Читать книгу Тень мачехи. Том 1 - Светлана Гимт - Страница 12

С ловкостью, достойной змеи, темнокожий водитель такси лавировал среди разномастных машин, велосипедов и воловьих упряжек, ползущих по улицам Виктории. Волегов пообещал ему сто долларов, если тот быстро довезет его до столичной больницы. Теперь креол выжимал из своего драндулета остатки молодости, и машина рвалась вперед, бренча, как ящик сантехника.

Сергей сидел сзади, чувствуя, как в спину сквозь матерчатую ткань сиденья, тычется тупоносая железяка – будто дуло пистолета тогда, в молодости, на «стрелке» за пивзавод. Он поерзал, пытаясь отделаться от этого чувства, опустил стекло, и улица моментально проникла в салон машины, бурля, как вода. Рынок, захвативший тротуары, выплескивал тысячи звуков: крики зазывал, торгующих ракушками, яркой тканью и лобастыми, пухлощекими фигурками грис – волшебных существ, способных принести удачу. Тяжелый скрип гончарных кругов, фривольное перестукивание барабанов и легкомысленное бренчание гитар. Уличные музыканты сидели прямо на тротуаре из песчаника, метрах в трех друг от друга, будто на выставке. И с каждым – словно еще один инструмент – была темнокожая танцовщица, завороженная быстрым ритмом африканской мелодии-соукоус: в особом трансе, со взглядом в никуда, улыбкой без адреса. Это был странный танец: спина почти неподвижна, а живот, ягодицы и бедра беснуются, будто сами по себе. Особая пульсация жизни, вторящая топоту пробковых сабо.

От уличных жаровен несло дымом, острыми приправами, сладковатым запахом морских существ, завернутых в листья и брошенных на угли. Дорога разбавляла его бензиновым духом и кислой вонью больших животных, обреченно тащивших телеги по влажной жаре.

Водитель дал вправо – резко, будто испугавшись акулы. Волегова швырнуло на дверцу, а потому что машина заглохла.

– Désolé, c'est un frein,* – сокрушенно запричитал креол, маша руками перед лицом Сергея. Розовые ладошки, контрастирующие с почти черной кожей водителя, и детский испуг в его глазах почему-то вызвали у Волегова желание сбежать.

Отчаявшийся креол, что-то неразборчиво грассируя, терзал ключ зажигания. Но запыленный драндулет блаженно замер в тени большой широколистной пальмы, как перегревшийся на солнце бегемот. Волегов достал из кармана шорт смятые купюры, отделил зеленую сотенную, хотел отдать водителю, но включились принципы: сотню, обещанную за быструю доставку, этот таксист не заслужил. Сергей хотел было потребовать десятку сдачи, но городская больница уже виднелась метрах в трехстах от заартачившейся машины. Его будто укололо, сразу в тысячу мест: «Там дочка, уже близко, очень близко!» И он, ткнув водителя меж лопаток, все-таки швырнул смятую сотенную через плечо обернувшегося креола. Взял с сиденья купленные в аэропорту цветы и плюшевого кота, выскочил, недослушав извиняющееся «merci bien*».

Солнце сразу вгрызлось в его безволосую макушку. Майка мгновенно намокла, на лбу выступили капли пота, и Сергей привычно смахнул их рукой. Достал из кармана сложенную бейсболку, нацепил ее. Надо будет купить салфетки – впопыхах забыл платок.

Перед входом в больницу стоял хвастливо-белый кабриолет «Lamborghini», растопыривший крылья дверей, как взлетающий жук. Из его кожаных недр доносились звуки радио. Волегов взбежал по широким каменным ступеням и открыл стеклянную дверь в прохладный холл, где тихо шелестели кондиционеры, и почему-то пахло сдобой. Сквозняк обнял его, дал отдышаться, защекотал под пропотевшей одеждой – ласково, будто кошачья лапа.

Возле ресепшена, из-за которого виднелась склоненная голова медсестры в синей форменной шапочке, была небольшая очередь. Старик-креол, одетый лишь в красные шорты и грязный гипс, укутавший его ногу от колена до пятки, почти лежал животом на стойке. Костыли в его правой руке отплясывали дробь на мраморном полу, но медсестра, которой старик пытался что-то втолковать, будто не замечала ни его, ни производимого им шума. Рядом стояла пара молодых людей: юноша, который держался за щеку со скорбным видом приговоренного, и его равнодушная спутница – опершись на стойку спиной и локтями, она катала во рту жвачку и разглядывала холл; на ее изящные запястья были нанизаны золотые браслеты. Последней стояла высокая беременная мулатка в армейских штанах  и коротком черном топе. Её руки поддерживали круглый живот, черный и блестящий – казалось, что женщина-солдат прижимает к себе пушечное ядро.

Медсестра говорила по телефону: то по-французски, то на щёлкающем местном. Положив трубку, она, наконец, повернулась к старику и медленно, с монотонностью опытной чинуши, заговорила с ним по-креольски. Перестав стучать костылями, дед недоверчиво выслушал ее, фыркнул и развернулся, намереваясь отойти от стойки. Его маленькие, как у обезьяны, глазки, блестевшие холодом и злостью под сводами голых надбровных дуг, задержались на Волегове. Креол ощупал его взглядом, будто что-то искал, и, не найдя, испугался. Вскинул костыль, направляя его на Сергея, как винтовку, и хрипло зарычал:

– Dandotia!

Волегов отпрянул, растерянно шагнул назад. Что это, черт подери, значит?

А старик вытащил из-под края гипса грязную тряпицу, взмахнул ей перед лицом, и в воздух поднялось серое облако – какое-то вещество, растертое почти в пыль.

– Dandotia! Dandotia! – вопил креол, быстро пятясь. Откуда-то выскочил охранник, схватил его, гортанно ругаясь, потащил к двери. Один костыль выпал из руки старика и загрохотал по полу. Беременная мулатка глянула на Волегова расширенными от ужаса глазами, и кинулась прочь, крепче обняв пушечное ядро живота. Девушка со жвачкой схватила под локоть своего спутника, потянула его от стойки – равнодушие в ее взгляде сменилось опаской. Пространство перед ресепшен опустело, Сергей не знал, что и подумать.

– Извините, мсье, он не в себе, – сказала медсестра по-английски. Сергей обернулся, спросил:

– Что значит это «дандотиа»?

– О, не обращайте внимания! Старые суеверия, – отмахнулась она. Но в голосе мелькнула тень страха.

– И всё-таки? – Волегов не любил непонятных ситуаций и умел быть настойчивым.

– Так местные называют мертвецов, зомби, выполняющих волю колдуна, – смущенно ответила она. – О, всё это фольклор, сейшельский фольклор, не более!

Сергей кивнул. Ситуация была столь же неприятной, сколь глупой. Даже медсестра с ее «не более» была напугана, и успокаивала больше себя, чем его. Черт бы побрал эти островные суеверия!

– Скажите, как мне найти палату русской роженицы, Натальи Куницыной? – сухо спросил он, не желая больше обсуждать креольских зомби. – Утром она родила девочку. Я – отец.

Медсестра сказала ему номер палаты, объяснила, как к ней пройти, и выдала пару голубых сетчатых бахил. Сергей зашагал к лечебному корпусу, предвкушая встречу с дочерью. Но, поднимаясь на третий этаж по узким ступеням, покрытым дорожкой из зеленого ковролина, он вдруг подумал с нервным смешком: «И кто же тот колдун, чья воля меня подчинила?..»