Читать книгу Ожерелье из кактусов - Татьяна Богатова - Страница 5

После утренней беседы с Ливенцевым, раздосадованный своей неудачей ввести в рамки драчливого воспитанника Клим вызвал к себе Надежду Голощапову, воспитательницу Ани Коростелёвой. Двадцатидевятилетняя Надя, высокорослая, худощавая девушка, с тускло-рыжими, подстриженными под каре волосами, усиленно подавляя зевоту, вошла в кабинет директора.

Прошедшие два года Надя работала спустя рукава. Все её мысли занимал симпатичный тридцатилетний молодой человек, три года назад занявший должность шеф-повара, взамен проворовавшегося. Общительный, весёлый Макс внешне сильно напоминал одного из главных героев молодёжного сериала, прочно державшегося на протяжении двух лет на вершинах рейтингов среди телеканалов. Блюда, приготовленные под его началом, выходили необыкновенно вкусными, причём это касалось не только банкетов, но и ежедневного питания в школе и детдоме. Кроме того, Максу каким-то поразительным образом удавалось сотворить сытные и аппетитные обеды без немыслимых затрат на продукты. За это директор его очень ценил, назначая шеф-повару помимо скудной бюджетной зарплаты дополнительные премиальные выплаты.

Привлекательный парень сразу же стал объектом повышенного внимания незамужних работниц детдома, составлявших подавляющее большинство. Однако почти целый год оставалось неясным, кому ироничный Макс, одинаково заигрывающий со всеми девушками, проявляющими к нему интерес, отдаёт предпочтение. Решившая во что бы то ни стало женить его на себе Надежда пристально отслеживала каждую более-менее опасную на её взгляд кандидатуру. В борьбе за парня она не гнушалась никакими методами. Особо мнительным девушкам Надежда внушала, будто дважды разведённый Макс полностью разочаровался в семейной жизни, выдумав при этом оба несуществующих брака. Другим якобы под большим секретом сообщала, что он не интересуется женщинами, приписывая полученную информацию той воспитательнице, кем шеф-повар на этот момент невзначай увлёкся. А с одной, особо рьяной поклонницей, Надежда даже учинила драку, разумеется не в стенах детского дома, подкараулив ту по пути с работы. Обозвав нападавшую сумасшедшей, тем не менее, девушка принялась обходить Макса за версту. Вдобавок к потасовке этому поспособствовала угроза Надежды наслать на соперницу сильнейшую порчу.

Таким образом, расчистив себе путь, всю свою энергию Надя направила на то, чтобы обратить на себя внимание вожделенного объекта. Через некоторое время ей это удалось, но дальше постели их отношения не продвинулись. Надежда проводила дома у Макса почти все ночи. О женитьбе не заговаривала, опасаясь, что парень может ускользнуть, выбрав ни к чему не обязывающие отношения с другой девушкой, без претензий на брак. Оставалось уповать на беременность. Тут-то Надежду подстерегал полный облом, поскольку Макс всегда предохранялся, подчеркнув однажды, что он, как пищевик по специальности, является убеждённым противником взаимного обмена бактериями. Поначалу Надя восприняла это как шутку, однако вскоре поняла свою ошибку. Спрашивать у Макса про отцовство девушка остерегалась, равно как и избегала разговоров о перспективе развития их отношений, застывших на стадии регулярного секса.

У Нади создавалось впечатление, что парня всё устраивает. Сама же она пребывала в крайне зыбком состоянии, балансируя между своей привязанностью к симпатичному парню и опасением лишиться с таким трудом завоёванных позиций неудачной попыткой перевести отношения в стабильные. В результате Надежда оказалась на грани нервного срыва, едва сдерживая острое желание закатить Максу истерику. Разряжаясь затеваемыми ею скандалами с родителями, девушка старалась как можно меньше времени проводить дома. Чаще всего она ночевала у Макса, который впрочем ничего не имел против, однако до сих пор не предлагал девушке переехать к нему насовсем.

– Надежда Николаевна, – доброжелательно начал Клим после приветствия, – окажи мне любезность. Разрули, пожалуйста, проблему с Аней Коростелёвой.

– Клим Алексеевич, – слегка в нос ответила страдающая хроническим гайморитом Надежда, – что же мне теперь, в клетку её посадить?

– А что, это отличная идея, – неожиданно для девушки рассмеялся Шаповалов. – Упрятать обоих, и Сашку, и её, как попугаев-неразлучников.

– Вот-вот, – ухмыльнулась Надежда, обнажив чуть выступающие вперёд верхние зубы, – чтобы никто до них не дотянулся. Корм давать и учителей приглашать к ним. А клетку они и сами почистят. Им не привыкать.

– Кроме шуток, – вернул серьёзное выражение лица Клим, – давай попробуем разобраться вместе.

– Да чего там разбираться, – нехотя отозвалась Надежда. – Затурканная девчонка. Её били, сладости отбирали в столовой…, – опрометчиво выпалила она.

– Кстати, а куда вы, как воспитатели, при этом смотрели? – строго спросил Шаповалов, ухватившись за вырвавшуюся фразу.

– А я что, – дерзко ответила девушка, – должна стоять над ней, пока не поест?

– Ну, можно было хотя бы попробовать пресечь подобный произвол, – миролюбиво сказал Клим.

– Иногда пресекала, – равнодушно пожала плечами Надежда, которая почти всё время проводила неподалёку от кухни, надеясь перекинуться парой слов с Максом. – Но ведь за всеми не уследишь. А когда я требовала, чтобы Ане вернули десерт, то она утверждала, будто сладкое не любит, поэтому угостила девчонок сама.

– Надежда Николаевна, – слегка откинулся в кресле Шаповалов, разбивая первоначальное ощущение воспитательницы о непродолжительности разговора с директором, – а расскажи-ка ты мне об этой девочке поподробнее.

– Откуда начать? – скрывая недовольство, поинтересовалась Надежда.

– С момента её появления в детском доме, – подчеркнул Клим. – Безусловно, если ты помнишь историю Коростелёвой. Если нет, то давай достанем личное дело и…

– Не надо, – отмахнулась девушка, которая, оказавшись семь лет назад на своей должности, сразу после окончания педагогического университета, поначалу проявляла завидное рвение, пытаясь зарекомендовать себя наилучшим образом, и соответственно хорошо изучившая воспитанников, с какими ей предстояло работать. – Аню перевели к нам из «Дома ребёнка», где она пробыла буквально несколько месяцев, пока ей не исполнилось три года.

– Родители известны?

– По документам она дочь матери-одиночки. Женщина умерла, заболев вирусным менингитом.

– А у неё не было больше никаких родственников?

– Про отца девочки ничего не известно. В южном регионе живут дед с бабкой. Когда их разыскали, то они отказались взять Аню под опеку, отговорившись возрастом и нездоровьем. Однако женщина, определившая девочку в «Дом ребёнка», утверждала, что на этих людях пахать можно. Говорила, будто они выгнали свою дочь из дома, когда та призналась им, что забеременела от спортсмена, приезжавшего в город на соревнования.

– Ты не в курсе, его не пробовали отыскать? – заинтересованно спросил Шаповалов.

– Кроме того, что он футболист, о нём больше ничего не известно. Ни родителям той женщины, Аниной мамы, ни её знакомой, у которой она снимала комнату после того как уехала из родного города. Хозяйка квартиры, кстати, собиралась удочерить девочку или взять под опеку, не знаю точно. Но вот ей-то как раз и не разрешили. Она была в возрасте, и к тому же, имела группу инвалидности. Эта женщина навещала Аню в детдоме лет до пяти, кажется. Потом она перестала приходить. И вскоре выяснилось, что она умерла.

– А как насчёт несостоявшихся родителей? Имелись?

– То есть? – не поняла вопроса Надежда.

– Может быть, Аню удочеряли когда-нибудь и потом возвращали?

– Нет, – уверенно ответила воспитательница, – такого не было. Аня в детстве смотрелась хорошенькой. Но, когда приходили пары, готовые выбрать ребёнка, то она всегда дичилась. Забивалась в угол, отворачивалась или глядела исподлобья. Наверное поэтому она никому не приглянулась. Да, честно говоря, желающих взять ребёнка во второй половине девяностых было ничтожно мало. Ну, а по мере взросления, шансы девочки, как и любого ребёнка в детдоме, уменьшались.

– Ясно, – задумчиво кивнул Клим, взяв паузу.

Надежда терпеливо ждала, не прерывая молчание.

***

Ни ей, ни Шаповалову не было известно, что однажды Аня едва не стала приёмной дочерью. Одна из учительниц английского языка, дополнительно занимающаяся с особо одарёнными детьми, сразу обратила внимание на то, что девочку обижают. Молодая женщина стала забирать Аню к себе домой, подкармливая там вкусностями и пытаясь её разговорить. Мало-помалу девочка оттаивала, становясь всё более открытой. Непродолжительное время спустя учительница с десятилетней Аней общались словно лучшие подружки, обсуждая книги, прочитанные девочкой на тот момент. При этом Аня нередко удивляла свою покровительницу взрослостью и неординарностью суждений. Например по поводу Гекльберри Финна, героя книги Марка Твена, Аня высказалась в том плане, что прекрасно понимает его нежелание оставаться у вдовы Дуглас. Учительница спросила у девочки, неужели по её мнению ему больше нравилось бродяжничать, вместо того, чтобы жить в тепле, вкусно питаться, иметь чистую одежду и ходить в школу. Аня не замедлила ответить, будто все эти преимущества перечёркивались тем, что мальчик не чувствовал любви со стороны женщины, пытающейся его усыновить. Он был для неё не более, чем объектом престижа, стремлением доказать окружающим, какая она добрая и самоотверженная.

«Аня, – затаив тревогу, учительница попыталась осторожно выяснить отношение девочки к ней самой, – можешь сказать, если бы я предложила тебе пожить в нашей семье, ты тоже считала бы, будто я делаю это ради престижа?»

«Нет, – моментально ответила Аня, – я так не думаю, потому что вы очень хорошая. Вот только…", – слегка замялась она.

«Что такое?» – теряясь в догадках о том, какие сомнения одолевают девочку, спросила учительница.

«Мне кажется, – несмело начала Аня, – что ваш муж был бы гораздо больше рад, если бы вы пригласили пожить к себе из детдома мальчишку».

Молодая женщина на несколько минут потеряла дар речи, поражаясь необычайной проницательности юной воспитанницы и её невероятному такту. Учительница прекрасно поняла, что девочка чутко уловила недоброжелательное отношение к ней со стороны её мужа. Молодой лейтенант ни разу не высказал жене недовольства вслух, однако она чувствовала, что визиты девочки из детского дома ему неприятны.

Тем не менее, учительница всё-таки решилась на откровенный разговор с мужем по поводу удочерения Ани. Получив в ответ не просто решительный отказ, но и нечто сродни ультиматуму, что в случае, если жена будет решительно настаивать, то ей придётся выбирать между их браком и этой девочкой, женщина распрощалась со своей идеей удочерения. На принятие решения повлияло два немаловажных фактора. Во-первых, беременность молодой женщины, а во-вторых перевод лейтенанта к новому месту службы.

Проведя в нелёгких размышлениях несколько бессонных ночей, учительница предпочла отказаться от кардинальных изменений в своей жизни, чувствуя, что несмотря на неприятие мужем девочки из детдома, очень его любит. Помимо этого, в какой-то степени благодарная мужу за откровенность, молодая женщина оправдывала его, вполне допуская, что он вовсе не обязан испытывать тёплой привязанности к совершенно чужой девочке.

Единственное, что учительница попыталась сделать для Ани, это попросить психологов и воспитателей, чтобы они уделяли девочке побольше внимания, помогая ей адаптироваться в жестокой обстановке детского дома. Большинство из коллег подняли женщину на смех.

«Что нам теперь, носиться с ней, как курица с яйцом? – фыркнула одна из них. – Пусть учится выживать, бороться за своё место под солнцем, царапаться и огрызаться».

«Эта девочка, – печально заключила учительница английского, – никогда не научится царапаться и огрызаться. Но вы не найдёте человека преданнее, если сами проявите к ней хоть немного участия».

На что коллеги едва ли не в один голос ответили, будто совершенно в этом не нуждаются. Покачав головой, молодая женщина ничего не сказала, от всего сердца пожелав Ане встретить человека, которому она будет необычайно дорога, и кто в свою очередь окажется дорог ей самой.

Поначалу учительница собиралась поддерживать связь с девочкой перепиской. Но, поразмыслив как следует, сочла, что с её стороны будет жестоко напоминать Ане о несостоявшемся удочерении. Они попрощались очень тепло. Во время обеда на двоих с множеством вкусных блюд и домашней выпечкой молодая женщина и Аня почти не разговаривали, прекрасно понимая друг друга без слов, будто лучшие подруги, которых связывает многолетняя искренняя дружба. Учительница хранила молчание, опасаясь расплакаться, а девочка, осознавая неотвратимость расставания с человеком, впервые после мамы, которую она почти не помнила, проявившим к ней тёплое участие. По завершении обеда Аня поблагодарила молодую женщину, пожелав ей всегда быть счастливой. Всё-таки не сдержав слёз, растроганная учительница обняла Аню. Обнимая её в ответ, девочка тихо проговорила:

«Я загадала для себя, если вы будете счастливы, то и мне станет немножечко легче».

Расплакавшись, молодая женщина собралась, изменив своё первоначальное намерение, сказать, что она непременно напишет Ане. Как вдруг девочка, отстранившись от неё, слабо улыбнулась и добавила:

«Это очень приятно, думать, что единственный в мире человек, который любит меня, счастлив».

***

– Что же нам предпринять в сложившейся ситуации, Надежда Николаевна? – прервал молчание Шаповалов.

– Может быть лучше Виктору Пиляеву поговорить с Ливенцевым, – попыталась перекинуть ответственность на другого воспитателя Надежда. – Всё равно Аня находится полностью под влиянием Сашки.

– Ты так считаешь? – удивлённо приподнял бровь Клим, у которого, невзирая на ограниченность времени, уделяемого воспитанникам со своей стороны, всё-таки сложилось иное мнение по поводу отношений Ани и Саши.

– Конечно, – утвердительно кивнула Надежда. – Такие забитые девочки как Аня, приобретая покровителя, начинают подчиняться ему во всём, жить его интересами, безропотно откликаться на желания, а порой даже и приказания.

Уловив во фразе воспитательницы характеристику из психологической литературы, нисколько не относящуюся к личности Ани, Шаповалов проницательно понял, что помощи от Надежды он не дождётся. Сообразив, что она совсем не уделяет внимания подопечным своей группы, Клим потерял интерес к разговору, считая его дальнейшее продолжение пустой тратой времени. Он не счёл нужным делать подчинённой внушение по поводу недобросовестного исполнения своих обязанностей, осознавая, что по большому счёту упрекнуть её не в чем. Девочки в группе Голощаповой были здоровы, их успеваемость в школе оставалась на стабильно среднем уровне и, самое главное, между воспитанницами не возникало явных конфликтов. Если Надежда покинула кабинет директора с облегчением, намереваясь как обычно заняться своими делами, ломая голову над обустройством личной жизни, то Шаповалов остался крайне озадаченным казавшейся ему на тот момент практически неразрешимой ситуацией.