Читать книгу Комета Магницкого. Полное собрание - Сергей К. Данилов - Страница 15

С утра по радио передали грозу. Было жарко, душно, горячие улицы пахли расплавленным битумом. Возле жёлтых бочек за квасом вытянулись длинные очереди. Небо выгорело рубахой на спине кровельщика. В обед с запада выползли кучевые сине-чёрные тучи, скоро нагромоздив до самого солнца огромные рыцарские замки. Часа два грохотало совсем близко, но всухую. Ливень рухнул на город ближе к вечеру.

Магницкий ехал в троллейбусе, когда по стеклу ударили первые тяжёлые капли, а потом хлынули потоки, сквозь которые было видно, как в момент обезлюдел центральный проспект. Хлестал дождь славно, от души, крыша троллейбуса гремела барабаном. По тротуарам и дороге разлились широкие лавы, а странная парочка выскочила из ресторана «Чайная», и, взявшись за руки, кружилась под ливнем. Даже сквозь залитое стекло видно, что покатываются со смеху. Только непонятно, с чего так пьяны уже в самом начале ресторанной поры, возможно, даже и от счастья.

Парень, очень высокий, здоровенный, в белом костюме, с копной рыжих волос, не смачиваемых, как шкура бобра, ещё имел на большом красном лице недоумение, вроде бы сомневался, стоит ли прыгать да веселиться под этаким дождищем, но неумолимая Пума хохотала широко открытым ртом и, крича что-то всему белому свету, тащила его за собой. Увидев троллейбус, бросились вдогонку, запрыгнули вместе в последние двери без всякой конспирации, покатываясь со смеху.

Магницкий сидел уткнувшись в стекло, изо всех сил пытаясь остаться незамеченным. Прочие пассажиры также не оборачивались. Даже кондукторша не пошла проверять проездные билеты. Да нет у них никаких билетов, а всё равно не пошла, усмехнулась и отвернулась к окну.

Как только на следующей остановке троллейбус открыл двери, он быстро вскочил и, горбясь, бросился под ливень, который шумел непроглядной серой стеной.

Даже на пятом этаже, у двери в комнату, с него текло на пол как с бродячей собаки.

– Гена, стопка коньячка, случаем, не завалялась?

– От коньяка одна философия и никакого согрева. У меня перцовка имеется. Эта вещь как раз по теме, от простуды помогает в девяносто девяти случаях из ста. Дерябни грамм пятьдесят и сразу падай спать. Утром не чихнёшь. Старинный рецепт.

Магницкий переоделся в сухое, дерябнули на пару с Борцовым.

– Слушай, у твоей бывшей жены друг есть?

– Есть. Чрезмерно меня ненавидит, значит, есть.

– А может, сильно разозлил?

– Нет, слишком ярится, запасных путей не оставляет, все мосты жжёт напропалую. При двух детях одинокая женщина так себя не ведёт, факт.

– Почему тогда замуж не выходит?

– По-видимому, женатый человек попался, но ей с ним в любви веселей жить, чем со мной по закону.

– А чего не захотела с тобой как с мужем и ещё с ним потихоньку, по любви? Традиционная схема.

– Это ты у неё спроси. Ага, сходи и узнай, – Гена явно вообразил развитие последующих событий, хохотнул. – Полагаю, до поры до времени так дело и шло, потом не захотелось ей потихоньку, размечталась на полную катушку оторваться, она у меня эмоциональная женщина, да к тому же однолюбка. С коллегой по работе схлестнулась, не иначе. Был у неё как-то на службе, представь себе, не узнал собственную жёнушку: очень милая, приятная такая, добрая, прямо лучится вся как раньше, в первый период нашей совместной жизни. А для меня дома каменюка холодная, катит и катит, душит и душит. Пока не выгнала – не успокоилась.

– Да, серьёзная женщина.

– Стерва обыкновенная. И, знаешь, хорошо, что однолюбка. Честнее, во всяком случае. Гораздо хуже вариант, когда твоя собственная жена любит всех подряд, тебя ночью – раз, в обеденный перерыв начальника своего – два, а вечером друга милого – три, есть ведь и такие особы. У них процесс распараллелен во времени. Загадочное природное явление: вот видит она перед собой мужчину – и любит его, прямо в обморок падает от любви, видит другого – и тут же его любит, буквально через секунду, стоит взгляд перевести.

Уникальные существа и очень плодовитые. Столько их в последнее время развелось в нашей фауне – страшно делается. Поэтому к данному моменту можно сделать вывод, что крупно мне повезло, Витя, в семейной жизни. Чего-то ты совсем скис, ложись, поспи, утро вечера мудреней.

Он сходил, вымыл стаканы да залёг в постель с закрытыми глазами думать о жизни. От перцовки сделалось горячо, сон не шёл.

Закрытыми глазами смотрел на собственную жизнь, и то, что прежде выглядело чрезвычайно привлекательным, радостным, как в детстве воскресный горсад с музыкой, пирожками и аттракционами, стало похожим на болотистую кочковатую равнину с чахлыми кривыми деревцами, гнилой тёмной водой, затянутую седым туманом. Путь здесь неверен. То есть будучи счастливым он как бы ни на что не обращал внимания, а ныне, после грозы, глянул на происходящее со стороны и ужаснулся.

При помощи постороннего, случайного блондина не Пуму, но совсем чужую женщину наблюдает он рядом с собой, чужую мужнюю жену, забраться в постель которой счёл высшей жизненной удачей. Но почему раньше не задумывался, ведь муж был и прежде, нет, лишь после танцующего блондина сделалось дурно, а до того всё замечательно, прекрасно, волнующе, романтично!

Чертовски неприятная история. Почти так же ему плохо, как если бы был он тем самым мужем и узнал о наличии Виктора Магницкого, к примеру. И даже хуже. Потому что, в отличие от мужа, и претензии предъявить некому – ведь когда был вторым, то любил, мечтал, бегал-прыгал, скакал со второго этажа, радовался жизни, а стоило узнать про третьего, тут же страшным образом расстроился.

Чувство испортилось? Любовь пропала? Возникли разом негодование и злость по поводу выдуманного абстрактного философского закона, что количество, увеличиваясь, переходит в новое качество? Значит, он, Магницкий, её обнимал на работе, потом дома муж довольный обнимал, и ещё в чайной блондин тоже присоседился обниматься, чтобы всем было хорошо. Во как! Но почему так плохо?

Адский перцовочный огонь охватил со всех сторон на родной постели, не дожидаясь окончания жизни, похорон и девятого дня – и ничего не поделать, пришлось жариться, вращаясь утлым телом туда-сюда на койко-месте, словно на вертеле, пытаясь найти положение, при котором не слышно будет ужасных многочисленных вопросов, вполне, впрочем, обыкновенных, но которые человек почему-то начинает задавать себе, дерябнув грамм двести, после того, как увидит нечто обескураживающее и сильно вымокнет под дождём.