обстоятельства нужно учесть,


ибо на все и веков испокон

можно смотреть с двух различных сторон.


То есть остаться лежать-умирать

(мук многолетних зато избежать)


или себя предоставить врачам

(с риском остаться живым пополам).


Ясно, что только второй вариант

выберет наша семья-фигурант —


и на взметнувшийся к звездам звонок

с красным крестом прилетел «воронок».


Здравствуй, старик! на носилках его

спешно увозит от мира сего


в чрево машины, как в темный туннель,

дружная двух санитаров артель.


В то время как в измеренье ином —

схожем отчасти для смертных со сном —


стал проступать, дополняя портрет,

скрытый, но, может быть, главный сюжет.


Ангел-хранитель, свершая дозор,

с ангелом смерти вступает здесь в спор:


просит он, чтобы убийственный чин

дал ему сделать последний почин.


Ангел-хранитель, всегда начеку,

должен он жизнь сохранить старику:


это его как бы жизненный долг,

дело другое, в том будет ли толк.


Ангел же смерти преследует цель

старческую поменять канитель —


правда, на что? для нас тайна пока:

но уж на лучшее наверняка.


Первый прозрачен и кроток на вид,

свет от него никого не слепит, —


если ж на свет от второго смотреть,

сразу в глазах начинает темнеть.


Впрочем, коллеги из дальних миров

зрели на сцену из сказанных слов,


видя пространство машины, как мы

видим ладонь, если рядом нет тьмы.


Спор был у них (догадаться легко):

нужно ль в игольное двигать ушко —


напрочь от жизни – того старика,

или вернуть его к жизни пока.


Есть адвокат, но и есть прокурор:

перед судом происходит их спор, —


вот только суд, отстранившись от дел,

им все дела разрешать повелел.


Ангел-хранитель сказал, что старик

смысл своей жизни еще не постиг:


крепкий орешек он был – посему

приступ сердечный поможет ему.


Ангелу смерти такой аргумент

как богачу завалявшийся цент:


плакать ему иль смеяться над ним —

сравнивать можно ль с рекою Гольфстрим?


Крутит он пальцем на месте виска:

«Не понимаю я вас ни фига —


новая жизнь старика того ждет:

с этой в сравненье она не идет.


Кроме того, из последних он сил

слезно прощенье за все попросил —


с адскими муками наедине:

сколько любви недодал он жене!


В общем, во всей прежней жизни и час

не был и близко хорош, как сейчас,


этот несчастный, счастливый старик —

право, я вижу в нем ангельский лик.


Хочешь его ты вдруг перечеркнуть?

и возвратить ему смертную суть?


восстановить его мелочный нрав?

это ты хочешь? о, как ты неправ!


Все же уважу я просьбу твою:

пару годков старику я даю,


чтоб показать тебе, милый дружбан,

как бестолков твой спасительный сан».


Сказано – сделано, время ушло —

непоправимое сделалось зло:


тела вся левая часть отнялась,

мозга и мышц там разрушилась связь.


Жизнь не пойдет старику уже впрок,

будет страдать он в оставшийся срок:


так не поняв, сожалеть ли о том,

что пришла «помощь» в кавычках в их дом.


«Ну, что ты скажешь, приятель, теперь?

может, откроем заветную дверь


для старика, чтобы он не страдал?» —

ангел один напоследок сказал.


Ангел другой ему так возразил:

«Я бы того старика и спросил —


хочет ли он продолжать путь земной,

или покинуть его – и с тобой».


Плюнул тогда ангел смерти в ответ:

все, у него больше доводов нет:


«Если не хочет старик умирать,

как же он Высшее может принять?»


С этим вопросом оставим пока

как параличного мы старика,


так и двух ангелов, разных на вид:

первый как небо, второй как аид.


Только какой из них небо, друзья,

не в состоянии выяснить я:


и соответственно – кто же аид?

часто бывает обманчивым вид.


Есть и постскриптум к балладе моей:

он о жене старика, да, о ней —


мужней сиделкой два года была

женщина и – свою участь кляла.


Стала вдовой – не узнала себя:

каждый вдруг час, что она не любя


нудно влачила с супругом своим,

жечь ее душу стал, как херувим.


О, теперь много она бы дала,

чтобы любовь и забота была


в каждой частице их жизни вдвоем:

полон воды так живой водоем.


Полон благих начинаний и он —

тот, кто все видел сквозь бдительный сон:


ангел-хранитель старухи-вдовы, —

что же ему пожелаете вы?


Чтоб над старухой ночной свой дозор

нес как заботливый он командор,


и до конфликта чтоб не довело

с ангелом смерти его ремесло.


Ибо нигде не прощается брак:

неба работники тоже впросак


могут попасть, если верить Будде —

полного нет совершенства нигде.


Будь то земной иль небесный пиар:

все суть спектаклей лишь репертуар, —


нищий, блестяще исполнивший роль,

лучше, чем слабо сыгравший король.


Нищий тот – наш параличный старик,

путь ему в небо открыт напрямик, —


что, как по праву актерской родни

роли свои поменяют они?


Он – и тот ангел-хранитель его:

что-то изменится? нет, ничего —


будет все в мире точь-в-точь, как теперь:

это и есть, может, в истину дверь.


Та, что за дверью, проста и сложна,

и, как все истины, нам не нужна, —


все же, продуманная до конца,

возвеселит она наши сердца.


Тонкий холод. Книга баллад

Подняться наверх