Читать книгу Стеклянный глаз, говорящая Тень и дом на Северной улице - Валентина Б. - Страница 15

Прикидываясь Тенью

Бородачи завтракали, когда я подошла к воротам. Они сидели друг напротив друга и пили по очереди молоко из трехлитровой банки. Когда Чернобород увидел меня, тут же утёрся и встал, ожидая, когда я подойду к ним поближе.

– Что-то вы быстро! Надеюсь, нашли, что искали?

Рыжебород, наконец-то оторвался от банки, поставил её на землю и громко рыгнул. Его напарник тут же отвесил ему хороший подзатыльник. Мол, как ты можешь, здесь же дамы?! И в какой-то момент я решила, что драки не избежать. Как, сидящий на земле охранник, виновато просиял.

– Прошу прощения!

– Благодарю, да, я нашла, что искала. Вот, – я уже держала в руке монеты, что дала мне Алла и протянула Чернобороду, – возвращаю долги.

Мужчина с рыжей бородой, больше похожий на дровосека, чем на охранника, отгородился от меня ладонями и замотал головой:

– В руки деньги не берём, такое правило! – и указал на грязный горшок.

– Что-нибудь произошло? – спросил меня Чернобород, – вы не важно выглядите.

Я замотала головой, пытаясь смахнуть прядь, что прикрывала правую половину лица.

– Тут всего три монеты! Этого не хватит! – Чернобород заглянул в горшок. Я тоже заглянула, но увидела там лишь темноту и бросила на него взгляд полный непонимания. И чуточку злости.

– Что-то не так?

– Их двое! – Чернобород ткнул пальцем куда-то позади меня. Я обернулась. Рыжебород отклонил голову в сторону. А тот, что принимал должок, с прищуром смотрел теперь на меня.

– Ты гонишь! – Рыжебород поднялся на ноги и, задев банку, чуть не пролил молоко. А затем заслонил меня своим могучим телом.

– Пусть я и не ходил в школу, но считать я умею! Смотри! Один и… – с этими словами он обернулся и посмотрел на меня, – Один! То есть одна! Она тут ОДНА!

Чернобород заглянул через плечо друга и шумно выдохнул через нос, раздув усы.

– На пять минут, – сказал он и пригласил Рыжеборода в сторону и принялся громко шептать, – говорю тебе! Их двое! Пусть платят!

Солнце уже начало припекать мне спину.

– Простите, но я и правда только одна! – для наглядности я покрутилась, спустила плащ-пальто с плеч и, на всякий случай, вывернула карманы.

– Всё в порядке, – сказал сквозь зубы Рыжебород, положив руку на грудь Черноборода, – можете идти.

– Вы поможете мне? – не хотелось бы мне снова прыгать, когда мне могли помочь аккуратно спуститься.

– Я тебе говорю, их двое!

– Я бы с радостью положила бы вам больше монет, но с собой у меня больше нет наличных. Если хотите…

Рыжебород больно наступил на ногу своему напарнику и, пока тот рычал и ойкал, помог мне спуститься. И, перед тем как опустить мои руки, подмигнул и пожелал удачи.

Оказавшись на земле, я помахала доброму охраннику и двинулась в сторону объездной дороги, которая вела к фермерским угодьям. И какое-то время могла слышать голос Черноборода, который всё никак не унимался:

– Ты мне должен! Ты пропустил одного бесплатно!

Да, в последнее время мне везёт на чокнутых.

Хватай-трава, куда бы я не сделала шаг, расступалась передо мной. Надо же, – подумала я, – помнит меня! Я подняла голову и увидела бескрайнее поле, что дышало и волновалось, как один большой организм.

Почему до сих пор никому не пришло в голову выжечь эти поля с хищной травой? Раз от неё одни неприятности. Ну, во-первых, хватай-трава не так опасна, как может показаться на первый взгляд. Хотя, конечно, если перебить человеку руки и ноги, и оставить нагишом, то его участи можно было только позавидовать. И раньше, если верить слухам, так наказывали преступников и должников.

Траву эту никто не трогает по одной простой причине. Она охраняет поля от мелких грызунов. Чем и живет. А к человеку пристает, скорее, от скуки или вредности. Если, конечно же, этой траве, присущи такие качества.

Внезапно голову, с того места, где у меня был когда-то глаз, пронзила стрела боли. И на короткий миг меня накрыла темнота. А затем я увидела сморщенное и изъеденное какой-то болезнью лицо старухи у своего носа, а затем услышала:

– Меняться!

Схватившись за голову, я осела.

– Так что, – слышала я, как по телефону с плохой связью, – она дала тебе взамен?

– Алла? – спросила я, пытаясь оглядеться, так как зрение стало постепенно возвращаться ко мне. И упала на четвереньки. Ветер, подхватил полы моего плаща и накрыл меня с головой. В единственный здоровый глаз попала липкая пыльца с цветущей хватай-травы или чего-еще. Возможно пыли. А возможно и то и другое вместе. Гудение в голове нарастало. Я не понимала, что со мной. В моей крови было столько адреналина, что моё, сердце принялось отбивать самые громкие и самые сильные удары. Прямо в уши. Я хотела сорваться и бежать. Бежать от самой себя. И, когда я подумала, что мой череп сейчас, вот в эту секунду взорвётся, меня стало отпускать.

Дыхание сбилось, отчего я зашлась в кашле. Зрение вернулось в тот момент, когда я, зарывшись в мокрые ладони, стояла на полусогнутых в нелепой позе. Я могла видеть пульсирующую двойную линию жизни, что как две кровавых реки протекали от самого запястья до указательного пальца. Рассветное солнце прожигало мне спину. А легкие горели огнем.

Ноги дрожали, когда я попыталась встать. В тот момент меня легко могли принять за пьяницу. Или того хуже. Случайный прохожий мог решил, что пожиратели плоти вернулись. Но на мое счастье, поблизости не было ни единой души.

Сделав первый шаг, затем второй, я вышла на дорогу и попробовала выпрямить спину. И тут я увидела свою тень. Свою неправильную и не похожую на меня тень. Как если бы я была высоким мужчиной с широкими плечами. В тяжелых сапогах с острыми шпорами. В коротком камзоле и узкополой шляпе, откуда торчало гусиное перо. И, даже если это была всё еще я, то Я – стояла чуть согнувшись, пытаясь прийти в себя. А не стояла, собрав руки на боках, отведя плечи назад. Чтобы всем видом заявить о своем присутствии.

Я наклонила голову так, чтобы не видеть свою тень. Потому что чем дольше я смотрела на развевающееся гусиной перо, тем сильнее становилась моя уверенность. Уверенность в том, что у меня поехала крыша. Я села прямо на дорогу и обратилась к солнцу. Я видела, как щеки моей тени поплыли. Пусть лучше солнце выжжет мне глаза, чем я еще раз увижу эту ухмылку.

Моё тело тряслось, будто я слишком долго пробыла на холоде. Метод дыхания, которому меня научил Марк и которое должно было привести меня в норму, мне, черт возьми, не помогало. Я дышала так, будто сейчас либо разревусь, либо закачу истерику.

– Почему ты сопротивляешься? – услышала я над своим ухом и, вздрогнув, подняла голову. В надежде увидеть владельца приятного вкрадчивого голоса. Или кого угодно, кто подтвердил, что я не сошла с ума.

Я сидела на пыльной дороге, в окружении бескрайних полей хватай-травы. Совершенно одна.

– Я здесь. И я уже давно здесь. Только ты почему-то не хочешь этого признавать. Но ты знаешь, что Я – ЗДЕСЬ. Если ты повернешься, то мне не придётся говорить тебе в спину.

– Мне так нравится больше, – сказала я и скривилась. Я что? Разговариваю сама с собой?

– Я не мог полностью явить себя, пока ты боролась. Надо признать, что ты сильнее всех, за кем мне доводилось таскаться, прикидываясь тенью.

– Кто ты? – моё сердце забилось ровно, а глаз, мой единственный глаз, перестал слезиться, – и почему говоришь со мной?

– О, – нараспев сказал голос, – я теперь всегда буду говорить с тобой.

– А вот это, – я обернулась и вскочила на ноги, выхватив клинок, – мы еще посмотрим!

От моих ног ползла моя, пусть и вытянутая, но совершенно привычная тень.

Виденье исчезло.