Читать книгу Сценарий 19/91. Быль о том, как я потерял страну - Вадим Шильцын - Страница 12

Директор театра Балаган – Виктор Григорович – всегда умел сформулировать задачу чётко, но притом и душевно. Ощущалось высокое доверие и уважение к уникальным способностям. Он, вроде бы, даже и не произнёс вслух ничего про ответственность, но я почувствовал ответственность из серии – «Кто, если не я?»

«Неделю будем играть твоё шоу на Манежной – сказал Витя озабоченно – но есть проблема. Шоу длится час двадцать, а надо заполнить два часа, с пяти до семи. В общем, надо сделать такую игровую программу, чтобы минут сорок потянуть. Допустим, с пяти до пяти сорока ты на эстраде играешься с народом в загадочки и всякие шарады. В это время ещё полчаса ребята поработают на вагонах, потом за десять минут закроются и выйдут на шоу. Ты спокойно переодеваешься в куклу и уже в кукле прыгаешь вместе со всеми, до конца. То есть, до семи. Потянешь?»

Чего ж не потянуть? Не сказать, чтобы к тому времени я достиг вершин как ведущий игровых программ, но уже имел в скоморошестве положительный с отрицательным опыты, легко мог бы развлекать публику на ровном месте минут двадцать. Полчаса – уже с натугой, а чтобы занять площадь на целых сорок минут – надо готовиться. Оказанное доверие принизить нельзя.

«Под луною песню петь сел на веточку… кто?» – кричу я с помоста. «Медведь!» – радостно отвечает публика, и сама же радуется коллективной посадке в лужу. Оно, вроде бы и в рифму, но смысла-то нет! Какой такой медведь на веточке? Чего он споёт под луной? «Как-то был я в зоопарке, мимо клеток проходил. Вдруг гляжу, сидит на ветке здоровенный…» «Крокодил!» – кричат из народа и снова всем смешно. Однако, чтобы не иссяк интерес к участию в массовой белиберде, надо поощрять особо активных. Для этого придуманы награды в виде леденцов, свистулек и прочих пустышек. Призы для вагонных аттракционов Григорович закупал мешками, но там – совсем другое дело, там за каждый копеечный приз народ берёт билетик по рублю, из чего складывается прибыль, а тут прибыли нету. Сплошная благотворительность. Не жирно ли будет отдавать свистульку только за то, что какой-то хрен раньше других догадался про медведя с крокодилом? Так что, Витя меня честно предупредил: «Призов мы тебе дать не можем. Придумай чего-нибудь»

Ну, я и придумал. Расчертил лист А-4 на равные части, похожие по размерам на деньги, нарисовал там тушью страшные каляки-маляки, отдалённо напоминающие профиль Ильича, и написал красивым почерком: «Новые деньги! Хранить в банках стеклянных, людям не показывать! Подделка не карается, но подвергается осмеянию» – потом я пошёл в кабинет к Тадеушу Константиновичу – директору парка, и там размножил чёрно-белый шедевр на принтере. Осталось только порезать это всё по линиям, да уложить в пачки.

Имея на руках неограниченный запас дурацких бумажек, вышел я в 17.00 на помост. Праздничная площадь встретила артиста морозной пустотой. Редкие люди кучковались вдалеке, рядом с двумя игровыми вагончиками. Других аттракционов на Манежке не было, и вообще ярмарочная движуха не казалась ещё возможной там, в самом сердце СССР. Места эти считались официальными, не для простых людей предназначенными, а потому их строгая пустота выглядела гораздо правильней, чем хаотичное брожение зевак.

Для того, чтобы играться – надо, чтобы с кем играться. Можно, конечно, играться с самим собой, но Витя Григорович выставил меня на эстраду вовсе не в качестве онаниста. Вынув микрофон из стойки, я обратился к далёкой, просаживающей деньги на аттракционах публике: «Эй, народ, беги сюда! Это вам не ерунда! – на этом запасы стихотворных обращений иссякли, и я перешёл на прозу – Сегодня и никогда! Впервые и только здесь! Вы можете силой своей мысли получить новые деньги в неограниченных количествах! Таких денег никогда прежде не было, и никогда больше не будет. В новый год с новыми деньгами!»

Первыми отозвались дети. От группы граждан у вагончиков отделились маленькие фигурки, издалека похожие на задорных гномиков, и побежали через площадь к эстраде. Как я им обрадовался! С детьми жизнь становится осмысленной. Есть – кому загадывать загадки. Дети не обременены жизненным опытом, в который включены такие неминуемые штуки, как смысл, выгода, или рядящееся в скромность высокомерие. Пока их родители косятся на скомороха с умудрённым недоверием, да похихикивают, имея на уме, мол, они себе на уме, дети ретиво отзываются на вопросы, хором кричат кричалки, быстро смекают, как взяться за руки, чтобы встать в хоровод. С детьми просто. Да им и призов-то не особо надо, хотя раздача призов превращается в некий ритуал, похожий на вручение орденов: «Ай, да какой ты внимательный! Тебя не проведёшь! Как тебя зовут? Петя! На тебе, Петя, игровую деньгу. Если наберёшь таких десять штук, то можешь бесплатно сыграть вон на тех аттракционах…»

Взрослые дяди и тёти, увидав, как мелкий пацан получил бумажку, думают про себя: «Я-то чего теряюсь?» – и включаются в игры, и на очередную загадку с эстрады: «На небе свет зари потух. Крадётся царь зверей…» – громко орут: «Петух!» В жёсткой конкуренции выигрывают они по две, а иногда и по три бумажки.

Конечно, с аттракционами я предварительно договорился, то есть, подошёл к Кузьмичу и спросил: «Не будешь возражать, если я направлю к тебе победителей?» Кузьмич недоверчиво уточнил: «Это в каком смысле?» Я разъяснил: «Ну, если припрётся ребёночек, который выиграл у меня десять штук денег, то ты за это дашь ему сыграть на аттракционе» Кузьмич засомневался активней: «Ну вот ещё! С чего это бесплатно играть?» Я смягчил перспективы: «Наверное, вряд ли такие появятся, но это я на всякий случай спросил…» «Нехрен! – отрезал Кузьмич – Пускай покупают билет и играют» «Тогда пойдём другим путём – выдвинул я инициативу – ты после игровой приносишь мне десять штук моих денег, а я за это покупаю билет. Так нормально?» «Ага – смекнул Кузьмич – но игра уже проведена?» «Ну, да. Выиграет он у тебя свистульку, или ещё чего-нибудь» «На баскетболе вообще ничего не выиграет» – заметил Кузьмич.

Наверное, по типу такой же договорённости скроена и система социального мироустройства. Любой человек может увлечённо заниматься чем угодно до той поры, пока не вздумает измерять результаты какими-то деньгами. И ведь, никто не скажет ему: «Не отвлекайся, дурень, получай радость от хороводиков и кричалок! Зачем навешивать дополнительные смыслы на то, что ценно само по себе? Ну, предложат тебе деньги в качестве призов, начнёшь ты их копить, потеряешь радость непосредственного бытия, а потом все эти деньги так и просрёшь. Неминуемо просрёшь, поскольку ничего другого не предполагается, даже если деньги настоящие, золотые там, или серебряные»

Раздавал я чёрно-белые бумажки, загадывал загадки и руководил танцами, как вдруг появились прямо под сценой, в непосредственной близости от меня – двое бомжей. Как их сюда занесло? Такие запущенные люди только начинали формироваться в виде явления, вместе с другими достижениями перестройки, но формировались они совсем на других площадях, к примеру, в районе трёх вокзалов, а не в центре. И вот, встали эти двое под сценой и орут на меня. Я даже не сразу понял – чего орут, чего им надо? Когда же различил в хриплых звуках слова, то чуть не забыл про основную публику. Бомжи вопили, перекрикивая танцевальную фонограмму, и друг дружку: «Дай деньги! Дай новые деньги! Дай нам новые деньги!» – вот так вот, дай и всё тут. Другие усираются, прыгают сильней других, вырывают удачу из детских ручонок, создают всеобщую праздничность, а этим – дай запросто так, ни с того, ни с сего.

Не прошло и месяца, как новые деньги достались всем, кроме тех алчных бомжей. Конечно, страна получила не те деньги, которые я ксерил в дирекции ПКиО им. Ленинского комсомола, а немножко другие, но тоже ненадолго, и тоже не впрок. Вот как это описывают исторические источники: «22 января 1991 г. Президент СССР Михаил Горбачёв подписал Указ об изъятии из обращения и обмене 50- и 100-рублёвых купюр образца 1961 года. Обмен изымаемых купюр сопровождался сильнейшими ограничениями: сжатые сроки обмена – три дня с 23 по 25 января (со среды по пятницу). Не более 1000 рублей на человека – возможность обмена остальных купюр рассматривалась в специальных комиссиях до конца марта 1991 года. Всего обмену подлежало 51,5 миллиарда рублей из 133 миллиардов наличных, или около 39 процентов всей наличной денежной массы. Одновременно была ограничена сумма наличных денег, доступных для снятия в Сберегательном банке СССР – не более 500 рублей… С целью проведения реформы были выпущены новые купюры 50 и 100 рублей образца 1991 года. Купюры образца 1991 года достоинством 1, 3, 5, 10, 200, 500 и 1000 рублей были выпущены позже»

Неужели я мог знать заранее про эту каверзу? Не мог. Ни третьего января, ни четвёртого, ни даже после старого нового, когда по окончании всех плясок, Виктор Григорович впорхнул в мою художественную каморку, размахивая пятидесятирублёвкой, словно гигантская бабочка маленьким крылышком, и сказал: «Вот и гонорарчик!» – даже тогда не мог я знать, что эта купюра через неделю сравняется по ценности с любой из нарисованных мной бумажек. Легкомысленное отношение к собственным пророчествам и славе не отличалось от всех других моих легкомыслий. Положил я купюру на шкаф, да и забыл. Когда началась суета с обменом денег, я тщетно искал её среди множества бумаг. Досадно было, когда она не нашлась вовремя, а ещё досадней, когда нашлась. Летом уже я зачем-то полез на шкаф, и вот вам раритет – деньга, вышедшая из употребления. Полгода назад было богатство, а теперь и нет его.