Читать книгу Книга памяти: Екатеринбург репрессированный 1917 – сер. 1980-х гг. Часть I. Научные исследования - В М Кириллов - Страница 11

Прошедший в декабре 1927 г. XV съезд ВКП (б), определяемый в советской партийной литературе как съезд коллективизации, наметил приоритеты нового этапа классовой борьбы. Их можно вычленить по пропагандистским клише центральной и местной печати. Поэтому в качестве основного исторического источника для написания данного раздела мы использовали подшивку газет «Уральский рабочий» (Орган Уральского областного и Свердловского окружного комитетов ВКП (б), Уральского областного исполкома Советов и Уралпрофсовета) 1928—1939 гг. и «Рабочий» (орган Тагильского окружкома ВКП (б), Окрпрофбюро и Окрисполкома) за период 1928—1939 гг.256.

При изучении текстов периодической печати нами использован метод контент-анализа и парадигматический подход, в соответствии с которым изучаемые признаки текстов рассматриваются как определенным образом организованная структура. В качестве ключевого системообразующего ядра такой структуры мы взяли понятие «генеральная линия партии».

Элементами структуры, образуемой ключевым понятием-проблемой, стала группа категорий, опирающихся на содержание номеров газет: 1. международная политика, 2. оппозиция и уклоны в партии, 3. антирелигиозная пропаганда, 4. кулачество, 5. коллективизация, 6. «бывшие» и специалисты, 7. новая культура, 8. хлебозаготовки, 9. займы, 10. налоги, 11. торговля, 12. кооперация, 13. военизация, 14. печать, 15. репрессии, 16. классовая бдительность, 17. школа и молодежь, 18. стратегия и тактика партии, 19. советское строительство, 20. вопросы производства, 21. патриотизм, герои, 22. карательные органы, 23. реабилитация, 24. конституция, право, 25. отношение к Сталину, 26. наука, 27. национальная политика, 28. перепись, 29. принудительный труд. В период 1928—1934 гг. количество категорий контент-анализа составило 20 единиц, в период 1935—1939 гг. расширилось до 29257.

Обращение к отдельным высказываниям и формулировкам внутри этих категорий (единицам высказываний) позволяет проследить эволюцию основных установок генеральной линии партии, подсчет единиц высказываний дает возможность «взвесить» роль того или иного элемента стратегии и тактики партии в период с 1928 по 1939 гг. Применительно к самой генеральной линии партии мы сконцентрировали свое внимание на ее репрессивной составляющей.

В корреспонденциях «Уральского рабочего» за 1928 г.258 репрессивная тематика наиболее ярко отразилась в категориях 2, 4, 6, 16, 15 и составила в общем объеме 294 единицы высказываний.

В первую очередь акцентируется внимание читательской аудитории на проблемах хлебозаготовок, борьбе с оппозицией и уклонами в партии, с кулачеством, «бывшими», репрессивных актах в духе революционной законности. Хлебозаготовительный кризис 1927—1928 гг. был вызван недовольством крестьян государственными закупочными ценами на зерно и привел к невыполнению плана зернопоставок. В конечном счете это подвигло Сталина и его единомышленников на завершение «оппортунистической» политики нэпа и переход к наступлению на деревню. Вначале кризис партийные лидеры пытаются объяснить низкой дисциплиной заготовителей хлеба и небрежностью в выполнении плана, акцентируют внимание на ненужности чрезвычайных и принудительных мер, призывают крепить союз города и деревни. Однако достаточно быстро переходят к другим объяснениям: проискам вредителей, отсутствию классовой линии, предложениям судить нарушителей директив партии в «строгом порядке». Хлебозаготовки из рутинной сельской работы превращаются в боевую задачу на хлебном фронте.

Кроме изъятия хлеба в фонды государства, на плечи крестьян возлагаются займы (так называемый заем восстановления крестьянского хозяйства и заем индустриализации), налог самообложения. Их объявляют «орудиями культурного подъема деревни». Внедряется установка – «Каждый крестьянский двор должен иметь облигацию займа индустриализации. Облигации довести до самой глухой деревни Урала»259, которая очень редко дополняется критикой повсеместной практики принудительного размещения займа. Прямо подчеркивается, что налог самообложения – «классовый закон», направленный против зажиточных слоев деревни. Его следует сочетать со статьей 107 Уголовного кодекса (о спекуляции). Исходя из материалов большевистской печати, посвященных торговле, создается устойчивое впечатление, что любая торговля – это спекуляция260.

Начинается пропаганда массовой коллективизации как «единственного пути подъема уровня жизни деревенской бедноты». По поводу плана массовой коллективизации еще нет устойчивых представлений: то утверждается, что его еще нет, то – «план выполнен на 178%». Большевикам грезятся колхозы и совхозы как «фабрики хлеба» недалекого будущего. Безапелляционно подчеркивается, что «крестьянство настроено в пользу коллективных форм землепользования»261. Переходит в активную стадию борьба с кулачеством, «пытающимся захватить „командные высоты“ в деревне». Перед нами типичные примеры высказываний на эту тему: «Кулаки и богатеи мешают культурному строительству деревни», «Кулаки скрывают хлеб», «Кулак ведет классовую борьбу против советской власти», «Вычистить кулаков и подкулачников», «Надо бороться с самой почвой, на которой растет кулак».

Второе место по количеству единиц высказываний приходится на категорию «репрессии». В газете опубликована информация о 10 крупных контрреволюционных делах, половина из которых имела отношение к Уралу. Первостепенное внимание уделено так называемому Шахтинскому делу. Кроме того, освещается дело епископа Скальского и ксендзов – «польских шпионов», Смоленское дело, дело против белогвардейцев-кулаков в Киеве, Кушвинское дело, Соликамское дело, Богомоловское дело (процесс лесных вредителей), Лудорвайское дело, ряд дел против дезорганизаторов хлебного рынка. Согласно информации прокурора РСФСР Н. В. Крыленко (репрессирован, расстрелян в 1938 г., реабилитирован в 1955 г. – ВМК), в 1927 г. только по заметкам рабселькоров было возбуждено 19 480 уголовных дел262. Преобладающая часть дел связана с так называемым «вредительством», обвинением, формулируемым в рамках концепции революционной законности. Дела были направлены против так называемых «бывших», с обвинением их в классовой борьбе против советской власти.

В качестве примера политических фальсификаций обратимся к делу всесоюзного масштаба (Шахтинскому) и делу регионального характера, приобретшему всесоюзное звучание (Лудорвайское дело). Первое дело получило широкий резонанс и фундаментально освещено в современной научной литературе. Обвинения в заговоре специалистов, выдвинутые ОГПУ и поддержанные на уровне Политбюро ЦК ВКП (б), за отсутствием улик строились на компрометирующих показаниях и самооговорах. «Шахтинский процесс» над группой представителей «буржуазной» интеллигенции стал знаковым событием в истории СССР, обозначив переход от нэпа к «социалистическому наступлению» в экономике. В 2000 г. Генеральной прокуратурой РФ все осужденные были реабилитированы за отсутствием состава преступления263.

Лудорвайское дело связано с уральским регионом (название дано по д. Лудорвай, процесс происходил в г. Ижевске, Удмуртия). В июне 1928 г. в деревнях Лудорвай, Юськи и Непременной Лудзе местная деревенская верхушка (которую обозначили «кулаками») с согласия некоторых членов сельсовета устроила массовые телесные наказания бедных односельчан. Крестьян выпороли черемуховыми прутьями за неисправные изгороди на меже деревень. Возникший общественный резонанс привел к возбуждению уголовного дела. К различным срокам лишения свободы по ст. 58, 109, 110, 111 Уголовного кодекса РСФСР были приговорены 10 человек (от 3 до 10 лет исправительных работ с конфискацией имущества и выселением из Удмуртии). ЦК ВКП (б) обязал парторганизации Удмуртии развернуть решительную борьбу с кулачеством и в то же время содействовать коллективизации крестьянских хозяйств.

В удмуртских деревнях в силу традиционного права существовал порядок содержания скота без пастухов. В огороженные леса, луга и паровые поля с весны выпускали скот и собирали только осенью. Поэтому община строго следила за состоянием изгородей, которые были разбиты на участки по числу хозяев. На изгородях каждый владелец ставил свой родовой знак, и по нему проверяющие общинники определяли, чей участок неисправен. В этом случае община в соответствии с приговором, принятым на кенеше (сельском сходе как органе местного самоуправления), определяла меру наказания провинившемуся. Нередко такой мерой являлась порка прутьями. Такой обычай при всей своей жестокости относился к обычному праву и не вызывал особого сопротивления и жалоб. Поэтому фактически произошедшее являлось проявлением обычного права, существовавшего в удмуртских деревнях с давних времен. Но дело было оценено партийными и государственными органами страны как демонстрация противодействия кулачества социалистическим преобразованиям в деревне. Дело получило классовую оценку как террор кулачества по отношению к бедноте и середнякам, выступавшим за коллективизацию и передел земли. Лудорвайское дело, получившее большой общественный резонанс, положило начало «антикулацкой» политике. Вслед за показательным процессом над его участниками в Ижевске, подобные процессы прошли в других районах Удмуртии264.

Понять направленность репрессивной политики этого времени можно только в связи с изменениями в генеральной линии партии, произошедшими на XV съезде ВКП (б), который проходил в Москве с 2 по 19 декабря 1927 г.

Он обозначил курс на индустриализацию и коллективизацию, а также ознаменовался началом внутрипартийной борьбы: из партии были исключены члены троцкистской оппозиции, Л. Д. Троцкий выслан в Среднюю Азию (Алма-Ата). Целями пропагандистской кампании Сталина стала борьба с правым уклоном, троцкизмом, примиренчеством. В самом начале 1928 г. Уральским обкомом был подведен итог деятельности троцкистской оппозиции в Свердловске: признано ее политическое банкротство, полный развал. Выдвинут лозунг: «Не ослабляя борьбы с троцкизмом, направить главный удар направо». Началась активная чистка партии от сторонников Троцкого и иных оппозиционеров. Утверждалось, что на Урале 128 крупных партийцев отошли от троцкизма265. Глава Уральского обкома партии И. Д. Кабаков в докладе «Что делают наши враги» вполне верноподданнически разоблачал троцкистов, как врагов советской власти266. Все выступления против политики коллективизации, принудительного самообложения зажиточных крестьян, наступления на кулака рассматривались как проявления правого уклона.

Методы идеологической обработки населения тесно увязывались с политикой партии, а эффективность их использования обеспечивалась иерархической структурой государства, в котором массовые периодические издания являлись «приводным ремнем» диктатуры. Вождь и политики, подвластные ему, искусно обосновывали необходимость «вынужденных» репрессивных мер против врагов социализма. До приговора по Шахтинскому делу публикуются многочисленные материалы под названием «Удержать массы от огульного спецеедства», а после появления приговора в печати – «В Верхотурье свила гнездо шайка „бывших людей“» (о врагах-спецах)267.

В «Уральском рабочем» применительно к специалистам и «бывшим» наиболее распространенными можно считать такие высказывания: «Беспощадная борьба с контрреволюционными элементами»; «Преодоление кастовой замкнутости»; «Не допустим спецеедства»; «Всех огульно не виним»; «Помогать специалистам, но проверять их»; «Перевоспитание кадров служащих»; «Подготовка советских специалистов для промышленности. Число инженеров к концу пятилетки увеличить вдвое». Одновременно оружие классовой борьбы затачивается против «бывших» – частников, торговцев, домовладельцев, лишенцев.

Продолжала развиваться система массового доносительства и закреплялся статус «бдительного ока народа» – рабселькора. В постановлении ЦК партии от 28 августа 1926 г. рабселькоровское движение было определено как одна из форм рабоче-крестьянской общественности. Постепенно расширялись права рабочих и сельских корреспондентов, их полномочия закреплялись в ряде секретных постановлений.

К концу 1920-х гг. рабселькоры фактически стали агентурой ОГПУ, которое проявляло ответную заботу о них. Им присваивались псевдонимы, несанкционированная расшифровка которых, согласно циркуляру суда РСФСР, являлась «уголовно наказуемым преступлением»268. Страницы газет пестрили довольно грозными и революционными псевдонимами-кличками: Игла, Шило, Лезвие, Острый, Оса, Горн, Око, Зуботычка, Игрек, Зеро, Дьявол, Чорт, Фуганок, Дикий, Нетерпеливый, Скороход, Пардон, Красный сокол, Штурвал, Следопыт, Прокатчик, Маломальский, Мастеровой, Рабкор №4342, Вопиющий, Рабкоровский, Чернорабочий, Деревенский, Заречный и др.

Схема действия рабселькора была проста. Обнаруживая «врагов народа», он писал агентурное донесение в ОГПУ, которое в интересах этого ведомства часто превращалось в газетную статью и попадало на страницы «Уральского рабочего» и других газет. Редакция газеты посылала подлинник заметки в орготдел горсовета с визой «Для расследования. „Уральский рабочий“ ждет ответа без напоминания», и вскоре следовал результат269. Таким образом организовывалось «всенародное обличение замаскировавшегося врага» и ОГПУ только оставалось выполнить свою роль – расправиться с ним.

Специальное внимание обращалось на защиту рабкоров и селькоров. ЦК призвал провести на местах несколько показательных процессов преследования рабселькоров с широким освещением их в печати. Происходила политизация уголовных преступлений, совершаемых против рабкоров. В рабселькорах призывали видеть нарождающуюся советскую интеллигенцию, которая была верным союзником пролетариата, в отличие от «бывших».

В корреспонденциях «Уральского рабочего» за 1929 г. в целом репрессивная тематика особенно явно прослеживается в категориях 2, 4, 6, 16, 15 и насчитывает 375 единиц высказываний. Таким образом, преобладает нацеленность на борьбу с оппозицией в партии, с кулачеством, «бывшими» и политические репрессии в чистом виде.

Сталин, проведя две партийные чистки: в советских и вузовских ячейках в 1925 г. и деревенских ячейках в 1926 г., отдал команду о генеральной чистке партии в 1929—1930 гг.270. Снова внедряется установка о чистке деревенских ячеек, начинается чистка советского партаппарата методом «открытой чистки» с широким привлечением масс рабочих, служащих и красноармейцев. Чистка должна была сопровождаться вербовкой в партию новых членов, преимущественно преданных генеральной линии ВКП (б) рабочих, батраков и бедняков. Идет одновременно борьба с двумя уклонами: левым, троцкистским, с его установками на перманентную революцию, за равенство, против мелкобуржуазной стихии нэпа и правым как кулацкой программой обогащения в условиях продолжения нэпа. В одну антипартийную шеренгу зачислили кулака, подкулачника, правого и примиренца. Всякие попытки снизить темпы индустриализации и коллективизации подавлялись.

Оппортунисты и уклонисты разного уровня именовались персонально, жестко критиковались, изгонялись из партийных органов. Поступили заявления об отходе от оппозиции Е. А. Преображенского (репрессирован, расстрелян в Москве 13 июля 1937 г., реабилитирован в 1988 г. – ВМК), К. Б. Радека (репрессирован, убит 19 мая 1939 г. в Верхнеуральской тюрьме, реабилитирован в 1988 г. – ВМК), И. Т. Смилги (репрессирован, расстрелян в Москве 10 января 1937 г., реабилитирован в 1987 г. – ВМК), сторонников Т. Ф. Сапронова (репрессирован, умер 28 сентября 1937 г. в Верхнеуральском изоляторе, реабилитирован в 1990 г. – ВМК). Н. И. Бухарин (репрессирован, расстрелян в Москве 15 марта 1938 г., реабилитирован в 1988 г. – ВМК) был снят с работы в Коминтерне с осуждением его теорий «организованного капитализма», «черепашьего шага», «врастания капиталистических элементов в социализм». Началось преследование «птенцов из школы Бухарина»: А. Н. Слепкова (репрессирован, расстрелян 26 мая 1937 г., реабилитирован в 1959 г. – ВМК) – в Самаре, А. Д. Зайцева (репрессирован, расстрелян в Саратове 23 января 1938 г., реабилитирован в 1958 г. – ВМК) – в Саратове, А. Ю. Айхенвальда (репрессирован, в 1937 г. осужден на 15 лет, вторично в 1941, расстрелян 11 сентября 1941 г. в г. Орел. – ВМК) – в Казани. Заявления о разрыве с правым уклоном сделали Н. А. Угланов (репрессирован, расстрелян 31 мая 1937 г. в Москве, реабилитирован в 1989 г. – ВМК), Е. Ф. Куликов (репрессирован в апреле 1936 г., умер в ИТЛ в сентябре 1943 г., реабилитирован в 1958 г. – ВМК), В. А. Котов (репрессирован, расстрелян 27 мая 1937 г., реабилитирован в 1958 г. – ВМК) и Михайлов, признавшийся на пленуме ЦК в своих ошибках. Н. И. Бухарин выведен из состава Политбюро ЦК ВКП (б). Сталин, по чьей воле инициировались репрессии против оппозиции в партии, в этой ситуации подавался как «знаменосец воинствующего большевизма»271.

Первостепенное внимание в печати было уделено яростной борьбе с кулачеством (99 единиц высказываний). Вот некоторые типичные филиппики против кулаков: « Кулацкая карта будет бита»; «Поп и кулак ведут бешеную борьбу с колхозами, угрожая коммунарам и богом, и пулей»; «Советский закон должен положить конец кулацкому бандитизму»; «Ударим пятикраткой по кулаку и злостным зажимщикам»; «Заставим кулака продать хлеб государству»272.

Активно ведется борьба с происками «бывших» и «старых специалистов», хотя то и дело появляются предостережения против «спецеедства». Раскрыта контрреволюционная вредительская организация, состоящая из старых инженеров и акционеров, в золотоплатиновой промышленности Урала и на транспорте273. Начато наступление на чердынских краеведов, которые издали «никчемный и политически вредный сборник „Чердынский край“». Нашли «примазавшихся» в Уральском политехническом институте: Яблонского – сына попа, Матвейчука – сына жандарма, Плотникова – сына жандарма, Фролова и Степанова – троцкистов. В корреспонденции «Чужаки в УПИ. Они пришли в Политехникум обманным путем», читаем: 40 чужаков пролезли […] Молчанов Б. И. – сын попа. Садовская Н. Н. – дочь дворянина. Клюев Б. П. – сын жандарма. Попов К. – сын крупного торговца. Попов Н. А. – белый офицер, Диев И. Д. – сын священника. Янковская Елена – дочь генерала, Юшмановы – сыновья заводчика и купца. В итоге была принята специальная директива ОблРКИ с целью не допускать чужаков в вузы.

Из Центрального рабочего кооператива «вытряхнули 112 чуждых» (купцы, торговцы, офицеры белой армии, царские и колчаковские чиновники, фабриканты, помещики, попы, монархисты). В конце года рабочие бригады обнаружили 80 чужаков в аппарате ЦРК (Свердловск). Началась повторная чистка. В центре началось «академическое дело». Работники Ленинграда потребовали предания суду академиков С. Ф. Платонова и С. Ф. Ольденбурга, которые якобы скрывали от партии в архиве академии важные политические документы274.

Активизировалась репрессивная политика. ОГПУ раскрыты контрреволюционные организации в золотоплатиновой промышленности и на транспорте. Более 20 человек – «господ-акционеров железных дорог» приговорили к высшей мере наказания за вредительство (неисправные паровозы, задержка военных и хлебных грузов)275.

В Ленинграде ОГПУ раскрыта крупная вредительская организация шахтинского масштаба (ее участники: Владимир Костенко – технический директор треста «Судотрест», Кондратьев, Ладыгинский, Зворыкин, Виллер и др.). Вредители из Судотреста строили негодные суда276. Раскрыт контрреволюционный заговор украинских националистов277. Состоялся суд над специалистами Ураласбеста, найдены вредители в Дегтярске и Златоусте. Троицкий окружной суд приговорил кулаков-террористов к двум годам тюрьмы278. В Сарапуле приговорен к расстрелу кулак Павел Колегов за антисоветскую пропаганду279.

Практиковалась деятельность общественно-показательных судов и «трибуналов пролетарской общественности». Пролетарский суд должен был четко проводить классовую линию. Правая опасность грозила и прокуратуре – в «потакании правым» обвинен прокурор Кононов в Свердловском округе280. Рабкоры докладывали: «Белогвардеец Шилов и группа несознательных рабочих (42 чел.) подписали контрреволюционное заявление на Лысьвенском заводе»281.

Рабселькоры вели поиск конкретных врагов партии и их разоблачение: «бывших» (дворян, белогвардейцев, торговцев, жандармов), нэпманов, священнослужителей. Каждая корреспонденция-донос обрекала на преследование главного героя такого материала. В 1929 г. подобные доносы стали все более частыми и персонифицированными.

Обратим внимание на результаты процессов против вредительской деятельности. После приобретшего всесоюзную и международную известность Шахтинского дела (53 подсудимых, процесс проходил 18.05—06.07.1928) процессы над вредителями посыпались один за другим во всех отраслях промышленности. Весной 1929 г. Коллегия ОГПУ в Свердловске вынесла приговор по делу «О контрреволюционной вредительской организации в золото-платиновой промышленности СССР». Перед Коллегией предстало 26 человек, свою вину признали 12 из них, частично – 3 чел., отказались признать – 11 чел. Один обвиняемый – профессор П. А. Пальчинский282, признанный главным вредителем, – был расстрелян, остальные 25 подсудимых избежали высшей меры социальной защиты и приговорены к заключению в ИТЛ (на срок 10 лет – 12 чел., остальные – от 3 до 8 лет). В 1994—1995 гг. уральский историк А. В. Свалухин получил доступ к архивно-следственному делу по «золото-платиновому вредительству», хранящемуся в ГААОСО, и составил две подборки документов из дела283.

Знакомство с обвинительным284 заключением и поиск информации по различным базам данных жертв политических репрессий позволили нам проследить судьбу некоторых участников этого дела. Во-первых, все они реабилитированы, во-вторых, подвергались репрессиям и в дальнейшем. Например, П. А. Пальчинского арестовывали за контрреволюционные преступления в 1917 и 1922 гг., Л. Г. Рабиновича на процессе Промпартии 1930 г. назвали членом центрального комитета этой мифической организации и продолжали тюремные допросы, в результате чего он и скончался от болезни сердца в 1934 г. М. А. Эйдлин был вновь осужден по делу Промпартии в 1930 г., затем работал на золотых приисках в системе Дальстроя ОГПУ-НКВД, вновь арестован в 1937 г., осужден и расстрелян в числе руководящих работников Дальстроя в 1941 г. В. В. Савельев вновь арестован и приговорен к расстрелу Верховным судом Якутской АССР 14 июля 1938 г. Судьба большинства жертв «вредительского дела» пока остается неизвестной, но понятно, что повезло немногим. Например, К. М. Чарквиани, бывший директор Уралзолота (получивший по приговору 10 лет ИТЛ), в 1939 г. по ходатайству Уральского филиала АН СССР направлен на работу в УФАН, где проработал 19 лет. Умер он в 1960 г.285

Исследователь проблемы вредительства О. Б. Мозохин подвел итог репрессивной операции: «Коллегия ОГПУ 22 мая 1929 года постановила расстрелять участников контрреволюционных организаций на железнодорожном транспорте: фон Мекк Н. К. и Величко А. Ф. и в золотоплатиновой промышленности – вредителя Пальчинского П. А., приговор приведен в исполнение. Подчистив специалистов, часть из которых была осуждена, другая выгнана с работы, НКПС столкнулся с такой проблемой, что некому стало работать. Политбюро ЦК 5 августа 1931 года принимает согласованное с ОГПУ и НКПС предложение о досрочном освобождении от наказания специалистов, передаваемых ОГПУ для работы на транспорте, с оставлением им наказания условным и о применении к освобожденным гласного надзора ОГПУ»286.

В корреспонденциях «Уральского рабочего» за 1930 г. на первом плане сохраняется борьба с уклонами, кулаками, репрессии, борьба с «бывшими» и хлебозаготовки. В целом репрессивная тематика (категории 2, 4, 6, 16, 15) представлена 588 единицами высказываний.

Наиболее распространенными высказываниями для категории «оппозиция и уклоны в партии» являются следующие: «Всю силу классовой беспощадности обрушим против правого оппортунизма и левых загибов»; «Всю массу рабочих заразить жгучей классовой нетерпимостью»; «Проверить классовую боеспособность аппаратов (чистка аппаратов)»; «Беспощадно ударить по оппортунизму и примиренчеству в партийных рядах»; «Ничто не может остановить нашего стремительного наступления на кулака»; «Решительно разоблачать правых оппортунистов, кулацких «плакальщиков» и левых, не отличающих кулака от середняка»; «Гоните вон оппортунистов и двурушников»; «Чистка – важнейшее дело всей партии, всего рабочего класса»; «Крепко ударить по тем, кто под прикрытием борьбы с «левыми» перегибами творит правые дела. Бить на два фронта»; «Давать сокрушительный отпор проявлениям правого уклона и «левым загибам»»; «Сталин: Правая опасность была у нас, и остается главной опасностью. «Левые» загибщики являются объективно союзниками правых. Решительное исправление ошибок «левых» загибщиков – непременное условие успешной борьбы против главной опасности – правого оппортунизма»; «Большевистской самокритикой, исправлением «левых» загибов – заглушить перекличку оппортунистических критиканов»; «X областная конференция уральских большевиков требует от бывших лидеров правых оппортунистов критики оппортунистических ошибок, активной борьбы против всяких попыток правых уклонистов ревизовать ленинскую генеральную линию партии»; «Да здравствует победоносный воинствующий ленинизм, сметающий на своем пути оппортунистическую агентуру капитализма»; «Формальному согласию с генеральной линией – грош цена (партия не потерпит в своих рядах идеологов капиталистической реставрации, лидеры правого уклона должны полностью признать свои ошибки)»; «Правые смыкаются с национальной оппозицией»; «Примиренцы – злостные носители проявления правого оппортунизма. «Троцкисты поют теперь о «чрезмерности» большевистских темпов» (Сталин). Профоппортунисты помогают вредителям сталкивать поезда с рельс»; «Непримиримость к двурушничеству и аллилуйщине»; «Беспощадно бороться с право-левым блоком – пособником классового врага. Вредителей расстрелять»; «Изменникам не задержать победоносного хода социалистического строительства. Сокрушить предателей, пытавшихся восстановить власть капитала».

Обратим внимание на репрессивную практику. В этом году количество политических судилищ возросло. Вот наиболее крупные из них: процесс «Союза освобождения Украины» (СВУ); дело «кирилловцев» – белогвардейцев-фальшивомонетчиков (Ленинград); дело кулаков-террористов (Соликамск); процесс над «кондратьевщиной» – контрреволюционной организацией во главе с Н. Д. Кондратьевым (репрессирован, расстрелян в 1938 г., реабилитирован в 1963 и 1988 г. – ВМК), Садыриным, Чаяновым, Юровским, Сухановым, Рамзиным, Базаровым и др. (Москва); процесс лжеинженера Аксельрода; процесс над вредителями рабочего снабжения – контрреволюционными «организаторами голода» (Рязанцев, Карпенко, Воронцов, Куранов, Денисов, Рубинштейн и др., всего 48 чел., Москва); процесс над вредительской организацией в пищевой промышленности Урала (порча овощей в Свердловске); процесс Всехимпрома – дезорганизаторов строительства в Березниках (Луговой, Самарский); процесс Промпартии; процесс контрреволюционеров-пантюркистов в Узбекистане; дело контрреволюционной группы церковников и торговцев во главе с попами и монархистами Русановым, Муравьевым, Зевакиным и другими в Челябинске; процесс над «чусовскими вредителями»; суд над группой работников Уралмета (ВИЗ, Свердловск); суд трибунала над 17 «саботажниками и рвачами» (шахты Кизела); в Шарташском районе разоблачены и преданы суду агенты кулака (Городецкий – председатель сельсовета); вскрыта работа вредителей на Воткинском заводе.

Как правило, все судебные процессы на местах были напрямую связаны с процессами над правыми и левыми оппортунистами в центре. Сталин, взяв курс на выполнение плана «сверхиндустриализации» (который был предложен Троцким еще в 1925 г. – ВМК), решил покончить со всеми сомневающимися привычным для него способом – обвинением во вражеских намерениях и жесткими репрессиями. Среди процессов в центре можно выделить: дело Трудовой крестьянской партии, обозначенного как «кондратьевщина» (Кондратьев, Суханов, Базаров, Громан), дело Промпартии (Рамзин, Куприянов, Очкин, Федотов, Чарновский, Ларичев), фракционной антипартийной группы Сырцова – Ломинадзе, процесс над вредителями в рабочем снабжении, по итогам которого расстреляно 48 человек, процессы против националистов (Украина – СВУ, Узбекистан – пантюркисты).

С ними связаны «местные» процессы на Урале: вредителей рабочего снабжения в Свердловске (Плешков, Толкачев, Коншин, Залецкий и др.), вредительской шпионской организация в Воткинске (цель – организовать голод), дело Уральского инженерного центра, процесс над контрреволюционерами Уралмета, процесс над оппортунистами-дезорганизаторами Всехимпрома (Березники), процесс над саботажниками шахт Кизела, процесс над контрреволюционной группой церковников и торговцев во главе с попами и монархистами Русановым, Муравьевым, Зевакиным и другими в Челябинске.

Рассмотрим комплекс процессов над «вредителями», которые стали повседневной практикой ОГПУ. Как считают известные исследователи истории вредительства О. Б. Мозохин и С. А. Красильников, «Борьба с „вредительством“ – масштабная кампания, проводившаяся во второй половине 1920-х – 1930-х годах по инициативе Политбюро ЦК ВКП (б) и лично И. В. Сталина. Главной целью кампании было стимулирование развития советской экономики за счет устрашения одних работников репрессиями других»287.

В 1928—1931 гг. развернулась широкая репрессивная кампания против «буржуазных специалистов». Под предлогом «правого уклона» или классовой чуждости до 1933 года было отстранено от работы более 150 тысяч служащих288.

В 1929 г. по инициативе ОГПУ кампания по борьбе с вредительством приобрела новое качество. Начались поиски единого организующего вредительского центра и его ставленников в руководящих хозяйственных органах, в рядах интеллигенции и военных. Вскоре «разоблачили» целый ряд групп заговорщиков. Первой была Промпартия – антисоветская организация, которая в 1925—1930 гг. якобы занималась вредительством в разных отраслях промышленности и на транспорте. Главой Промпартии определили директора Всесоюзного теплотехнического института, члена Госплана и ВСНХ СССР Л. К. Рамзина.

На открытом процессе по делу Промпартии разбиралась вредительская деятельность восьми человек. Им вменялись саботаж индустриализации, сотрудничество с иностранными разведками, подготовка иностранной военной интервенции в СССР. Обвиняемые признали свою вину, пятеро из них были приговорены к расстрелу, трое – к десяти годам лишения свободы. Через некоторое время расстрел был заменен на 10 лет лишения свободы, остальным сократили сроки заключения, так как квалифицированных специалистов катастрофически не хватало.

Процесс над Промпартией открыл дорогу другим публичным постановочным процессам 1930-х гг., вплоть до третьего Московского процесса 1938 г.289.

В этом же году целый ряд политических, общественных и научных деятелей (в том числе: заместитель наркома земледелия СССР Андрей Берзин, экономисты Николай Кондратьев, Александр Чаянов, Лев Литошенко и другие) были арестованы по делу центрального комитета выдуманной чекистами контрреволюционной вредительской организации «Трудовая крестьянская партия». Их обвиняли в подготовке смены власти в стране и создании нового правительства, приговорили к различным срокам заключения. По неполным данным, помимо лиц, обвиненных в руководстве партией, в связи с делом ТКП было арестовано 1296 человек, в том числе по делу Уральской областной организации – 26 человек. Среди мнимых членов «Трудовой крестьянской партии» оказался ряд крупных экономистов, проходивших также по делу «контрреволюционной эсеровско-кулацкой группы Чаянова – Кондратьева». Им вменялся саботаж в области сельского хозяйства и индустриализации»290.

22 сентября 1930 г. в «Правде» были опубликованы первые материалы о деле «снабженцев-вредителей». По версии следствия, организация возглавлялась профессором А. В. Рязанцевым, бывшим помещиком, генерал-майором; профессором Е. С. Каратыгиным, в прошлом октябристом. Коллегия ОГПУ, рассмотрев по поручению ЦИК и СНК СССР дело о контрреволюционной вредительской организации в области снабжения населения продуктами питания, приговорила к расстрелу всех фигурантов дела – 48 человек. Открытого процесса не последовало, в газетах опубликовали выдержки из признательных показаний подследственных и сообщение о приведении приговора в исполнение291. Дело, сфабрикованное ОГПУ, затронуло во всесоюзном масштабе старых «буржуазных» специалистов, причастных к производству и распределению мясной и рыбной продукции в организациях «Союзмясо», «Союзрыба», «Союзплодоовощ» и соответствующих звеньях аппарата Наркомторга СССР292.

Осужденным приписывалось вредительство, «срывавшее все мероприятия, направленные к поднятию холодильного и мясного дела, чтобы, лишив страну мяса и приведя ее к голоду, облегчить возможность изменения существующей власти […], к установлению буржуазно-демократической республики». На них возложили вину за дефицит мясной и рыбной продукции, возникший в 1930 г. в результате коллективизации293.

Как говорится в сводке ОГПУ, «Опубликованные в прессе материалы о раскрытии ОГПУ вредительской организации в пищевой промышленности, по предварительным данным, вызвали сильное возмущение всей рабочей массы московских предприятий по адресу вредителей. Митинги, организованные в день опубликования материалов, почти по всем предприятиям прошли при участии подавляющего большинства рабочих и с большим подъемом». Наряду с осуждением арестованных вредителей «большинством рабочих» приводятся и отдельные примеры «враждебных высказываний», в которых как раз и отражается истинное положение вещей. Например, на фабрике им. Калинина 1-го Госпищетреста одна из работниц говорила в цеху: «Нечем оправдываться коммунистам перед рабочей массой, вот и пустили „утку“, что раскрыли контрреволюционную вредительскую организацию; не мы, мол, виноваты в имеющихся у нас трудностях». Агитация антисоветского элемента сводится к утверждению, что раскрытие вредительских организаций является очередным вымыслом советского правительства, необходимым для того, чтобы «отвлечь внимание населения от создавшегося в стране катастрофического положения» и «скрыть неумение коммунистов управлять страной». Самойловский лесопильный завод: «Дело обстоит не так, как это пишут в „Правде“. Прочитаешь, и сразу странным покажется, что арестованные, не запираясь, рассказывают, что они вредители, что до конца жизни они будут самыми злейшими врагами советской власти, если их не расстреляют. Дело не так, как пишут, и потому, боясь скандала, передали его в ОГПУ судить „втемную“» (старший счетовод ящичного цеха, ведет систематическую антисоветскую агитацию)»294.

В условиях «Великого перелома», окончательного слома нэпа, фактического провозглашения политики «большого скачка», стремление инженерно-технических работников работать «по-старому» воспринималось властью как свидетельство объективной контрреволюционности данного социально-профессионального слоя. В глазах большевиков он превратился из «незаменимого» в «ненужный» и даже «вредный» элемент.

К середине 1930 г. в партийно-государственном аппарате вызревает идея применения качественно новых репрессивных мер против старой технической интеллигенции. В докладе И. В. Сталина на XVI съезде ВКП (б) 1930 г. говорилось о «злостном вредительстве верхушки буржуазной интеллигенции во всех отраслях нашей промышленности»295.

Как резюмирует уральский историк А. И. Делицой, «к осени 1930 г. политика „советизации“ технической интеллигенции приобретает качественно новые черты – если раньше „тюремные“ методы выполняли, прежде всего, иллюстративно-запугивающую роль, то теперь через процедуру лагерной обработки должен был пройти поголовно целый слой ИТР – наиболее квалифицированная их часть. Другим новым моментом политики власти в этом вопросе становится установка на форсированную замену на ключевых постах специалистов старой школы новыми (как тогда считалось, качественно превосходящими первых) „пролетарскими“ специалистами»296.

В конце 1930 – начале 1931 г., по подсчетам А. И. Делицоя, органами ОГПУ на территории Уральской области было арестовано не менее 125 так называемых буржуазных специалистов (примерно 15—20% от их общего числа). «По своим масштабам репрессивная кампания 1930/31 г. значительно превосходила кампанию 1928 – первой половины 1930 г.; тогда на Урале было арестовано около 40 инженеров и техников. Таким образом, 3/4 всех арестов технических специалистов за все время „большой чистки“ ИТР 1928—31 гг. приходилось именно на вторую половину 1930 – начало 1931 г.»297.

«Уральский инженерный центр» (по задумке ОГПУ – уральский «филиал» Промпартии), например, включал 15 наиболее колоритных инженерно-технических фигур региона (всего обвинялось 19 чел.), среди которых – В. А. Гассельблат – главный инженер Магнитостроя, члены Президиума Уралоблсовнархоза М. А. Соловов, Б. С. Дунаев, Г. В. Рубинштейн, технические директора крупнейших трестов и т. д.298. Осужденных приговорили к различным срокам лишения свободы – от 5 до 10 лет.

Дальнейшей судьбе этих выдающихся людей не позавидуешь: В. А. Гассельблат умер на этапе в 1932 г., М. А. Соловов отбывал срок на Соловках до 1940 г.; в сибирские лагеря попали В. И. Тибо-Бриньоль, А. А. Иванов, И. Ф. Гергенредер. Правда, в условиях острой нехватки специалистов группу репрессированных инженеров уже в 1931—1932 гг. направили на заводы Урала, где они вскоре стали руководителями разных подразделений. Для значительной части осужденных репрессии продолжились: П. А. Гирбасов получил новый срок – 10 лет, в 1937—1938 гг. расстреляны Д. А. Антонов, М. А. Балакин, Н. И. Папетов, получил новые 10 лет А. А. Троицкий и погиб в Ивдельлаге в 1942 г., В. В. Миловидов в 1947 г. получил срок в 25 лет, Г. В. Рубинштейн приговорен к 10 годам ИТЛ в 1950 г., А. Е. Маковецкий покончил с собой в 1939 г.299.

Параллельно с вышеуказанными процессами началась фабрикация отраслевых «вредительских групп» – в черной и цветной металлургии, лесной, угольной отрасли, в Уралгипромезе, на Магнитострое и т. д.300.

Второе место среди выделенных нами категорий занимает «борьба с кулачеством» (125 единиц высказываний), к ней примыкают категории «коллективизация», «хлебозаготовки» и некоторые другие. Мы выделили наиболее типичные единицы высказываний в связи с антикулацким фронтом боевых действий партии: «За беспощадную борьбу с кулацкими террористами»; «Шире развернуть борьбу по раскулачиванию»; «Не пускать кулака в колхоз»; «Ликвидировать кулачество как класс»; «Выселять кулаков. Конфисковать у них имущество – этого требуют беднота и середняки»; «Миллионы горят огнем классовой ненависти к кулаку»; «Изгоним с предприятий и из соваппарата кулацких сподручных, пособников и дружков»; «На штурм кулацкого класса. Не ждать самораскулачивания»; «Последние корни капитализма в деревне выкорчевывают батрачество и беднота в союзе с середняком»; «Огнем, обрезом и контрреволюционной агитацией озверелый кулак пытается задержать темп наступления»; «В схватке с кулаком закаляются ряды колхозников»; «Бейте по хвостистам, обломовым, оппортунистам и кулацким однокашникам»; «Беспощадная борьба с двурушниками – агентурой кулака»; «Кулака и шамана сбросить с дороги большевистской путины».

Проанализированная нами газетная информация не отражает процесса «ожесточенной классовой борьбы» в целом, умалчивает о жестоких массовых репрессиях, количестве раскулаченных-спецпереселенцев как в самой Уральской области, так и вселенных сюда из других регионов страны. Между тем, современные исследователи называют близкие к реальности цифры. А. А. Раков подводит итог: «На 10 декабря 1930 г. общее количество „раскулаченных“ хозяйств по Уралу – 25 624»301. Исходя из среднего количества состава крестьянских семей в 5 чел. – это около 125 тыс. чел. Согласно переписи февраля 1931 г., по всем районам ссылки Уральской области насчитывалось 134 421 чел. спецпереселенцев302.

Сопротивление крестьян нарастало. Как ныне хорошо известно, в 1929 г. по стране произошло более 1300 крестьянских бунтов, в которых участвовало 244 тыс. человек, а на Урале только в первые три месяца 1930 г. – 52 коллективных выступления крестьян. На 1930 г. пришелся пик массовых выступлений крестьян – их произошло около 13800, объединивших примерно 3 млн 400 тыс. человек. Это была самая настоящая гражданская война, спровоцированная Сталиным. В этом году по делам, относящимся к ОГПУ, в СССР было приговорено к расстрелу более 20 тыс. человек303. Акты злодеяния старались сохранить в тайне. Так глава Уральского обкома ВКП (б) И. Д. Кабаков в телеграмме Верхне-Камскому окружкому ВКП (б) директивно указывал «Категорически воспрещается производить публикацию в печати фактов расстрела кулацких элементов. Примите точно исполнению»304.

В корреспонденциях «Уральского рабочего» за 1931 г. в целом репрессивная тематика (категории 2, 4, 6, 16, 15) составляет массив в 97 единиц высказываний.

В масштабах СССР в этом году на первое место, безусловно, выходит показательный процесс Союзного бюро меньшевиков – открытый судебный процесс Специального присутствия Верховного суда Союза ССР, проходивший в Москве 1—9 марта 1931 г. Обвинялась группа советских хозяйственных работников, всего 14 чел.305.

По версии ОГПУ, контрреволюционная организация поддерживала связи с заграничным центром меньшевиков и состояла в блоке с Промпартией и Трудовой крестьянской партией в целях восстановления капиталистических отношений в СССР, делая ставку на иностранную интервенцию. Обвиняемые были приговорены к разным срокам заключения в тюрьмы особого назначения, в дальнейшем снова подвергались репрессиям и до частичной реабилитации в период хрущевской оттепели дожили лишь двое (В. К. Иков и М. П. Якубович)306.

«Уральский рабочий» на своих страницах резюмировал деятельность «заговорщиков»: «Социал-вредители-меньшевики в союзе с „Промпартией“ и кондратьевцами под руководством 2-го Интернационала пытались, опираясь на штыки интервентов, восстановить капитализм в СССР»307.

Между тем на Урале расходились круги новых разоблачений вредителей в связи с делом Промпартии. Согласно справке ОГПУ «О ликвидированных контрреволюционных организациях на Урале», «О.Г.П.У. за последнее время вскрыты и ликвидированы на Урале целый ряд к.-р. организаций, охвативших активной вредительской деятельностью все основные участки Уральской промышленности.

В настоящее время следствие ведется по следующим отраслям промышленности: черная металлургия, строительство Магнитогорского завода, цветная металлургия, каменноугольная промышленность, машиностроение, строительство электростанций, бывший геологический комитет, сельхозмашиностроение, промышленность строительных материалов, лесная и химическая промышленность.

К [онтр].-р [еволюционные]. группы вскрыты также в научно-исследовательских институтах и ВТУЗах Урала.

Следствием установлено, что вредительские организации на [Урале] [руко] водились в своей деятельности указаниями Уральского Областного Центра «Промпартии», связанного, в свою очередь, с ЦК Промпартии в Москве»308.

Во главе придуманного чекистами Уральского областного вредительского центра (впоследствии «Инженерного центра». – ВМК.) «стояли: 1. ГАССЕЛЬБЛАТ – б [ывший]. главный инженер УралГипромеза и главный инженер Магнитостроя. 2. КРАПИВИН – б [ывший]. технический руководитель треста „Уралмет“. 3. ГИРБАСОВ – б [ывший]. технический директор „Уралгостреста“ и консультант Уралгеолкома. 4. ДУНАЕВ – член Президиума Уралоблсовнархоза и 5. СОЛОВОВ – б []. председатель промсекции Уралплана… Военно-диверсантские ячейки состояли в своем большинстве из б [ывших]. офицеров царской и белой армии. Их задачей являлось на случай интервенции парализовать деятельность уральской промышленности»309