Читать книгу Стеклянный глаз, говорящая Тень и дом на Северной улице - Валентина Б. - Страница 11

Сальма была отличной матерью. По крайней мере таковой она себя считала.

Она не била своих детей, как её бабка. Ерунда, можете подумать вы: кто хоть не раз не подымал руку на своих сорванцов?

Бабка Сальмы прожила долгую жизнь и знала толк в воспитании детей. И поэтому не скупилась на советы:

– Дети отбиваются от рук так быстро, что ты и моргнуть не успеешь. Сегодня ты спускаешь им выходки, а завтра, жди от негодников чего угодно. Так что, – рассказчица подняла правую руку и сжала кулак в пигментных пятнах, – держать их надо крепко!

Сальма в тот момент ждала первенца. И, пусть у нее были другие мысли насчет правильного воспитания, она слушала, открыв рот.

– Когда твоя мать разбила пятилитровую банку молока, я поручила дворовому дать ей три хорошей плети. Но, когда она проглядела стадо из-за того, что заболталась с пастухом, я решила, что пора уделить ей больше внимания.

Будущая роженица поглаживала живот, мысленно успокаивая малыша.

Бабка закурила, пустив облако густого дыма в лицо внучки:

– Слушай внимательно, – сказала она, с усмешкой наблюдая, как та принялась разгонять вонючее облако, – потом скажешь спасибо! Или тебе не интересно, как я тогда наказала твою мать?

Сальма нервно кивнула.

– Она не просто так болтала с пастухом. Конечно, ты понимаешь, о чем я, не так ли? – она подмигнула. – я могу простить потерю почти прокисшего молока, но бесстыдное поведение, никогда. Помни, что честь твоей дочери – это честь твоей семьи. И сейчас – она верная жена. И мне приятно думать, что в этом есть моя заслуга.

Бабка задрала голову и сладко затянулась, а затем обнажила черные зубы и выпустила кольца, один за одним.

– Я смотрю на тебя: ты копия своей матери! Такие же черные, как смола, волосы. Большие карие глаза. И что самое главное, белое лицо. Несмотря на то, что ей приходилось работать в поле, солнце не замечало её. А вот парни – замечали. И мне пришлось наказать эту мерзкую девчонку. Для этого одного дворового не хватило, пришлось дать ему в подмогу второго. Твоя мать была маленькой своенравной стервой.

Сальма не слышала бабку, она видела яркую картинку, как в кошмарном сне.

Её молодую мать тащат двое здоровенных мужчин. Коса растрепалась, правая лямка длинного платья сползла на плечо. Башмаки потерялись в борьбе. Девушка рычит и пытается укусить одного из молодцов, но те лишь смеясь, уворачиваются. И, конечно же, не обращают внимание на отборную ругань непослушной девушки.

Следом тащат того самого пастуха, но тот не особо и сопротивляется. Голова опущена, волосы скрывают лицо. Губа разбита.

Владения семьи огромны. Если смотреть до горизонта, то все до его края принадлежало семейству Салют. И, конечно же, на территории поместья имелась собственная скотобойня, откуда к королевскому столу поставлялась нежнейшая мраморная говядина. А все остальное – на городской рынок.

У бабки Салют была своя формула качества. И она не хранила его в секрете.

– Никому. Никогда. Нельзя давать спуску. Иначе все вокруг решат, что можно делать, что вздумается.

Поэтому, задавая трепку всем, кто служил у нее на ферме, она не могла делать скидку своим дочерям.

Девчонку и пастуха притащили на скотобойню в самый разгар боя. Воздух раскалился то ли от горячих испражнений, то ли от свеже пущенной крови.

Коровы, чуя скорую гибель, мычали.

Когда и парень понял, что его ждет, затрепыхался. Но что он мог сделать против двух крепких мужчин, что довольно быстро подвесили его за цепи вниз головой? Девчонка закричала. Мучители смеялись. Их забавлял страх и беспомощность двух молодых, что перекрикивали друг друга.

Управившись с пастухом, дворовые подвесили и девчонку. Та обессилено рыдала. Её лицо исполосовали дорожки слез, смыв местами пыль и грязь.

Когда в воротах бойни появилась мать, девушка задергалась. «Неужели, черт возьми, неужели», читалось в её глазах. – тебе не жалко своего ребенка?

Но мадам Салют, стоя у входа, улыбалась, курила и пускала дым. Уж кому-кому, а ей доставляло удовольствие, если не само наказание, но сам урок. И, когда конвейер, на котором висели туши уже забитых животных и несчастные, дернулся, та лишь бросила сигарету, усмехнулась и пошла прочь.

Девушка стала истошно звать мать-мучительницу, бросая взгляды на конвейер смерти, что приближал её парня на пункт разделки мяса. Как исполин, там стоял мясник в забрызганном кровью фартуке. Как же ловко он обрубал конечность за конечностью. Судя по безучастному лицу, ему было все равно с каким мясом ему сейчас придется повозиться.

Когда очередь дошла до парня, тот начал извиваться угрем и кричал, моля о пощаде. Один из дворовых рассмеялся. Смех подхватила другие.

– Все, хватит!

Девушка, что в тот момент, вопила, облегченно разрыдались.

К парню поспешили дворовые. Один из них с шумом, раздувая ноздри, вдохнул запах около жертвы и расхохотался.

– Не при дамах, уважаемый. Но кажется вы испачкали штаны, – этот гогот, кажется, слышали работники с окраины хозяйства Салют.

Уже после, когда девушка, перепачканная в крови, сидела у входа скотобойни, вздрогнула от голоса матери:

– В следующий раз я прикажу закончить, дорогая, – ее дочь подняла голову. Глаза светились ненавистью. – Идем. Тебе надо привести себя в порядок.

Сальма тряхнула головой, отгоняя картинку своего воображения.

– Потом этот пастух пришел просить руку твоей матери. Каков смельчак! От удивления я не смогла ему отказать!