Читать книгу Милостью Божьей - Светлана Гершанова - Страница 20

Мы с Вовкой едем в лагерь. Мама с тётей Шурой несколько дней штопают наше бельишко, пришивают недостающие пуговицы.

У меня юбка и блузка с длинными рукавами, я научилась аккуратно закатывать их. Мы идём в Универмаг, и мама покупает мне новые ленты для косичек. Это первая её покупка для меня, я так радуюсь…

Я очень долго, до самого института, не могла что-нибудь захотеть и купить. Или произнести:

– Я очень хочу тетрадь по рисованию, купи мне, пожалуйста!

Мама всегда сама решала, что может мне купить. И деньги были чем-то недостижимым, какими-то золотыми ключами от счастья.

У нас была даже игра, что бы мы купили, если бы выиграли по облигации тысячу рублей. Видел бы кто-нибудь этот список! Чашки, ложки, тарелки, бельё, по одному платью мне и маме, ботинки и брюки Вовику…

Когда я еду в тысячный, наверно, раз из Ростова в Таганрог или обратно, я всегда ищу на станции Морской белый дом с розовыми колоннами. Это и был тогда наш лагерь.

Ночь, тихо и темно в нашей огромной комнате, и я рассказываю девчонкам какую-нибудь книгу в лицах. Или играем в придуманную мной игру, мне называют любую профессию, и идёт импровизация из жизни врача или геолога.

Кто-то из девочек потом рассказал родителям, дошло до мамы, лагерь ведь был от их Строительного треста! Она очень удивилась, очень.

Мама встречает нас на вокзале.

– Мне нужно вернуться на работу. Ты не поправилась, вас плохо кормили?

– Нет, хорошо.

– Почему же ты не поправилась, столько сил ушло, чтобы достать путёвки…

Да, чтобы дома не было лишних вопросов – у нас квартиранты, Главный бухгалтер с женой. За это трест починил перекрытия и крышу, потолки были аварийными, могли в любой момент обвалиться на голову.

– Ты отдала им свою комнату?

– Нет, они живут в детской.

– А тётя Шура? – Сердце моё сжимается, я уже знаю, что не увижу её больше никогда.

– Её устроили в Дом престарелых. Очень хороший дом, там врачи, за ней будут ухаживать…

– Но она же совсем не престарелая! Она сама за нами ухаживала! А если бы заболела, я что, не смогла бы?

– Нужно думать о будущем. Не задавай вопросов, поняла?

Мы жили с квартирантами до самого моего девятого класса.

В шестом классе я стала Главным редактором школьной газеты? По-моему, в шестом. Это была моя первая и последняя руководящая должность, ни до какого кабинета с табличкой я так и не дослужилась.

Хорошо помню, как выпускала первый номер. Раздала задания редколлегии, установила срок.

Через неделю никто, ну никто не принёс ни одной заметки. Я спросила у девочки из пятого класса, – почему?

– А ты мне не очень строго сказала…

Заметки я написала сама. Пишущей машинки не было, конечно, и мама переписала всю газету своим красивым чётким почерком. Вовка рисовал. Такой был первый номер.

Под ним я повесила ящичек для "почты", и худо-бедно газета выходила.

А ещё у нас новая учительница литературы. Вот уж не повезло, так не повезло! Если бы осталась Галина Леонидовна…

От нас не требовалось своего мнения, зачем! Нам диктовали образ Татьяны, образ Онегина.

Учим наизусть «Памятник» Пушкина. Спрашиваю:

– Нина Макаровна, кто такой пиит?

– Славянин.

Долго была убеждена в этом, для нас учитель был высшим авторитетом, всё принималось на веру!

То, что пиит – это поэт, я только через несколько лет узнала. Это же переворачивало всё стихотворение! Александр Сергеевич знал, оказывается, что именно поэтам доступно глубинное понимание поэзии, во всей полноте. Пусть человек писал стихи только в юности, поэзия открывается ему, как посвященному в таинство. Я могла бы знать это ещё тогда!

Я у неё не получила ни одной пятёрки, что-нибудь обязательно было не так!

– Почему у тебя такие длинные фразы?

– Я думаю длинными фразами. У Толстого тоже длинные.

– Толстой имел право, когда станешь Толстым…

– Для чего мне становиться Толстым, Нина Макаровна!