Читать книгу Сегодня я рисую треугольник - Софья Мироедова - Страница 8

Журнал «Human» был самым хипстерским изданием в стране. Хотя, пожалуй, найти его можно было только в паре-тройке крупных городов. Это упущение редакция с лихвой компенсировала подпиской на цифровую версию. Он отличался красивыми обложками с невероятно живо смазанными снимками: балерины в танце или кадр из горного путешествия, портрет бородатого юноши в коричневом свитере на фоне осеннего леса и тому подобные зарисовки «из жизни». За последние пару лет я разжилась там целой полосой. Сперва я писала короткие заметки на последней странице – обзор выставок среди прочих городских анонсов. Со временем редакция расположилась ко мне с таким доверием, что порой предлагала написать очерк на целый разворот о какой-нибудь новой инсталляции Антонио Оле с венецианской биеннале.

Мне нравилась эта работа. Кроме давно известных мне художников я узнавала море новых имен, а вместе с тем углублялась в изучение искусства. Я часто задавалась вопросом, почему мне так интересно исследование работ коллег по мастерству – ведь я по большому счету сама творец, а не историк искусства. Каждый раз решала, что, должно быть, я искала свой собственный мотив, смысл заниматься созиданием – для этого мне нужно было разузнать обо всем богатстве уже существующих вариантов.

Передо мной на стойке бара лежал последний выпуск: как раз вышла статья о параллелях в современных перформансах. Сейчас я листала планшет и делала заметки в блокноте о новой статье – о скульптуре и портрете Луиз Буржуа на фоне её трогательных фаллических «грибов» и размножившихся по всему миру пауков. Редакция снова хотела первый план плюс обзор и сравнения. Я вспомнила предложение Н., читать моим студентам лекции по темам своих статей – и она меня ужаснула. Идеи редакции, казавшиеся мне такой прозой, осели бы фундаментом восприятия искусства в юных, не окрепших умах. Я вздрогнула и приказала себе забыть эту мысль, перелистнув очередной обзор с последней ретроспективы работ Буржуа.

Меня хлопнули по плечу, я обернулась. На стул рядом со мной опустилась К. – моя подруга со студенческих лет, мы три года делили одну комнату и каждый вечер, пропустив по бокалу вина, пускались в нестройные рассуждения об искусстве, литературе и кинематографе. Сейчас она строила карьеру арт-агента. После Университета она некоторое время успешно читала лекции по искусству и блистательно защитила докторскую. Она была тоща, как жердь, во всем её виде было что-то извиняющееся, хотя речи её были очень эмоциональны и ярки. Насколько я помнила, одно время она участвовала в политических пикетах, была арестована, продержана неделю в отделении, допрошена и отпущена. Конечно, никакой угрозы она не представляла, К. была всего лишь еще одним романтиком-идеалистом.

– Привет! Ты уже заказала что-нибудь? – спросила она, стягивая малиновый берет и встряхивая короткими светлыми волосами.

– Нет, жду тебя! – улыбнулась я. – Пересядем за столик?

– Давай!

Мы встретились в еврейской закусочной на углу пяти пересекавшихся улиц: здесь отлично кормили и цены были ровно по карману угасающей богеме. Поэтому и публика собиралась здесь соответствующая – сплошь евреи и интеллектуалы.

– О, как раз вчера читала твою статью! – сказала К., кивнув взгляд на журнал, который я скручивала, чтобы переместиться за стол.

– И как ты её находишь? – спросила я. Как ни странно, мнение давней подруги имело для меня значение. Хотя, по большому счету, мне были глубоко безразличны мысли окружающих обо мне или моей нехитрой деятельности.

– Ну, не смотря на банальность очередного упоминания Абрамович, вполне любопытные соображения. Особенно мне понравилось, как ты сочувствуешь Бердену, который и не знает, насколько похож на Бердмена Иньярриту. Терпеть не могу каламбуры, но этот очень трагичен.

– Ты всегда умела найти верные слова!

– А еще, конечно, смешно, что ты вспомнила про «Sex and the City»! Сколько этому сериалу уже, лет сто?

– Но согласись, он по-прежнему актуален.

– Как и Абрамович! Кстати, странно, что она самолично не снялась в эпизоде со своим перформансом. Канал нашел бы адептов и среди интеллектуалов!

– Прекрати, каждый занюханный интеллектуал ночью под одеялом просматривает избранные серии. Наверное, в редакции правы, именуя сериалы новым жанром искусства.

– Будешь фалафель или шакшуку? – поинтересовалась К., заглядывая в меню.

– Сегодня яичница максимально соответствует моему разбитому состоянию. Прости за эти ненавистные тебе каламбуры, но ты помнишь, я всегда любила аллюзии и длинные тире.

Бар был частичкой Израиля. Оказавшись там первый раз, я словно перенеслась в Тель-Авив с его граффити, модной молодежью, обшарпанным баухаузом и полуразрушенными коробками домов, сооруженными наспех на пару лет, да так и прожившими до нового столетия. Даже антураж открытой кухни напоминал о барах и закусочных в изобилии томившихся на местных рынках. Я была там лишь однажды, но сухой воздух святой земли впитался в моё существо навсегда.

– Как идет работа над новой серией? – спросила К., когда мы сделали заказ.

– Идет потихоньку, почти закончила. Хотя, сама знаешь, в финале все кажется ужасно неинтересным.

– Да, у вас, художников, невероятно изменчивая химия «мыслеобразования».

– И что самое смешное, с этим ничего не поделаешь. Что еще вчера казалось гениальным, сегодня оказывается клочком банальщины.

– Ну, просто нужно скорее продавать эти клочки и двигаться дальше!

– Наверное, ты права…

– Ты уже договорилась о датах выставки?

– Да, уже подписали договор и назначили дату.

– К какому же дню мне готовить свое сердце?

– Еще не скоро. На этот раз открытие планирую на день рождения. Пожалуй, заведу такую традицию.

– А что, отличный план – не нужно выбирать, кого позвать и с кем говорить! Зовешь всех, а сама преспокойно греешься в лучах славы. Так на открытиях можно услышать море гадостей о работах, а в День Рождения люди все же как-то учтивей.

– Я об этом не задумывалась, – честно призналась я.

– Ни секунды не сомневалась. Ты вообще о людях редко задумываешься.

– Эти слова прозвучали бы обидно, если бы данная черта не была у нас общей, – мы хитро переглянулись и засмеялись, вспоминая университетские будни, прогулы, неадекватные выходки и отсутствие последствий.

Мы просидели за обедом еще около часа, рассуждая об искусстве и политике. К. говорила, что как только она станет агентом с мировым именем, непременно сделает на мне деньги – а пока… пока оставалось довольствоваться положением нищенствующей интеллектуальной богемы. Весь вечер я намеренно говорила обо всем кроме работы и увлечений на личном фронте, хотя эти темы ужасно сложно избежать в разговоре со старой подругой. Я посетовала на последний роман, получила резкий смешок в ответ на это:

– Сколько уже можно поражаться своему разочарованию? Тебе ведь не разбили сердце, забудь этого неудавшегося принца-материалиста. Пора уже найти кого-то нового, – заявила К., оглядывая бар. – Вон, к примеру, симпатичные ребята!

– Перестань, мне сейчас совсем не до этого. Расскажи лучше, как вы съездили в Будапешт! Так ли он «оцыганен», как нам всегда мечталось?