Читать книгу Сегодня я рисую треугольник - Софья Мироедова - Страница 3

Концепция строилась для открытия площадки музыкального лейбла. Моя студия разрабатывала оригинальную визуальную презентацию: начиная от дизайна анонсов, заканчивая подбором цветовой гаммы праздничных канапе. Моя небольшая команда начала работать в арт-дирекции отдельных проектов примерно год назад. К настоящему моменту сотрудничала с несколькими постоянными клиентами. Адекватными, интересными заказчиками: модными бутиками, галереями современного искусства и парой ресторанов аутентичной кухни. Никаких свадеб, дней рождений и прочей шелухи. Я всегда старалась зарабатывать только тем, что если и не вызывает щенячьих восторгов, то хотя бы не грозит смертью от скуки.

Как и в везде, в нашей области было множество подводных камней. Первым из них был заказчик со своим урезанным бюджетом и сформировавшимся мнением относительно каждой мелочи. Вторым – партнеры, которые норовили сорвать куш даже на благотворительном мероприятии. К тому же моя студия была довольно небольшой: нас было всего трое, для перманентной помощи команду дополнял внушительный список внештатных специалистов. Так, перескакивая с камня на камень, мы и прыгали второй год по лофтам, барам и крышам со своими мечтами на перевес. С каждым новым заказом всё больше хотелось приблизиться к идеалу. С каждым новым посещением арт-ярмарок и фестивалей, оказывалось, что идеал по-прежнему мерцал на горизонте.

Помимо этого я всю жизнь занималась визуальным искусством: рисовала, снимала, монтировала, сочиняла и выдумывала – это было не просто производством дизайна постеров или иллюстрированием брошюр, это был внутренний порыв, который невозможно было остановить. Я не стремилась вывести свои живописные и графические эксперименты на коммерческий уровень. Мне нравилось, что в этом занятии есть что-то личное. По большому счету, я была попросту не готова к этому. Единственным исключением было оформление музыкальных обложек альбомов для моего лучшего друга. В остальном я время от времени участвовала в выставках, но никогда не ставила себе целью продать холст. Мне было любопытно мнение посторонних людей, сталкивающихся с моими произведениями. Те идеи, которые можно было осуществить без личного участия в качестве художника, я вкладывала в бизнес. Мне нравился свободный график, который позволял просыпаться в полдень, и свобода самой выбирать клиентов. Однажды поработав в крупной компании на чужого человека, я осознала, что такое рабство. Поскольку по натуре я крайне своенравная личность, пришлось начать свое дело, выросшее из дизайна и арт-дирекции.

Пару недель назад я начала продумывать новый заказ. Это был музыкальный лейбл – пожалуй, моя давняя мечта. Сколько бы пластинок мной не было оформлено в качестве художника, работать с лейблом было совсем другим делом. Казалось, что здесь я могла объять необъятное. Конечно, ничего лишнего – основной посыл должен был остаться лаконичным. Даже с моей любовью к минимализму я не могла отказаться от пестрой эстетики второй половины 20 века. Вопрос оставался лишь в том, чтобы сочетать простую геометрию помещения клиента с флером переливающихся музыкальных эпох. Отчего-то мне всегда нравились именно сочетания – пусть это будет вопиющим контрастом, но только контраст может оттенить и зажечь настоящую искру шедевра.

Опираясь на мраморно-серый интерьер, вполне уместным было бы разместить здесь несколько сочных, возможно даже кричащих, акцентов. Не стоило отказываться и от выставки – пусть здесь будет всего десять экспонатов, зато они будут культовыми. Можно было бы даже договориться с европейскими галереями на предоставление оригиналов музыкальных арт-ворков. Само собой, на станковый принт пилота Velvet Underground авторства Энди Уорхола пока рассчитывать не приходилось, но возможность разыскать первый пресс пластинки и пару постеров с концертов все же была.

Так, лавируя по волнам памяти и музыкального вдохновения, я стала намечать облик открытия нового лейбла. Было решено отказаться от упора на одну музыкальную эпоху, а дать отсыл сразу к нескольким: начиная с рок-н-ролла 50-х, заканчивая гранджем 90-х. Во-первых, это привлекло бы максимально широкую аудиторию, во-вторых, нам не пришлось бы притягивать за уши неизвестных талантов прошлого. Я остановилась на одной-двух личностях каждого временного среза – на этом и построила весь визуал. От пригласительных, до, собственно, выставки.

Концепция была описана и готова к старту. На этом этапе я всегда старалась передать дела своей коллеге Ж. – мастеру по переговорам. К счастью, мы понимали друг друга с полуслова, так что я могла быть спокойна за нерушимость моей исходной идеи. Но прежде, чем искать оригиналы Хокни и Лихтенштейна, нужно было обсудить все с заказчиком. Описать в мельчайших деталях, оправдать затраты и подчеркнуть сильные стороны выбранного подхода.

Как всегда я приготовилась к худшему. Не смотря на то, что при каждой встрече с владельцем лейбла мы мило беседовали за чашкой капучино, оставалась вероятность наткнуться на скрытую любовь к безвкусице или отсутствие здравого смысла.

В светлой кофейне на углу главного городского проспекта, за столиком возле окна-витрины сидел сухой, серьезный мужчина – М. Я заметила его с улицы и махнула рукой. Мужчина изменился в лице и улыбнулся, ответив кивком на мое приветствие. Ноябрьский холодный воздух уже успел заморозить мои колени, пока я шла из своей квартиры-мастерской к кондитерской, где мы условились встретиться с клиентом. Зайдя в теплое помещение, я почувствовала мягкий удар теплого воздуха, и интерьер кофейни немного поплыл, точно в жаркий день на раскаленном воздухе плавится линия горизонта.

Пока я пробиралась через суету столиков и посетителей, стальной взгляд пристально следил за каждым моим движением. Повесив на плечики пальто и подойдя к столику с видом на широкий проспект, я набралась смелости заглянуть в эти серо-голубые глаза. Действительно, мутные, но отнюдь не ледяные. Мужчина протянул мне руку в приветствии и встал со стула:

– Добрый вечер, – с неожиданно теплой улыбкой сказал М., поднимаясь.

– Добрый, хоть и насквозь ледяной! – ответила я, пряча глаза.

– Я взял на себя смелость заказать вам кофе, сейчас его принесут.

– Благодарю. Горячий кофе – это то, что нужно после осенней прогулки.

– Вам пришлось долго идти? Мне показалось, вы говорили, что живете неподалеку? – спросил он, отодвигая мой стул.

– Да, но, видимо, я оделась немного не по погоде, – сев, я подвинулась ближе к столу, как будто он мог спрятать меня от этих пристальных глаз.

– Сегодня и правда резко похолодало.

Я вынула из сумки планшет и положила его на стол перед собой.

– Ну, что ж, начнем? – я с ходу кинулась к спасительному заказу. Мне казалось, что воздух раскалился до такой степени, что обжигал мои замерзшие щеки.

– Да, конечно, – ответил он и отставил свой кофе.

М. был коротко подстрижен, с легкой небритостью, намекающей на желание отрастить бороду, одет в черный с высоким воротом свитер. Позже оказалось, что он, как и я, предпочитал этот цвет всей огромной палитре ярких оттенков. Наверное, поэтому интерьер его звукозаписывающего лейбла не отличался жизнерадостными тонами: сплошь мокрый асфальт, мраморный серый, металлический белый. На вешалке позади него висело черное пальто и серый шарф.

– Как я уже говорила, вся концепция будет строиться на срезе разных музыкальных эпох. Думаю, было бы здорово дать основным мотивом выставки винилы культовых исполнителей: распаковать их и вместе с конвертами поместить под стекло… – начала я описание основы всей идеи, но, не успела перейти к рассказу о широком, черного дерева благородном багете, была перебита моим собеседником:

– Это очень круто, а можно будет потом это оставить?

– Конечно! Думаю, проще всего будет выкупить пластинки. Насчет первых прессов и оригиналов афиш не уверена – это слишком неоправданно дорого…

– На сегодня обойдемся «пластами», а потом будет видно! – тускло-голубые глаза зажглись, нижние веки чуть приподнялись. И я облегченно вздохнула – казалось, с этим клиентом не будет диспутов относительно вкусовых предпочтений.

Мы обсудили концепцию, утвердили, чуть сократив бюджет, смету и через полчаса уже говорили о совершенно посторонних вещах. Я рассказывала о трендах в искусстве, о музее Istanbul Modern, где побывала совсем недавно, возвращаясь из Каппадокии; он – о новых группах, которые хотел подписать, о музыкальных перформансах и о том, что он и сам был музыкантом, но некоторое время назад бросил это дело и решил заняться бизнесом.

Так прошел час, за ним еще один. С тем искусства и музыки мы съехали на философию и литературу. Кофе сменился крепким чаем, кафе почти опустело. К десяти часам, спустя три часа после моего замерзшего появления, сухой мужчина с мутно-голубыми глазами и острыми плечами, рисовавшими черное треугольное пятно на фоне светлой кондитерской, предложил пройтись, пока не начались заморозки. Внутренний такт запрещал мне принимать предложение – все же нас связывали сугубо рабочие отношения. С другой стороны, чутье подсказывало, что этот человек, не был просто очередным заказом, за этим острым обликом скрывалось что-то большее. Кроме того, до открытия остался всего какой-то месяц, в смете он расписался – почему бы не принять невинного предложения?

На утро я пришла в студию удивительно рано – в полдень. Обычно я появлялась к позднему обеду. Прогулка накануне закончилась через пару улиц, когда пошел снег, и риск отморозить колени возрос многократно. Мы скованно попрощались, пожав друг другу руки, и пошли в разные стороны.

Заварив черного чая, я позвала коллег на брифинг – чтобы еще раз просмотреть план, смету и начать вести переговоры с галереями и музыкальными магазинами. Поскольку над проектом мы трудились уже месяц, мы просто покивали друг другу, посетовали на сроки работы багетной мастерской и посмеялись, вспомнив новых партнеров по полиграфии – те обещали дать приличную скидку, если мы сделаем заказ крупным тиражом – тираж оказался настолько крупным, что мы могли бы провести мероприятие планетарного масштаба. Чай был выпит, планы подписаны, все разошлись по местам.

Моя основная работа была завершена – так что я могла взяться за свое побочное хобби – колонку в «хипстерский» журнал о современном искусстве. Тему дня задавала редакция, мне оставалось лишь портить бумагу на предмет узкого мышления масс. На этот раз речь шла о современном перформансе. Редактор просил провести аналогию между искусством современности, так они называли сериалы, и творчеством передовых перформеров. Конечно, настоятельной просьбой было коснуться творчества Марины Абрамович – так в двух словах следовало обобщить весь перформанс как таковой. Мне было обидно за тех представителей жанра, о ком незаслуженно забывали современные масс-медиа, выбрав себе парочку икон для жертвоприношения.

Я залезла в свои записи и подборки и погрузилась в работу над статьей.