Читать книгу Милостью Божьей - Светлана Гершанова - Страница 13

Я перебираю свои осколки, переставляю их, большие и поменьше.

Третий класс. Уже тогда общая масса девочек разделилась, и рядом оказался тот самый ближний круг, который существует до сих пор, даже если не видимся годами.

В первый школьный день новенькая девочка откинула крышку парты, когда я проходила мимо:

– Садись со мной, хочешь? Меня зовут Римма.

Она была крепенькая, длинные косы в руку толщиной, самые красивые в классе.

Её отца перевели из дальнего района секретарём райкома. Держался просто, я его не боялась, не то, что дядю Колю или Стукалова-старшего. Он долго носил военную форму с новенькими блестящими сапогами. Рука у него после ранения лежала на перевязи в чёрной косынке. Им дали комнату напротив нашей школы.

У меня появился второй дом, спасибо тёте Юле, пусть земля ей будет пухом. Она подкармливала меня так, что для отказа просто не оставалось пространства:

– Что вы копаетесь, как две клуши, раздевайтесь и за стол! Уроков, небось, опять назадавали.

Покрикивала на меня так же, как на Римку:

– Света, ты что, не видела, у тебя оторвалась вешалка на пальто? Вот иголка с ниткой.

Однажды сказала:

– Завтра мы идём в баню на Ворошиловский. Спроси у мамы, можно взять тебя с собой?

Позже мама ходила в баню с Вовиком, а я с Риммой и тётей Юлей. Она хмурилась:

– Худа же ты, девка! Как замуж-то будешь выходить? У тебя над попкой косточки торчат, как у лошадки.

И тёрла, тёрла докрасна жёсткой мочалкой эти мои косточки.

А Римка была такой, как надо, все линии тела мягкие и плавные. И грудки угадывались уже, а у меня ни намёка.

Тётя Юля взяла меня под крыло, не могла спокойно смотреть на неприкаянного ребёнка, как наш сосед-киргиз в Пржевальске. Учила вышивать, и готовить, когда я подросла. Но главное, мы с Римкой делали уроки, я приняла это, как неизбежность.

И тут мама уволилась из ремесленного училища. Она пришла к начальнику, генералу, и сказала:

– Я нашла работу по специальности. Будет зарплата, карточки, мы с детьми сможем продержаться до возвращения мужа.

– Как вы можете в военное время уходить со своего поста! Родина вам доверила мальчиков, ваш долг быть с ними!

– Нет, – сказала мама, – прежде всего, мой долг быть с моими малышами. Я за них отвечаю и перед Родиной, и перед их отцом, который её защищает.

И её отпустили!

Мама работала теперь в Строительном тресте, он восстановил себе угол на первом этаже с окнами на трамвайную линию. Стены из непросохшей кирпичной кладки, цементные полы, двери из фанеры… Но трест работал, и мама была там начальником планового отдела. К ней можно было зайти после школы, посидеть за свободным столом, и никто не говорил:

– Что это дети здесь делают?

А в пять часов у мамы кончался рабочий день. В пять часов! Какое счастье! Вместо ремесленного обеда мы теперь получали продукты по карточкам, и мама говорила:

– Надо было раньше уйти, мы бы так не голодали.

Третий класс принимают в пионеры. Полина Павловна пишет на доске Торжественное обещание, мы все переписываем его в тетрадки, хотя она чётко предупредила, принимать будут лучших.

Учить его после уроков остаются только те, кому «сказали». Мне не сказали.

Я беру портфель и понуро иду домой. Я знала его наизусть! На призыв «Будь готов!» я могла с открытой душой ответить: «Всегда готов!» К любому подвигу, любой жертве, включая собственную жизнь.

Для меня приём в пионеры был огромным событием, приобщением к чему-то важному, равносильным посвящению в рыцари, например, в рыцари Великой революции. На каких недосягаемых пьедесталах были для меня её герои!

Когда эти пьедесталы рухнули, это стало моей личной бедой. Будто меня предали.

Но это будет через много лет, а сейчас третий класс принимают в пионеры, и я замираю от страха, что меня это не коснётся.

Училась, как говорила Полина Павловна, неровно. Опаздывала неизменно, класс дружно смеялся, когда я появлялась в дверях. Могут ли такого человека принять во Всесоюзную организацию юных ленинцев!

После уроков я смотрела Полине Павловне в глаза и медлила в дверях.

И однажды она сказала:

– Светлана, останься. Ты успеешь до праздника выучить Торжественное обещание?

Наш класс принимали в пионеры в годовщину освобождения Ростова.

Я должна была читать длиннющую поэму Сергея Михалкова, разве можно было читать её без галстука?!

Меня приняли! Я шла домой в расстёгнутом пальто, чтобы галстук не помялся, и огромное счастье не умещалось во мне. Сколько мне его выпало в жизни!