Читать книгу мечтатель_солдат_бунтарь. Головоломка - Станислав Радкевич - Страница 4

Шли шхерами. В тиши шведской полуночи лишь форштевень «Уралмаша» с шорохом резал балтийский рассол. Доброжилов торчал с биноклем на юте: скорей бы собственными глазами увидеть заграницу.

Беззвучно в цейсовский фокус въехали до блеска зализанные валуны на урезе воды, опрятный рыбацкий домик, старинный восьмигранный фонарь над пристанью…

– Гляди, фелюга вон у них!

От неожиданности штурман едва не выронил трофейную оптику.

– Подштанники сушатся, – одобрял басок за штабелями кругляка. – Все как у нас.

– Все, да не все, – запетушился тенор. – Старпом вон чё говорит? Что у рыбаков всю рыбу спекулянт скупает. А потом втридорога втюхивает рабочим в городе.

– Ну какие там спекулянты? Оптовики… Но я сомневаюсь чой-то. Рыбак вон пойдет прямиком в город да и задвинет треску на привозе…

– А лицензия?

– Чё?

Моряки заспорили. По голосам Доброжилов как будто узнал их. Один – ветеран Прокопыч, другой – Серега Серых, по прозвищу Серый.

– Ладно! – Прокопыч, видно, хватил кулаком по рейлингу – металл загудел, как струна колоссального контрабаса. – Тебя, Сергей, не переспоришь. Пошли, через час Гетеборг. Там увидишь, кака така мировая революция.

Доброжилов сжался. Сейчас они заметят его и решат, что он, штурман (!), подслушивал. Но далекое шарканье ботинок по шероховатой палубе становилось все тише, тише… Свезло!

Он поднял бинокль, но настройка сбилась. В памяти ожила нелепая история, недавно случившаяся в Таллине.

…По брусчатке цокал субботний апрельский вечер, извозчики церемонно снимали шляпы, разъезжаясь в узких улочках.

С десяток «уралмашевцев» зашли в кафешку «Тапа» хлебнуть пивка подешевше. Но территория оказалась тотально оккупирована компанией нагазованных офицеров-летчиков. Официанткам оставалось только смотреть, как разбивается кружка о стриженную под полубокс голову оккупанта. Или как летит неподъемный вроде бы «тапский» табурет из германского угла Балтики в российский. А попадает в маленькую, но гордую Эстонию.

Вызвали милицию. Поскольку драка случилась с участием военных, вслед за милицейскими примчался еще какой-то чин. Точнее, из сияющей черной «легковушки» вычленился длинный дядька в кожаном плаще.

Сбив хуком очередного летуна, Доброжилов случайно очутился ближе всех к длинному. Тот схватил его за руку – и тут же получил джебб, точно в перемычку роговых очков, пав под ноги набежавшим мильтонам.

– …Вы знаете, на кого покушались? – в десятый раз спрашивал его следователь.

– Нет, – чистосердечно признавался штурман. Он уже понял, что вляпался. Но во что?

– Вы совершили покушение на заместителя председателя эстонского правительства товарища Лауристена, – свистящим шепотом расшифровал ребус следователь. – Кто были ваши сообщники?

– У меня их не было.

– Значит, вы действовали в одиночку?

О том, что мордобитие в «Тапе» было грандиозным нарушением общественного порядка, никто и не вспоминал. Вместо беззубого «закон» клацало клыкастое «политика». Прокуратура и госбезопасность были озабочены лишь тем, как бы не осложнить отношения с просоветским правительством Эстонии.

Наконец Проклу объявили, что надо ехать к товарищу Лауристену в госпиталь. «Если товарищ Лауристен вас не простит, придется давать санкцию на ваш арест».

Встреча была устроена в ординаторской. Нахохлившийся штурман сидел на кушетке, а длинный, с забинтованной головой, у стола. Оба не знали, кто должен заговорить первым. Мерно капала вода из крана.

– Понимаете, молодой человек, одним необдуманным движением вы могли исковеркать всю вашу жизнь, – наконец нравоучительно, как пастырь в костеле, произнес Лауристен.

Прокл выдавил из себя мертвые аморфные слова.

…«Уралмаш» забирал на норд-ост, лиловая полусфера над Гетеборгом все раздавалась, и вдруг навстречу морякам брызнула целая вселенная света. Доброжилов бросился на мостик. В бинокль он ясно видел уютный причал с чередой чистеньких суденышек, синие, зеленые, розовые окна домов, иглы кирх.

Гетеборг сходу пошел искушать гостей разносолами жизни. Из глубин мясного магазина кроваво-красными червями поползли колбасы, окорока, сосиски. В табачной лавке было двести сортов трубочного табаку. А магазинчик, похожий на раковину – голубой снаружи и янтарно-желтый внутри, – оказался весь забит шарообразными, плоскими и какими-то еще косицевидными сырами – с травами, орехами и кусочками ветчины…

– А у нас – карточки… – вслух размышлял Доброжилов.

– А в Испании окорока прям над головой барме́на развешаны. – Второй помощник Володя Половина незадолго до Швеции сходил в Испанию и теперь к месту и не к месту вспоминал об этом. – Там ты только скажешь барме́ну: пластани, мол, вон от той дуры…

– Послушать старпома, так шведскому пролетариату с буржуями еще десять лет бороться, – тлела штурманова горячность, – а сыров тут – как у нас будет, когда коммунизм построим…

– Хотя, конечно, франкизм у испанцев, – хватился Половина, —коммунисты в тюрьмах и… всяко-разно.

В Гетеборге предстояло провести размагничивание «Уралмаша».

Тяжелое штурманское оборудование матросы еле-еле дотащили до портовой лаборатории. Она оказалась вся заполнена иностранцами, моряки с любопытством глазели друг на друга. Советские встали в международную очередь.

Как красиво смотрелись чистенькие, опрятные суда на блистающем рейде! Только «Уралмаш» торчал угрюмо, как битюг, уродовавшийся много дней без роздыху.

– Интересно, – вдруг на чистом русском произнес один «иностранец», – чей это такой обшарпанный корабль?

Разноязыкий треп в лаборатории разом стих. Казалось, все смотрят только на русских.

– Неважно, какой вид у парохода! – Горячечные глаза штурмана, казалось, заживо сожгут «иностранца». – Важно, что он под флагом самого прекрасного государства на земле!

«Иностранец», однако, не отступил.

– Кто вам сказал, что ваше государство самое прекрасное? – спокойно спросил он.

– Никто! Все это и так знают! И вы, я думаю, тоже!

– Вы ошибаетесь, – тихо, но твердо возразил «иностранец». – Лучшее государство то, где человек – свободный!

От молниеносной стычки в памяти у Доброжилова остался только долгий, сочувственный и действительно… размагничивающий взгляд «иностранца». Он искренне жалел советских – так не сыграешь…

Однако на «Уралмаш» шагали героями. Матросы несли, как игрушки, увесистый штурманский реквизит.

– А здорово вы ему влепили, товарищ штурман! – ерепенился Серый. – Самая прекрасная страна, точно!

– Ты почему-то не прошел по ролям, – недоумевал Половина.

Он по дружбе даже показал бумаги штурману. Лишь фамилия «Доброжилов» была вычеркнута из списка. Но кто это сделал? Почему?

Штурман пошел к капитану. Тот намекнул: не кадры, мол. Водный отдел МГБ.

– Парень ты вроде правильный. Но перед этими я пас.

…Штурман один-одинешенек стоял на причале, рассеянно глядя, как «Уралмаш» отбивает корму. «Что за важность такая – водный отдел?! – повторялось в голове. – Я пойду к ним и все объясню». Сухогруз безостановочно всасывало в блистающую воронку балтийской сини.

«Пусть судят меня за Лауристена, – горячечно упрямничал Доброжилов. – Но это же не жизнь: ни казни, ни прощения!» У ног стоял чемодан с боксерскими перчатками и книгами по штурманскому делу. «И книжки мне еще пригодятся! – жарко убеждал он себя. – И „Мореходная астрономия“ Хлюстина, и „Навигация“ Сакеллари…»

До встречи с Таей оставался час. Весенний Таллин был весь составлен из контрастов: прямой угол стены заключал в себе вьюном изогнутый вензель сбежавших домовладельцев, а через площадь от игольчатого готического собора по-отечески щурился плакатно-черноусый Сталин в ослепительно белом кителе. «Все обязательно будет хорошо! – страстно убеждал себя штурман. – Вон какая весна!»

Он стал думать о предстоящем свидании. Ведь не просто же так они встречались с Таисией осенью. И не просто так она знакомила его со своим отцом-гэбэшником. А матери у нее вроде нет. Есть только грудастая пруссачка, которую Тая зовет просто Марта.

На угол собора Тайка прибежала ровно в двенадцать. Какой красивый контраст: золотые кудри и голубое пальто!

– Привет, Тая! Ты стала приходить вовремя?

– Здравствуй… – Круглое Тайкино личико скривила то ли улыбка, то ли судорога. – Я очень старалась… не опоздать.

– Случилось что-то?

– Пойдем в сквер.

Все скамейки стояли пустые, только в кустах ссорились воробьи.

– Что это у тебя за чемодан? – для чего-то спросила Тая.

– С утра… был на тренировке, – неумело соврал Доброжилов. – В чемодане – боксерские перчатки и… форма.

– А! Ты же занимаешься боксом… – Казалось, она все время колеблется: сказать – не сказать. – Ты знаешь, я была у папы на работе. Ты же помнишь, где он работает?

– В органах, – зачарованно прошептал штурман.

– Так вот… Я просто забыла ключи в тот день, а Марта – ты помнишь Марту? – уехала к сестре в Кенигсберг, вернее, Калининград. – Тая сделала еще одну томительную паузу, словно бы не решаясь продолжать разговор. – И… у папы на столе лежал один документ. В общем, я понимаю, что сделала ужасную вещь, но я мельком прочла заглавие. И…

– Ну?!

– В общем, это был ордер на твой арест.

А! Простое и ясное слово «арест» сразу расставило все по местам. Какой же он был наивный… Гэбэшники специально сняли его с «Уралмаша», чтобы посадить.

– Ты правильно сделала, что сказала, – попытался он ободрить Тайку. – Даю тебе честное слово: об этом никто не узнает.

– Ой, да разве я про себя?.. За себя?..

Она вдруг вся извернулась винтом и спрятала лицо у него на груди. Золотистые кудряшки мелко тряслись, но при этом Тая не издавала ни звука. Только всё скандалили воробышки в кустах.

Доброжилов с трудом сдерживал слезы. Сухими красными глазами он слепо пялился перед собой да бездумно водил ладонью по мягкому пальто Таи.

Откуда-то проклюнулась мыслишка дать деру… Нет! Он не боится МГБ. Пусть его арестуют. И судят! Советский суд – самый справедливый в мире! Пусть судьи точно определят его вину. Он готов понести наказание.

Сквозь трамвайное окно Тая долго смотрела, как он прощально машет ей рукой.

«Может, купить наган на рынке? – мелькнуло в голове Прокла. – Один выстрел – и все».

«Ну почему, почему все так?» – отказывалась понимать Тая.