Читать книгу Мерцание зеркал старинных. Я рождена, чтобы стать свободной - Светлана Гребенникова - Страница 8

Схватив на ходу плащ с твидовым подбоем, я слетела с крыльца и свистнула так, что, мне кажется, с деревьев осыпались последние осенние листья. Я уже знала, куда поеду! Мерзкая сцена, которую я только что наблюдала, гнала меня прочь. Федькино семейство оккупантов отвоевывало всё новые и новые территория. Я задыхалась в стенах собственного дома.

Во весь опор я примчалась на конюшню. Оглядела стойла, и взгляд мой упал на белоснежную кобылу без единого серого пятна. Я протянула к ней руки… Мне так хотелось, чтобы она положила морду в мои ладони, но она этого не сделала. «Ничего, – подумала я, – мы с тобой еще подружимся».

Приказав конюху седлать лошадь, я всё торопила его, опасаясь, что Федор ринется в погоню. Уже покидая пределы усадьбы, я оглянулась. Странно: он меня не преследовал.

– Вот и ладно! – проговорила я. – Наверное, всё выясняют между собой, кто важнее.

Пришпорив лошадь, я понеслась во весь опор, словно вырывалась из плена. Почувствовав свободу, наконец-то вздохнула полной грудью. Волосы развевались на ветру, и, одержимая азартом быстрой езды, я почти не чувствовала боли, сковавшей всё мое тело. Пути оставалось совсем немного. Мне нужна была Катя, именно ее я сейчас хотела видеть. Она была нужна мне как воздух, которым дышат, мне необходимо было говорить с ней, держать ее за руки, видеть ее глаза. Я хотела рассказать ей всё-всё, спросить о ее женской силе… Но перед этим всё же требовалось поговорить с графом.

Как только меня впустили в ворота графского особняка, я быстро спешилась и побежала в дом. На глупый вопрос дворецкого «С чем пожаловали, барышня?» я ничего не ответила и громко крикнула, будоража весь дом:

– Па-а-а-па…

Но граф спускаться не торопился. Я прошла вглубь дома и строго спросила подоспевшего слугу:

– Так! Где господа? Где Катерина Серебрянская?

– Не могу знать, барышня, – слуга замялся и продолжил, чуть опустив голову: – Мне не велено даже говорить об этом. А его светлость у себя, отдыхают. Они недавно из гостей вернулись и пока не велели беспокоить.

– А-а-а, понятно, недавно вернулись… Провожать меня не нужно, дорогу сама знаю.

– Но… барин не велели беспокоить.

– Вот и не беспокой! – отрезала я. – Ко мне эти распоряжения не относятся!

Взбежав на второй этаж, я тихонько приоткрыла дверь спальни – хотела заглянуть и посмотреть, в каком это образе мой папенька отдыхает в середине дня, и расспросить, где Катя.

В комнате стоял такой смрад, что я едва не закашлялась. Спертый воздух можно было потрогать руками, настолько он был тяжел. И мысли о том, чтобы рассказать всё отцу, улетучились сами собой. Подойдя к окну и настежь отворив его, я огляделась. Мой пропойца-папенька находился в комнате совершенно один. В покоях был жуткий беспорядок, повсюду раскиданы женские вещи, но никакой жены я не увидела. И усмехнулась про себя: «Может, он ее ночью съел? Может, ему закусить было нечем? Хм… смешно, – подумала я. – Всё-таки я сама себе лучшая собеседница и самый лучший друг! Я одна могу как низвергнуть себя в пучину бедствий и страданий, так и развеселить, и осчастливить. Мне нужно было за саму себя замуж выходить, и не было бы счастливее человека на всём белом свете. Я бы брала от этой жизни всё, что хотела, и никому ничего не была должна. Ах, как поздно меня посетили эти прекрасные мысли!»

– Граф!

Я громко позвала его, но он только задергал носом, повернулся и, пробурчав что-то несвязное, натужно захрапел.

Склонившись над бесчувственным телом мертвецки пьяного графа, я брезгливо взялась одной рукой за сиятельное ухо и, оттопырив его, крикнула:

– Гра-а-аф!

– А? Что? Где? – он вскочил и начал махать перед собой руками. – Что?! Что это такое?! Кто посмел?! Да как это можно?!

Тут он продрал свои отекшие глазки и, увидев меня, заблажил:

– А-а-а-а! Эвона, кто отважился! Больше такую дерзость явить никто бы не насмелился: только дочерь моя дражайшая на такие выходки способна.

Я раскинула руки, растянула губы в придурковатой улыбке и, вторя ему, воскликнула:

– Кто посмел, кто посмел… Па-па-а-а-а! Доброе тебе утро-о-о. Правда, спешу заметить, что давно уже день на дворе, а ты всё дрыхнешь. Па-па, я так рада тебя видеть!

– Да-а-а?! – граф недоверчиво посмотрел на мои распростертые объятия. – А я прямо-таки противоположные чувства испытываю! Так я опеча-а-ален! Так я раздоса-а-адован! Что открыл я свои глаза – и твою физию перед собой вижу! Чего надо-то тебе?! Чего ты мне в самое ухо орешь? Или хочешь, чтобы я болезнь сердечную заработал…

– Договаривай, папочка: одного почти в могилу свела, теперь за второго взялась. Ты ведь это хотел сказать? – Я сжала губы и легонько толкнула его. – Эти слова едва не сорвались с языка твоего…

Я не договорила «поганого», но граф понял и грозно крикнул:

– На-таш-ка! Ты не забываешься?

– Не пужай меня, папенька, не страшно вовсе. Ты бы в зеркало на себя посмотрел, и тебе бы не страшно стало. Пап, ты такой смешной… Пьяный, опухший, растрепанный какой-то…

Граф пригладил всклокоченные волосы и устыженно-примирительно ответил:

– Ну-у-у, может, я слегка помят после вчерашних возлияний, но… – начал он хорохориться, – это всё… знаешь, напускное! Вот это я быстро, быстро уберу! Ну-ка! Не смей мне тут! – погрозил он пальцем.

– Пап…

– Да перестань ты называть меня так, – тихо и спокойно, наконец перестав злиться, сказал он.

– А почему? – смеясь, спросила я. – Раздражаю я тебя? Ну, извини, – натура у меня такая, ничего с собой поделать не могу.

Он зевнул:

– С чем пожаловала? Али Валерьянычу совсем плохо? Наслышан ведь… Чем я могу тебе подсобить?

– Папе хуже не стало, но, к сожалению, и лучше тоже… Ты только не ругайся и не кричи на меня сейчас, ладно? Я кое-что у тебя попрошу.

Граф отчего-то напрягся, втянул голову в плечи и приготовился слушать.

– Пап… – я специально медлила: мне нравилось, что он в напряжении ожидает моих слов. – А где Катя? Мне очень нужно с ней посоветоваться, просто необходимо!

Граф вздохнул и хлопнул себя по коленке:

– Опоздала ты, дочь моя, со своей надобностью пришедши. Нет ее здесь… и не будет более никогда! Ха-ха! – наигранно беспечно закончил он. И я догадалась, что он искренне рад этому.

– А где я теперь могу ее найти?

– Ха-а-а! Где-е-е?! В са-а-амом подходя-я-ящем ме-е-есте…

– Что ты с ней сделал? – еще плохо разбираясь в происходящем, спросила я.

– А я отдал ее, передал, так сказать, в те руки, которые смогут ее удержать.

Я нахмурила брови.

– Говори яснее, я не совсем понимаю.

– Ты хочешь ее увидеть? Хочешь поговорить?! Да-а-а?! Хм… Мне кажется, тебе это будет даже полезно! Ожидай внизу, сейчас я приду, – отрезал он.

Я не стала больше ничего расспрашивать, вышла из его комнаты, спустилась и присела на банкетку, которая стояла у двери. Граф появился довольно быстро и протянул мне листочек бумаги.

– Вот по этому адресу ты сможешь ее найти. Более не задерживай меня, я имею большие планы на сегодняшний день.

Я усмехнулась:

– Видно, я в ваши планы более не вхожу. Вот ведь, дурочка, беседовать собралась…

– Что ты там бормочешь, никак не пойму?

– Ничего, папенька, будьте здоровы, не кашляйте.

– Ну… ну, и тебе не хворать…

После того как мы с ним обменялись саркастическими «любезностями», я свернула листок, положила его в потайной кармашек за поясом и вышла на улицу.

Прежде чем отправиться на поиски Катерины, я решила навестить Анастасию Вишневскую в надежде хоть что-то услышать о Петре. Сумбурны были мои мысли… не завершив дела, я уже мчалась в другое место, подгоняемая болью внизу живота. Она не давала мне забыть о том, что произошло утром.

Я свернула на знакомую набережную и быстро оказалась перед салоном. Дверь открыла одна из работниц Насти и, пропустив меня внутрь, удивленно сказала, видно, приняв меня за обычную посетительницу:

– Барышня, помилуйте, рано еще – никого нет.

– А где хозяйка твоя?

– Музицирует.

– Дело у меня к Анастасии, докладывать не нужно, – я сбросила ей на руки плащ и прошла внутрь.

Шторы на окнах не были задернуты, и через приоткрытые окна в комнату струился свежий воздух, проветривая помещение перед вечерними посиделками. Настя сидела за инструментом, наигрывая незатейливую мелодию – «музицирует» было слишком громко сказано. Я подошла сзади и закрыла ей глаза руками. Она резко повернулась и, узнав меня, усмехнулась:

– Наташка, ни с кем тебя не спутаешь: больше таких духов ни у кого в Петербурге нет. Ну, здравствуй, подруга, давно не виделись. Как жизнь замужняя?

Я приняла равнодушный вид и беспечно проговорила:

– Неплохо… Что-то скучно стало, захотелось в город выехать, развеяться немного.

Настя лукаво прищурилась.

– Чего изволит наша барышня? Каких развлечений жаждет ее душа неуемная? Слышала я, родила ты недавно, так неужто дома не сидится? Кто родился, рассказывай.

– Дочка, Софийка. Она еще маленькая совсем, спит да ест. Пока с няньками да с кормилицей. А я вот у графа в гостях была да к тебе решила заехать: и впрямь давно не виделись. Рассказывай скорее последние новости…

Настя улыбнулась и остановила меня.

– Наташа, не лукавь: я знаю, о чём ты хочешь спросить!

Я с вызовом подняла голову.

– Ну так поведай мне, ясновидящая. Быть может, я сама своих мыслей не знаю.

– Ну как же? – улыбнулась она. – Думаешь, я не понимаю, зачем ты приперлась? Видела я, как он на твою свадьбу явился и какой конфуз случился… Расскажи, чем всё кончилось.

– Так нечего рассказывать, Настя: ничего и не начиналось.

– Ой ли? Лукавишь!

Чтобы хоть что-то выяснить, я выдохнула и нехотя проговорила, понимая, что отвертеться не удастся:

– Ну да, было-было!

– Это при живом-то муже, – обомлела она.

– Да ну, что ты такое говоришь?! Не торопи меня, Настя, я тебе всё-всё расскажу, но… позже. Поведай мне лучше… кто он такой? Как его фамилия? Из какого он дома?

Я присела рядом с ней на стул. Настя игриво подперла подбородок руками, облокотившись на крышку инструмента, и склонилась ко мне так близко, что я могла чувствовать ее дыхание:

– Отчаянная ты, Наташка! Петр его зовут.

– Я это знаю! А фамилия? Она тебе известна?

– Мурзинский Петр Алексеевич. Адрес, извини, подсказать не могу, так как сама не ведаю. Но знаю одно: он из не очень богатого рода.

– Да?! – деланно равнодушно удивилась я. – А мне кажется, теперь ты лукавишь… Судя и по костюму, и по манерам, этот загадочный Петр из очень хорошей семьи. Но фамилию эту я, право, в первый раз слышу.

– Моя дорогая подруга, это говорит о твоей серости. Род Мурзинских, между прочим, очень знатный… был. Правда, нынче он уже бедный, разорившийся, но фамилию эту много кто в столице знает. Странно, почему тебе это неизвестно.

– А не интересуюсь я разорившимися родами, вот и не знаю. Настя, шутки в сторону: можешь подсказать мне, как его найти? Давно ли он у тебя не появлялся?

– Почему же не появлялся? Частенько наведывается.

– Как? А… – растерянно произнесла я.

– Да, да! А ты что думала, на тебе свет клином сошелся?! Стихи он тут теперь нечасто декламирует, всё больше с барышнями заигрывает…

– Ах, с барышнями…

– Да, Наташа, да! – сказала она с вызовом. – Смирись, душенька! Что, неприятно? Оказывается, есть еще кавалеры, которые не по тебе сохнут. Может, он и сох, но, как видишь, не сдох! – ехидно сказала она, и в голосе было что-то такое, что больно ранило не только меня, но и ее саму. – И мой тебе совет, подруга: оставь его в покое!

– Э-э-э… Ты чего это?! – удивленно воскликнула я. – Сама на него глаз положила? Как тебе не стыдно?! – вскричала я.

Настя ощерилась:

– Это ты меня устыдить пытаешься?

Разозлившись, я вышла, не сказав ей больше ни слова, и мне стало больно от того, что я поняла: «Он не ищет меня, развлекается с кем попало и даже не подозревает, что у него родилась дочь».

Горькие слёзы потекли по моему лицу. Я ощущала себя никому не нужным, никчемным созданием.

– Ох, как обидно, как обидно… – повторяла я.

Не находя сил сесть на лошадь, я взяла ее под уздцы и побрела по набережной. Грустно мне было. Отчего-то казалось, что я буду вот так идти, и он обязательно попадется навстречу и непременно развеет мою тоску и печаль. «Он обязательно придет ко мне – ведь я так жду его! Я зову его! Ведь когда я раньше звала Федьку, сколько бы ни было между нами верст, он всегда слышал меня и приходил».

– Петр Алексеевич, Петр Алексеевич! Я вас зову, я очень хочу вас увидеть! Пожалуйста, не прячьтесь от меня, вы мне сейчас так необходимы! – с мольбой проговорила я. Но ничего не произошло. Ни-че-го! Видно, весь этот день был настроен против меня.