Читать книгу Недосказанность на придыхании - Татьяна Миллер - Страница 10

На самом-то деле, я намеренно здесь осталась. Никуда бы не отправилась, даже если и было для меня приличное место куда и в кого уехать. Я дождаться не могла этого урагана, поверите ли?

Хочу Вам кое-что рассказать и надеюсь у меня хватит на это время.

Я выросла на берегу Балтийского моря: в провинциальном, аккуратном, портовом латвийском городке, Вентспилсе, на самой границе со Швецией. Точнее, у самого, что ни на есть, синего моря, на диком пляже: небольшой квартирный 2-х -этажный дом находился примерно в 10 минутах безмятежной фланирующей прогулки через благоухающий пряный сосновый лес. Поскольку, это было пограничное место, в лесу размещалось несколько деревянных смотровых вышек за высоченными и плотными, так же, деревянными, заборами и каждый вечер, под закат, на песке, у самой морской воды, проводилась особая много-линейная пограничная полоса на предмет обнаружения беглецов. Помню те теребящие, щекочущие опасностью Душу ощущения, когда, приходя к берегу ранним утром, я на цыпочках ступала и переходила череду этих полосок, оставляя те самые преступные полу-отпечатки «перебежчиков».

Осень в тех местах была периодом, когда бесчинствовали мощные ураганы, сильнейшие шторма, наводняющие дожди и мистические туманы. В те времена, о которых я Вам рассказываю, в 70-е – ранние 80-е годы, гидрометцентр особенно нас не баловал изощрённостями. Прогноз погоды был примитивным: температура и наличие-отсутствие осадков. Никто нас никогда не предупреждал, что надвигается ураган и уж тем более, о необходимости к нему «готовиться».

И странное дело! В те далёкие Советские времена, электричество во время ураганов у нас никогда не отключалось. Так что, Вы можете себе представить, до чего меня веселит и развлекает здешний флоридский народ, активно и взахлёб готовящийся к каждому урагану и даже тропическому шторму, будучи предупреждённым о них аж за неделю! Вообразите картину: несётся эта ошалелая гурьба зомби в магазины, с остервенением сгребает с полок любое попавшееся на глаза барахло, затем мчится на бензоколонки в километровые очереди таких же опупелых как и они, заливают машины и канистры до ушей. А в глазах-то! Господи! В глазах-то! Наступление конца света.

Но таким вот незатейливым способом, торговые точки перевыполняют план года за шесть дней.

Окна забивают фанерами, дома обкладывают мешками с песком. Те, которые опупенее остальных опупелых, бросают кой-какие пожитки в машины и айда на дороги: прочь из Штата, забивая их автомобильными пробками, поскольку таких переопупелых как они сами – тысячи.

Всё это сумасшествие круглосуточно транслируется в прямом эфире на всех телеканалах с поступенной директивой, «Вот так надо делать. Бегите и Вы».

И бегут.

Посмотришь на это безобразие и невольно выдохнешь: «Что за, дикари! Прости ты меня, Господи!»

Кульминация наступает, когда ураган в последний момент совершает элегантный поворот вправо и уходит восвояси в другую сторону. Мелкий анорексический дождик, тугая облачность, – вот и всё, что мы получаем, да и это – только из жалости – - урагановой, то есть, – к нам.

Ничего подобного у нас и в помине, конечно же, не было. Всё проходило цивильно и культурно: в обычный, послеполуденный солнечный осенний денёк, с горизонта лениво и безучастно подкрадывались тучи, тут же, откуда ни возьмись, подбегал дождик, подхватываемый усиливающимся ветром, и всё это словно разбухая как на дрожжах, обращалось к ночи в полноценное, качественное, мощное ураганное светопреставление. Никто и не разбирал какая там у него категория – пятая или девятнадцатая!

О силе урагана я судила на следующее утро, направляясь в школу, которую, заметьте, никто и не думал закрывать по случаю разрушительной непогоды. Будто шагнув в утопический фильм, я разглядывала повреждения и разрушения: выдранные с жилами деревья, сложенные в трубочку колоссальные металлические листы с крыш, куски фанер от неопределённых объектов и всё то удивительное содержимое развороченных публичных мусорных контейнеров. В воздухе ощущение истощённой обесиленности и в то же время, – полного облегчения природы.

Но эти осенние суровые и бедственные ураганные ночи – одно из самых нежных впечатлений в узелке воспоминаний моего детства и о них-то я и хотела Вам рассказать, чем и объяснить причину по которой я никуда не эвакуировалась…

В детстве я спала на зелёном кресле, который раскладывался в длину, становясь на коротенькие деревянные ножки, да так низко, что я почти лежала на половом паласе. Частенько в этот диван залезали клопы, перебегающие к нам от соседей-алкашей и мама травила их каким-то едким ядом, которым она смазывала деревянные в нём рейки и, который она получила от соседки, работающей на химическом комбинате. У меня эта горечь до сих пор стоит во рту, но именно вдыхая эту вонь, мне частенько приходилось так засыпать.

Сама комнатка была – махонькая, поэтому, чтобы дойти от двери к окну мимо, тем не менее, многочисленной мебели, с божественной помощью туда запёханой – стола, книжного и бельевого шкафов, пианино и кресла – приходилось прокладывать путь бочком, поворачиваясь то влево то вправо, слегка подпрыгивая, пританцовывая и нередко выдавая потужные стоны, пытаясь протиснуться. К подоконнику, можно было только подойти либо усевшись в кресло коленями и уперевшись на его спинку грудью и руками, либо – его отодвинув, протолкнувшись между ним и шкафом.

На моей памяти, ураганы нападали на нас именно в ночное время.

И вот вообразите, Нассер: лежу я на своём узеньком диванчике, глубокой ночью, под тёплым ватным одеялом, вдыхаю аромат удушающего клоповного яда и смотрю на потолок, где на фоне прямоугольного отражения окна от электрического света уличного фонаря, страдают от ветра тени веток высокого старого серебряного тополя, который рос как раз напротив нашего дома… Мне и жутко и сладостно от завывания ветра, скрипения стёкол, грохота хлопающих вдалеке и вблизи входных дверей в домах и сараях, от шума разрушающегося и летающего по ночным улицам большого и малого хлама. Душа трепещет от восторга, а по телу пробегает возбуждённая дрожь… я съёживаюсь крепко-накрепко, ещё плотнее укутываясь в одеяло лицом, сожмуриваю глаза, и в упоительном блаженстве мурлыкая «ммммм», широко карамельно улыбаюсь… И столько в этом неги, умиления и столько детского девственного блаженства…

Вот и сейчас, Нассер, я переживаю тоже самое и ради этого самого, я здесь и осталась…

Отключится свет, я улягусь в кровать, так же съёжусь, также укутаюсь в одеяло, также сожмурю глаза, также мурлыкну и также карамельно улыбнусь под вой ветра, хлестание ливня, падения шишек…

А то дерево – серебряный тополь, – так его потом срубили, но это варварство произошло уже много лет спустя и не на моих глазах, а после того, как наша семья переехала в другой город.

Конечно же, я пыталась посадить его здесь, у себя во Флориде, но – тщетно! Ни одна попытка так и не увенчалась успехом, как бы я не старалась. Деревья упорно не желали приживаться. Видеть погибающие юные деревца – тяжёлое зрелище! Пришлось примириться и посадить 3 берёзки. Те – умнички, – выжили и выросли красавицами.

Нассер! Уж 9 часов вечера! Интернет и электричество по-прежнему работают.

Ох, нет-нет, они отключатся, не надейтесь.

Ветер неистово задаёт дёру по окнам, стенам; шишки падают огнемётным огнём. Удивляешься их количеству: сколько же их там на деревьях, если вот уже третий час как они безостановочно «ведут огонь» и каждый раз чудится, что следующая непременно пробьёт крышу и свалится мне на голову!

Мне совсем не страшно! Мне – БЛАЖЕННО!