Читать книгу Ожерелье из кактусов - Татьяна Богатова - Страница 3

Потасовка была в самом разгаре, когда в коридоре раздались шаги возвращающегося в свою комнату Виктора. Несмотря на возбуждение от драки, чутко уловив отзвук передвижения воспитателя, пацаны прыснули из санитарной комнаты девушек, будто стайка воробьёв, застигнутых за воровством зерна у кур из лотка.

Виктор не сделал попытки задержать ни одного из убегающих или идентифицировать в сумраке коридора кого-то из них. Воспитатель пребывал в убеждении, что причиной конфликта как обычно являлся Сашка Ливенцев, ставший воспитанником детского дома чуть больше полугода назад. Предположение Виктора нашло своё подтверждение раньше, чем затихло шлёпанье ног пацанов, улепётывающих по своим комнатам, находившимся в противоположном крыле третьего этажа. Неспешно приблизившись к туалетной комнате девочек, с восемью умывальниками посередине, двумя душевыми и четырьмя туалетными кабинками, Виктор встал в проёме открытой двери, застав съёжившуюся Аню Коростелёву в объятиях Сашки.

– Так-так, – ухмыльнулся воспитатель, – курочки-петушки, быстренько покидаем своё укромное местечко и расползаемся по своим комнатам. Девочки – налево, мальчики – направо, – заключил он, освобождая проход из комнаты.

Парочка беспрекословно подчинилась. Первой неслышной тенью стремительно выскользнула Аня. Стараясь как можно незаметнее шмыгать разбитым в кровь носом, неторопливо удалялся Сашка.

– Ливенцев, – негромко произнёс вслед воспитатель, – утром после завтрака к директору. Понял? – переспросил он скорее для порядка, так как ещё ни разу не было случая, чтобы Сашка проигнорировал требование.

– Я услышал, – чуть обернувшись, спокойно ответил парень.

«Вот неугомонный, – покрутил головой Виктор, провожая взглядом избитого Сашку. – Колошматят его почём зря, а он всё не унимается. Гормоны бурлят, – усмехнулся он, – и морда разбитая нипочём. А девчонка-то, не гляди, что худышка, сисёнки не сразу разглядишь, а гляди-ка, тоже развилась не по-детски. Эдак родит ещё в пятнадцать лет. Ну, да ладно, – отмахнулся тридцатилетний высокий мужчина с подтянутой фигурой, – это не моя, а Надькина проблема. Нечего у Макса по всем ночам зависать. Перепихнулась бы, как мы с Сусанкой, и назад. Следила бы лучше за своим курятником, – уже озлобленно подумал он о своей напарнице. – А то завелась одна… раннеспелая, – хмыкнул он, имея в виду Аню, – а мне теперь этих сопливых кобелей на цепь что ли сажать. Гормоны-то у всех бурлят, не у одного Сашки».

Остальных, по выражению Виктора «раннеспелых» девчонок, типа Сусанны и нескольких, имеющих интимные отношения с воспитателями других отрядов, он в расчёт не принимал. Эти девицы давным-давно узнали себе цену, и на своих ровесников смотрели не просто свысока, как правило обладая более высоким ростом, а с нескрываемым презрением. Мальчишки, пытавшиеся прижать их в коридоре, порой получали отпор, при котором расцарапанное лицо означало, что парень ещё легко отделался. Рослой, больше ста семидесяти, крепко сбитой блондинке Сусанне ничего не стоило нанести длинной мускулистой ногой удар в пах. Если же перевозбуждённый пацан старался облапить её сзади, то вскоре принимался корчиться от боли, получив локтем в живот или пяткой по коленной чашечке.

Беззащитная с виду Аня казалась пацанам гораздо более лёгкой добычей, к тому же, все как один были уверены в её связи с Сашкой, поэтому мальчишки никогда не заигрывали с ней как с другими, в открытую, днём. Они пытались подстеречь девочку, как правило перед сном, стараясь выбрать момент, когда она в одиночестве направится в туалетную комнату. Но девчата ходили стайками, умываясь и болтая между собой, в ожидании пока освободится душевая кабинка. В комнату к ним пацаны соваться остерегались, побаиваясь воинственно настроенной Сусанны и угрюмой Лерки, становившейся в случае озлобления похожей на пит-бультерьера, способного перегрызть противнику горло. Парни вполне допускали, что на защиту Ани её главные обидчицы точно не кинутся, но не исключали вероятность того, что остальные девчонки поднимут визг на весь этаж.

Подобный сегодняшнему инцидент произошёл не впервые, хотя и случался достаточно редко. И всякий раз на защиту Ани вставал появлявшийся словно из-под земли Сашка. Порой страдая в драках довольно жестоко, поскольку контингент преследователей девочки менялся, включая в себя экземпляры, превышающие парнишку как в росте, так и по силовым качествам, тем не менее, на следующий день Ливенцев беспрекословно принимал наказание от директора детского дома Клима Алексеевича Шаповалова.

Ни Сашка, ни Аня ни разу не заявили об истинной причине возникновения потасовок. Жалобы в детском доме были не приняты. Сашка инстинктивно уяснил это сразу после своего появления здесь, а девочке казалось, будто она знала это с самого рождения. К тому же, если бы Аня назвала своих обидчиков и озвучила их посягательства хотя бы воспитательнице, то прежде всего обвинили бы её саму, посчитав, что дыма без огня не бывает, и что интимные отношения с Сашкой действительно имеют место. А вдобавок девочка оказалась бы избита своими соседками по комнате. И тут уж Сашка никаким образом не сумел бы её защитить, поскольку ни проникнуть в спальню к девчонкам, ни тем более разобраться с ними он не смог бы себе позволить.

В результате всегда получалось, что обвиняемым в развязывании потасовки становился Сашка, с красноречивыми следами побоев на лице. Наказание парню всегда определялось в виде трудотерапии, что собственно наказанием для него не являлось. Полы в коридорах Сашка мыл ловко и быстро. Единственное, что его угнетало, это запах лежалой, давно не меняемой тряпки, которую наматывали на деревянную швабру. Принимая фронт работ, Сашка всякий раз напоминал уборщицам о замене тряпки. Женщины злились и отмахивались от него, поскольку новая ткань, равно как и большинство моющих средств, перекочёвывала к ним домой. Что касалось перчаток, то их не доставалось не только Ливенцеву, но и никогда не видели на самих уборщицах. Тряпки менялись только в том случае, если в детском доме ожидалась очередная проверка, либо на становившийся нестерпимым запах обращал внимание сам Шаповалов. Весь персонал, за исключением главного бухгалтера, боялся директора как огня. Клим пребывал в убеждении, что присваивать средства, выделяемые на обеспечение детского дома, дозволено только начальству, и при обнаружении воровства мог безжалостно уволить любого сотрудника с нелицеприятной записью в трудовой книжке. Поэтому уборщицы, кухонные рабочие, прачки и кастелянша на случай неожиданно предпринимаемой директором облавы всегда держали небольшой запас моющих средств, предпочитая принести из дома своё, нежели оказаться уволенными.

Гораздо больше Сашке нравилось помогать штатному водителю детского дома, Альберту, разгружать привезённые в столовую продукты или канцтовары для школы. Но совсем не потому, что там можно было чем-либо поживиться. Это Сашке даже в голову не приходило. Просто прикольно было поболтать с водителем, который в очередной раз увидев паренька с повреждениями на лице, беззлобно подтрунивал над ним, либо рассказывал что-нибудь из своих многочисленных похождений, почему-то считая, будто Сашке это очень интересно. Слушая любвеобильного Альберта, парень посмеивался про себя, тем не менее, предпочитая его россказни склокам уборщиц, вечно ругающихся и поливающих друг друга нецензурной бранью за то, что одна у другой оттяпала при распределении ставок то или иное количество рабочих часов.

Самой приятной оказалась работа весной и летом по оформлению клумб территории детского дома. Средства, выделяемые на озеленение, присваивались руководством почти в полном объёме. По совету главного бухгалтера Шаповалов использовал их лишь по необходимому минимуму, для приобретения цветочных семян в «Зеленхозе». Выращиванием рассады и непосредственно ландшафтным дизайном занималась в свободное от обязанностей в прачечной одна из работниц, почти бесплатно. Производимая ей копеечная доплата и отдалённо не дотягивала до уровня доходов подобных специалистов. Но женщине нравилось этим заниматься, поэтому она безропотно и даже с удовольствием, с весны до поздней осени, превращала территорию детского дома в радующую глаз цветущую поляну. Выросший в частном доме пригородного посёлка Сашка расторопно помогал добровольному дизайнеру творить красоту.

Наказания для Сашки таковыми не являлись ещё и потому, что почти всегда рядом была Анечка. Единственное, чего девушка избегала, это времени приёма грузов из «Газели», чувствуя неприязнь по отношению к водителю. Всякий раз при редких случайных встречах Альберт подмигивал ей и пытался делать скабрезные намёки по поводу Сашки.

Когда парень мыл полы, Аня старалась улучить несколько минут, чтобы поболтать в перерыве или просто посидеть с ним бок о бок на широком подоконнике. Решительно отвергнув однажды предложенную девочкой помощь в мытье, Сашка уверил её, что прекрасно справляется с работой самостоятельно, и попросил по возможности просто быть неподалёку. Уборщицы далеко не всегда напрягали молодых людей своим присутствием, с удовольствием предоставляя парнишке возможность исполнять их обязанности почти в полном объёме. Однако в спальни и служебные кабинеты Сашку не допускали, равно как и в санитарные комнаты. Уборщицы без зазрения совести переложили бы почётную миссию мытья туалетов на Сашку, но они боялись, что об этом узнает Шаповалов, строго-настрого приказавший ограничить работу парня мытьём коридоров и лестничных пролётов.

Наибольшей радостью для Сашки с Аней была работа на клумбах. Добрейшая тётя Шура относилась к обоим воспитанникам с необычайной теплотой. Она никогда не торопилась, высаживая вместе с ребятами цветочную рассаду и пропалывая грядки. Любовно оглаживая пальцами листочки растений, женщина подробно рассказывала о каждом из них, по нескольку раз повторяя названия и наиболее предпочтительное время года для высадки и благоприятного роста. Тихо улыбаясь друг другу, Саша с Аней не запоминали почти ничего из услышанного. Но клумбы обрабатывали старательно, в строгом соответствии с мягкими подробными указаниями тёти Шуры. Они наслаждались тем, что можно побыть вместе, сидя на корточках, словно дети в песочнице, соприкасаясь тыльными сторонами ладоней или шутливо толкаясь локтями.

***

На одной из таких клумб, сбоку от жилого корпуса детского дома, Саша впервые поцеловал Анечку. Тётя Шура отправилась в находившуюся по другую сторону от здания металлическую будку, за очередной партией цветов. Проворно завершив посадку своей охапки, Сашка украдкой любовался сосредоточенной Аней, медлительно справляющейся с остававшимися у неё ростками ярко-розового цвета. Прижав колени к груди, девушка тем самым скрывала от глаз парня оба бугорка, вызывающих его острое волнение. Узкие ладошки в резиновых перчатках, придерживая одной рукой стебелёк, костяшками пальцев другой руки слегка уминали землю вокруг него. Тонкая, высокая шея старательно вытягивалась; почти немигающий взгляд был направлен на высаживаемое растение; розовые миниатюрные губы, приятной глазу формы, оказались чуть приоткрытыми.

Сашка и сам не уловил момент, когда насмелился прикоснуться к нежной, чуть впалой щеке девушки. Это был не совсем поцелуй, а нечто среднее между мимолётным мазком пылающих губ парня и его горячим дыханием. Сначала, распирающее грудную клетку учащённое сердцебиение, сместившись выше к основанию шеи, завибрировало где-то в горле, на несколько мгновений заглушив для Сашки звучание весны вокруг. Ему показалось, что оглушительный стук сердца немедленно его выдаст, и девушка может отпрянуть, прежде чем он успеет приблизить к ней своё лицо.

Но Анечка не отодвинулась и не повернулась к нему после поцелуя, замерев с прижатыми к груди коленями и, не выпуская из рук слабый цветочный стебелёк. Едва заметный поцелуй, словно брошенный в воду камешек, распространяя вокруг себя окружности румянца, добрался до затылка, откуда раскатился по всей коже под волосами, по шее и верхней части спины головокружительными мурашками, бесцеремонно выносящими на поверхность приятное ощущение и вызывающими острое желание продлить его. Скорее почувствовав, чем обратив внимание на Сашкин настороженный взгляд, Анечка невольно вспомнила то и дело происходившие перед сном обсуждения девчонок по поводу поцелуев, ласк и собственно интимных отношений. Высказывания соседок по комнате показались девушке кощунственными по сравнению с тем, что происходило с нею сейчас. Сердце билось прямо в ноги не менее отчаянно чем у парня. И несмотря на то, что Анечка пыталась сдержать ликующий благовест, изо всех сил прижимая колени к груди, ей тоже казалось, что Сашка непременно его услышит. Однако, в отличие от парня, слегка напуганного её возможной негативной реакцией, Аня совсем немножечко надеялась, что он предпримет вторую попытку, позволив ей снова испытать ошеломившее её трепетное чувство.

Но какое там повторение, если Сашку словно парализовало, не столько от боязни отторжения со стороны девочки, сколько изумили собственные ощущения. В отличие от Анечки, познания в интимной сфере которой не распространялись дальше выслушивания откровенных, порой нарочито скабрезных разговоров между девчонками, у Сашки в возрасте пятнадцати лет уже был любовный опыт. Но, как ни странно, происходило это без поцелуев. Сейчас Сашку поразило то, что его ощущения во время мимолётного прикосновения к нежной щеке Анечки оказались гораздо острее, чем представлявшееся ему на тот момент крышесносным соитие с молоденькой женщиной, рано вышедшей замуж семнадцатилетней цыганкой по имени Анжела.

Когда Аня всё-таки смущённо глянула на Сашку, тот был ни жив ни мёртв от радости, что в глазах девушки не читается ненависти и неприятия. До того как вернулась с очередной охапкой цветов тётя Шура, Сашка успел, стремительно ухватив рукой в резиновой перчатке узкую ладошку Ани, сжать её, тем самым то ли поблагодарив девушку за теплоту, то ли подбодрив самого себя. У них обоих надолго остались ощущения того, как неистово стучали их сердца в прижатые к груди колени, и от волнения пылали сквозь резиновые перчатки ладошки.