Читать книгу От осинки к апельсинке. История самоисцеления длиною в жизнь - Татьяна Фомина - Страница 5

Люблю сумерки. И боюсь. Интересно наблюдать, как день постепенно растворяется в вечере. Эзотерики говорят, что это время перехода между мирами, можно пропасть. Меня от сумерек до сих пор берёт озноб. Детство своё я провела на улице, заигрываясь до поздней ночи. Поэтому, когда в окнах начинают зажигаться огни, мне очень тревожно.

Часто, гуляя одна, я смотрела в эти жёлтые окошки и представляла, как там живут люди. Мне казалось, что у них совершенно другой мир, где нет пьянок, драк и голода. Нет тусклых, насиженных мухами лампочек, заплёванных полов и окурков в тарелках, а есть уют и покой. Яркие цвета. Добрые и человеческие отношения. Мне хотелось туда.

Поэтому в школьные годы часто ночевала у своих подруг и знакомых. Наверняка я бывала навязчива, напрашивалась в гости, но мне очень хотелось домашнего уюта. Сейчас таких детей называют безнадзорными. А тогда в Советском Союзе государство почему-то не вмешивалось в нашу жизнь, выказывало поразительную лояльность к пьяницам, хотя милиция регулярно к нам заезжала.

У всего есть положительные и отрицательные стороны. Пьющие родители дают большую свободу и самостоятельность. Например, свой первый суп я сварила в восемь лет, конечно от безысходности, просто очень хотелось есть. Пускай это был борщ из банки, и мой труд состоял в том, чтобы почистить картошку. Папка долго всем хвалился моим достижением.

Со второго класса я одна ездила через весь правый берег Красноярска домой из школы. А за хлебом в магазин меня стали отправлять уже в пять лет, ещё при живой маме. И это не соседний ларёк, а магазин на следующей остановке, через несколько оживлённых дорог.

Однажды меня сбил грузовик. Я шла и смотрела на небо (до сих пор это любимое занятие, если честно). Машину слева я пропустила, а вправо не посмотрела. Но, слава богу, водитель успел экстренно затормозить, и я отделалась небольшими ушибами, отлетев в сторону. Очень повезло. Мама тогда мыла окошко в кухне и, увидев моё падение, уронила тазик на улицу. Потом мне попало за «ловлю ворон».

Ещё я ходила в столовую на улице Королёва. Мама давала трёхлитровый бидон, деньги и отправляла за борщом. Сама готовить не любила. В основном кашеварил папка, конечно, в те моменты, когда не пил. Повара наливали мне супа побольше и погуще, видимо жалели. Я, малявка, тащила этот бидон очень долго, постоянно останавливаясь.

Запомнилось в связи с этим одно утро. Накануне родители купили матрас и обмывали его. Почему-то их друзья часто приезжали к нам на такси ночью. Это считалось верхом крутости. Тогда спать было невозможно: громкие крики, маты, падения, музыка… Я села часов в шесть утра у окна в дедушкиной комнате и смотрела на электронное табло какого-то учреждения напротив. Цифры щёлкали, перескакивали. Я заворожённо на них глядела, пытаясь ускорить ход времени. Первый магический опыт концентрации внимания. Дождалась десяти часов и побежала с бидоном в столовую.

На улице гуляла много, в любую погоду. Помню прогулки под дождём. Всех детей родители загоняли домой, лишь я бродила по лужам в дырявых резиновых сапогах. На меня из окон нашей девятиэтажки смотрели мои дворовые друзья и завидовали такой свободе. И я, конечно, бравировала этим. Но с другой стороны, очень хотела, чтобы и обо мне вспомнили родители и позвали домой. Но это бывало редко. Куда я хожу, где гуляю, они не ведали. Им было не до того.

Любила общенародные праздники, особенно демонстрации, куда тоже ходила одна. Помню седьмое ноября, уже подморозило. Я приехала в центр города и вместе со всеми шла в колонне. Мне очень нравилось праздничное настроение, весёлые люди. Тогда я сильно замёрзла, была в кедах. Почему у меня не было сапог, я не помню.

Одежду нам выдавали в интернате, там было полное государственное обеспечение. Но её всегда не хватало. Отец нам вещей не покупал. Маленькая пенсия по потере кормильца за маму обычно тратилась в первые два дня и не на нас, детей. Папка иногда работал грузчиком в магазинах, но часто менял места работы из-за запоев.

Чтобы что-то купить себе из одежды, мне пришлось в шестом классе пропустить школу. Это очень редкий случай, я считала часы на выходных, чтобы быстрей уехать в интернат. Пенсию давали в среду; как помню, я смогла выцыганить у папки деньги и купить тёплые рейтузы и водолазку. Первое большое приобретение навсегда врезалось в память.

Вечером того дня приехала классный руководитель с одноклассницей. А дома у нас самый разгар «вечеринки». Наша классная просто обалдела от обилия пьяных лиц и бардака в квартире. Когда мачеха показывала ей какое-то бельё в шкафу, её передёргивало. Я не знала, куда себя деть от такого позора. Ведь завтра об этом узнает весь класс. И как не появиться комплексам в такой ситуации, да и не только в этой.

За мой внешний вид в дневнике в младших классах всегда ставили неуд. Мы жили в бараке без воды и ванной. Стояла печка-буржуйка, которая коптила на всю квартиру. Мы с Серёжкой рисовали картины на закопчённом потолке. Спали на драном матрасе, укрывались фуфайками. Первый пододеяльник, отданный кем-то из сердобольных соседей, появился у меня классе в девятом. Я его очень берегла, но, так как он был один, достирала до дыр.

Мылись мы в тазике и стирались там же, когда было чём. Обслуживала я себя сама, но качество у маленького ребёнка оставляло желать лучшего. Как говорила моя классная руководительница: «Тряпка у хорошей хозяйки чище, чем твоё платье». Наверно, я недостаточно старалась, но как могла.

Огромную проблему в школьные годы мне доставляли мелкие пакостные насекомые, вши. Сколько бы раз меня ни стригли и их ни выводили, даже дустом в СЭС, всё возвращалось на круги своя. Я попадала в те же условия антисанитарии – и всё по новой. Папка сочинил историю, что ночью вши могут дотащить хозяина до реки и там утопить. Я представляла себя Гулливером, связанным лилипутами, и мне было реально страшно: вдруг это правда?

Не знаю, можно ли полностью освободиться от комплексов, я много лет над этим работаю, щедро оплачивая труд специалистов. Отваливается один пласт, живу полноценной жизнью, знаю свою ценность, многое получается – как вдруг из-за угла появляются тени прошлого, выбрав для проработки окружающих людей, и я впадаю в крайнюю степень принижения. Я никто и звать меня никак!

Этот внутренний ад, как я сейчас понимаю, необходим мне для перехода на следующий уровень. Своеобразное испытание, и я учусь это принимать. Мои комплексы в детстве стали рычагом к развитию, пусть хотя бы на уровне стремления доказать всем, что я многого достойна.