Читать книгу Роза Марена - Стивен Кинг - Страница 5

Она об этом не думала. Мысль о том, что в один далеко не прекрасный день он врежет ей слишком сильно или по неудачному месту, часто приходила ей в голову (хотя до сих пор она никогда не высказывала ее вслух даже самой себе). Но никогда она не думала о том, что может этому сопротивляться…

Ее душа растревожилась, а тело напряглось. Обычно на Стуле Пуха она только сидела неподвижно со сложенными на коленях руками, глядя через кровать и дверь в ванную комнату на собственное отражение в зеркале, но в этот день она начала раскачиваться, наклоняя кресло вперед и назад резкими движениями. Она должна была покачаться. И ей захотелось взглянуть повнимательнее на свое отражение, хотя нос ее не так уж и беспокоил.

Подойди сюда, родная, я хочу поговорить с тобой по душам.

И так – четырнадцать лет. Сто шестьдесят восемь месяцев с того раза, как он дернул ее за волосы и укусил в плечо за то, что она, по его мнению, слишком сильно хлопнула дверью в спальне примерно через месяц после их свадьбы. Выкидыш. Поврежденное легкое. Страшная вещь, которую он сделал своей теннисной ракеткой. Старые следы на тех частях тела, которые прикрывала одежда. В основном следы от укусов. Норман часто кусался. Поначалу она пыталась убеждать себя, что это любовные укусы. Странно представить, что когда-то она была такой молоденькой и наивной, но, похоже, эти укусы не содержали даже привкуса любви.

Подойди сюда – я хочу поговорить с тобой по душам.

Неожиданно она сумела определить это напряжение, охватившее теперь все ее тело. Она испытывала ненависть, ярость, и за пониманием этого пришло удивление.

Уходи отсюда, неожиданно сформулировала ее подкорка. Уходи отсюда прямо сейчас, сию же минуту. Даже не трать время на то, чтобы причесаться. Просто уходи.

– Это невозможно, – сказала она, раскачиваясь на Стуле Пуха все быстрее и быстрее. Пятнышко крови на простыне жгло ей глаза. С кресла-качалки оно выглядело как точка под восклицательным знаком. Не хватало лишь вертикальной линии. – Это невозможно, куда мне идти?

«Куда угодно, где его нет, – вновь прозвучал немой голос из подкорки. – Но ты должна сделать это прямо сейчас. Прежде чем…»

Прежде чем – что?

Это было несложно додумать. Прежде чем покорность не закует ее снова в свои кандалы.

Частью своего сознания – обжитой, запуганной частью – она неожиданно поняла, что серьезно обдумывает эту мысль, и отозвалась боязливым протестом. Бросить дом, в котором ты прожила четырнадцать лет? Дом, где все, что тебе нужно, всегда под рукой? Мужа, который хоть и немного вспыльчив и скор на рукоприкладство, но всегда хорошо зарабатывал? Сама эта мысль просто абсурдна. Нужно забыть ее, и немедленно. И она именно так и поступила бы, если бы не это пятнышко крови на простыне. Одно-единственное бордовое пятнышко.

«Тогда не смотри на него! – тревожно крикнула та часть ее мозга, которая считала себя послушной и разумной. – Ради Бога, не смотри на это пятнышко, иначе попадешь в беду!»

Но она с удивлением обнаружила, что уже не может не смотреть на пятнышко. Ее глаза не отрывались от пятна, она раскачивалась все быстрее. Ее ноги, обутые в белые кроссовки, отталкивались от пола в убыстряющемся ритме (напряжение теперь сосредоточилось главным образом в ее голове, разжигая и воспаляя мозг), и она думала: «Четырнадцать лет. Четырнадцать лет его разговоров со мной по душам. Выкидыш. Теннисная ракетка. Три зуба, один из которых я проглотила. Сломанное ребро. Тумаки. Ссадины. Укусы».

«Прекрати! Эта мысль горька, потому что ты все равно никуда не уйдешь, – он просто найдет тебя и вернет обратно. Он отыщет тебя, он полицейский, и розыск людей – его профессия. Это то, чем он постоянно занимается, что он хорошо умеет…»

– Четырнадцать лет, – пробормотала она, думая теперь не о прошедших четырнадцати, а о следующих. Потому что тот, другой голос из подкорки был прав. Он не убьет ее. Ему можно и не позволить. А на что она станет похожа после еще четырнадцати лет его разговоров с ней по душам? Сможет она наклониться? Останется ли у нее час – или хотя бы пятнадцать минут – в день, когда свои почки она не будет ощущать раскаленными камнями, захороненными в ее пояснице? А может, однажды он ударит ее с такой силой, что оборвет какие-то жизненно важные связи в ее теле и она больше не сумеет шевельнуть ногой или рукой. Или, может быть, одна сторона ее лица останется парализованной, как у бедной миссис Даймонд, работавшей в круглосуточном магазине у подножия холма?

Она так резко вскочила на ноги, что Стул Пуха ударился спинкой о стену. Несколько секунд она стояла, тяжело дыша и по-прежнему не отрывая широко раскрытых глаз от бордового пятнышка, а потом направилась к двери, ведущей в комнату.

«Куда ты идешь? – вскрикнула в ее мозгу миссис Послушная-Разумная – та ее часть, которая, казалось, готова была стать калекой или умереть, только бы не лишаться и дальше привилегии знать, на какой полке в шкафу лежат пакетики с чаем, а под раковиной наготове сухие тряпки. – Куда это ты, скажи на милость…»

Она заглушила этот голос – до сих пор она и понятия не имела, что способна на такое. Взяла со столика у дивана свою сумочку и пошла через комнату к входной двери. Комната неожиданно показалась очень большой, а путь – страшно долгим.

«Я должна сделать этот шаг, не думая о следующем. Если я стану думать хотя бы на шаг вперед, я потеряю неожиданно появившуюся уверенность в себе».

На самом деле она не воспринимала всерьез своей решимости. С одной стороны, то, что она ощущала, было похоже на галлюцинацию, – разумеется, она не может так вот просто покинуть свой дом и разорвать брак, подчиняясь минутной прихоти, верно? Должно быть, это просто сон, не так ли? Было тут и еще кое-что: не думать о будущем стало для нее вполне привычно, после того как он избил ее как собаку за хлопанье дверью.

«Ну, ты все равно не можешь идти в таком виде, даже если доберешься до конца квартала, когда у тебя кончится запал, – подсказала Послушная-Разумная. – По крайней мере смени эти джинсы, в которых видно, как здорово раздалась твоя задница. И хотя бы пару раз проведи расческой по волосам».

Она остановилась и на мгновение была близка к тому, чтобы отказаться от всей этой затеи еще до того, как добралась до выхода из дома. Потом она догадалась, что представлял собой этот совет, – отчаянная уловка, чтобы удержать ее дома. И довольно хитрая. Чтобы сменить джинсы на юбку или уложить волосы, а потом заколоть их расческой, у молодой женщины уйдет достаточно много времени, за которое ее решимость угаснет.

Для чего переодеваться? Для того, чтобы снова смириться, разумеется. Ее одолеют сомнения, когда она станет застегивать «молнию» на боку юбки, а к тому времени, когда заколет расческой волосы, она решит, что на нее просто-напросто накатил приступ истерии, быстро проходящее состояние своего рода наркотического опьянения, которое, вероятно, связано с ее месячными.

И когда это состояние пройдет, она вернется в спальню и сменит простыни.

– Нет, – пробормотала она. – Я не сделаю этого. Не сделаю.

Но, взявшись одной рукой за дверную ручку, она снова остановилась.

«К ней возвращается разум! – вскричала Послушная-Разумная голосом, в котором прозвучали облегчение, ликование и – возможно ли такое? – легкое разочарование. – Аллилуйя, к девчонке возвращается разум! Лучше поздно, чем никогда!»

Облегчение и ликование внутреннего голоса сменились немым ужасом, когда она торопливо подошла к полке над газовым камином, который Норман установил два года назад. Того, что она искала, скорее всего, там не окажется. Он, как правило, оставлял это там лишь в конце месяца (чтобы не искушать себя, как он говорил), но проверить не мешало. И она знала его цифровой код – номер их телефона с переставленными первой и последней цифрами.

«Вот это уже совсем зря! – завопила Послушная-Разумная. – Если ты возьмешь хоть что-то, принадлежащее ему, у тебя будут большие неприятности, и ты знаешь это!»

– Так или иначе, ее здесь не окажется, – пробормотала она, но карточка лежала там – ярко-зеленая кредитная карточка Коммерческого банка ATM с выведенной на ней их фамилией.

«Не бери это! Не вздумай, не смей!»

Но она посмела. Все, что ей нужно было сделать, – это мысленно представить себе то пятнышко крови. Кроме того, карточка была не только его, но и ее. Разве не это подразумевают брачный обет и союз?

Только дело тут совсем не в деньгах, вовсе нет. Нужно было заставить замолчать Послушную-Разумную, превратить рывок к свободе из мысленного выбора в поступок. Какая-то часть ее знала, что, не сделай она этого, первый перекресток станет последней точкой, до которой она доберется. Весь зыбкий образ будущего возникнет перед ней как туманный пейзаж, и она повернется и, опустив голову, побредет домой, торопясь перестелить постель, чтобы еще до полудня успеть вымыть пол внизу, и… Как ни удивительно теперь об этом подумать, первое, что она решила сегодня сделать, проснувшись утром, – это было мытье пола.

Не обращая внимания на протесты Послушной-Разумной, она взяла кредитку ATM с каминной полки, бросила ее в сумочку и устремилась к выходу.

«Не делай этого! – взвыл голос миссис Послушной-Разумной. – Ох, Рози, он не просто изобьет тебя за это, он доведет тебя до больницы, может, даже убьет, – ты что, не понимаешь?»

Она полагала, что понимает, но все равно продолжала идти, опустив голову и выдвинув плечи вперед, как человек, шагающий против сильного ветра. Возможно, он и сделал бы все это, но… ему придется сначала отыскать ее.

На этот раз, когда ее рука обхватила дверную ручку, паузы не последовало, – она повернула ее. Открыла дверь и вышла наружу. Стоял прекрасный солнечный день середины апреля, на ветках деревьев начали набухать почки. Ее тень легла на крыльцо и бледную молодую травку, словно резкая, угловатая фигура, вырезанная из черного пергамента острыми ножницами. Она постояла, глубоко вдыхая волшебный весенний воздух, чувствуя запах пробуждающейся земли.

Весь мир просыпается, подумала она. Не только я.

Мужчина в спортивном костюме пробегал мимо по тротуару, когда она закрывала за собой дверь. Он помахал ей рукой, и она махнула ему в ответ. Потом она прислушалась к внутреннему голосу – не станет ли он снова протестовать, но этот голос молчал. Возможно, его заставила замолчать экспроприация кредитки ATM, которую она совершила, а может, его убаюкала прелесть этого апрельского утра.

– Я иду, – пробормотала она. – Я правда, правда иду.

Но она постояла там еще мгновение, как зверь, которого так долго держали в клетке, что он не может сразу поверить в свободу, даже когда дверь клетки открылась. Она потянулась назад и дотронулась до ручки двери – двери, которая вела в дом, бывший ее клеткой.

– Больше не будет, – прошептала она, сунула сумочку под мышку и сделала первые шаги в туман, за которым скрывалось ее будущее.