Читать книгу Прекрасный белый снег - Валерий Михайлович Арефьев - Страница 3

– Да не волнуйтесь вы так, девушка! Не переживайте! И прекратите, наконец, рыдать! Немедленно! Сколько же можно! У нас, видите, водитель впечатлительный какой! Аварию хотите нам наплакать? – Врач скорой уже садился на переднее сиденье. – Нет, ну сколько же можно повторять! Девушка, милая! Отойдите от дверей! Нам ехать надо! "Господи, – пробормотал он про себя. – Да что же за наказание такое! Сначала до вышки доведёт, а потом стонет, как корова!" – Да говорю же вам, девушка, милая, там закрытое отделение! Всё равно не пустят! А и пустили бы, что толку? Его сейчас в реанимацию! Сказал ведь уже! Всё! Девушка! Отойдите! Да отойдите вы, женщина, от двери наконец! Нам ехать надо! Завтра приезжайте! Утром! Да, в Купчино! Ну сколько же можно! Да что же это такое?! Сколько вам нужно повторять?! Оформляем по расписке! Да! Утром, с документами призжайте!

При этих словах Светка, уже начавшая было опять тихо подвывать, торопливо достала мокрый скомканный платок, и размазывая остатки туши по щекам вытащила из кармана халата кошелёк:

– Может, это как-то поможет? А? Товарищ доктор! А? Дрожащими пальцами, наугад, нащупала крупную купюру, одну из последних, протянула в салон скорой.

– Ладно! Не переживайте! Не волнуйтесь, девушка! – и деньги исчезли в темноте. Не таких возили! Доставим в полном порядке. Желудок промыли… Адреналин сделали! Довезём! Всё, поехали! Время – деньги! Утром приезжайте!

И с этими словами дверь закрылась, водитель включил мигалку, скорая развернулась и выехала со двора. И они увезли его. Увезли…

А она осталась. Одна. Одна в этой жуткой ноябрьской ночи. Трясущимися руками достала сигарету, зажигалку, и нервно закурила глядя вслед скорой, исчезнувшей в темноте. Светка стояла в своём огромном, невзлюбившем её за что-то тёмном пустом дворе-колодце и плакала. Тихонько всхлипывая размазывала слёзы и сопли по щекам, и плакала… Тихо всхлипывала и плакала… Из бездонной глубины ноябрьского чёрного неба, яростными огромными хлопьями кружась в ночи, на равнодушный каменный город беззвучно падал мягкий снег. Ко всему на свете безразличный, прекрасный белый снег…

К тому времени, когда Веничка проснулся окончательно, уже смеркалось, в конце ноября в Питере темнеет довольно рано. За окнами, в накрывающей постепенно больничные корпуса темноте, всё теми же мягкими большими хлопьями кружился снег. Прямо над его головой, огромной круглой шайбой под высоким потолком, матово-бледным светом сияла дневная неоновая лампа, откуда-то слева, совсем рядом, слышались перемежающиеся лёгким матюжком голоса и стук костяшек. Судя по всему, играли в домино. "Все! Рыба!" – раздался вдруг довольный громкий возглас. – Считаем спички, психи! Бабки подбиваем!"

Веня потянулся, приподнял немного голову на подушке, повернулся к голосам:

– Здорово, мужики! Кто ведёт?

Несколько человек в больничных полосатых пижамах, забивавших видимо козла, тут же развернулись в его сторону.

– О! Здрасьте! Проснулся, самоубийца! Ну здорово, здорово! – громко и весело, улыбаясь во весь свой щербатый рот сказал один из них, судя по голосу тот самый, что объявил рыбу. – Наше вам с кисточкой! Живой?

С этими его словами мужики все разом встали и обступили Венину постель.

– Живой, живой, – как-то сник тут же Веня. – И всё-то вам известно… У вас тут что, разведка…?

– Ага! Разведка! Разводка… Тебя как величать-то, чудо? – снова улыбнулся щербатый.

– Родители Вениамином называли, – выдавил из себя Веничка. – А в школе – Витамином.

– А ты, Витамин-Вениамин, говорят, чуть не зажмурился вчера! Разведка доложила… Так что, с днём тебя рождения, братан! С вас полбанки, сударь! – И с этими словами он совсем уже радостно, счастливо ухмыльнулся, осклабился как дворовый котяра и обведя взглядом остальных обитателей палаты уточнил: – Каждому! Правильно, братва? – и тут же протянул свою ладонь: – Константин. Можно просто, Костя. А для друзей – Костян.

Веня выпростал свою правую руку из под ремней и тоже подал собеседнику. Костина ладонь оказалась неожиданно тяжёлой и большой для такого, не великого в целом мужичка.

– Тогда и меня можно просто, Веня, улыбнулся он в ответ. – Готовь, Костян, посуду! По такому случаю что-нибудь придумаем! Бухать сегодня будем! – Настроение у Венички стало резко улучшаться…

Новый день Светка встретила разбитой совершенно. Позднее серое ноябрьское утро, мокрым снегом заметая стекла у подоконных козырьков тоскливо глядело из окна, словно бы тоже хотело поплакать по неожиданной утрате, и тоже не могло. "Ладно хоть, – подумала она, – на работу можно не спешить. Хоть сегодня утренних не будет. Надо бы Катюхе позвонить, на дневной группе чтобы, подменила если что. Когда ещё доеду… И Машку, хоть немного прогулять."

– Да, Машуля? – она потрепала по загривку своего верного, не поддающейся никакому анализу породы, смутно напоминающего толстый отрез варёной колбасы друга с весёлым, вечно виляющим хвостом колечком, преданными круглыми глазами и засыпанным рыжими веснушками белым носом.

Машка, как удивлённый воробей, повернула голову немного набок и приподняла в ответ левое ухо: слушаю, мол, слушаю!

– Сегодня, Машуля, я с тобой гуляю, – сообщила ей грустно Светка. – Нет сегодня твоего Веньки.

В ответ собака тяжело вздохнула, передними лапами влезла хозяйке на колени и лизнула её в мокрое лицо: понимаю, мол, чего ж тут непонятного…

Светка включила чайник и наскоро умылась. Постель застилать ей не хотелось, не было настроения, да и некому сегодня вроде… Венька, ужасный педант, терпеть не мог в доме беспорядка: даже такая незначительная мелочь как неубранная постель его ужасно раздражала. Как в нём уживались такие несовместимые вроде бы вещи, как нудный этот педантизм, склонность к порядку и одновременно полное раздолбайство по жизни, для неё было загадкой. Ей же самой такая ерунда, вроде вчерашних чашек на столе или неприбранной постели, была вообще по барабану. Но сегодня его не было, не было здесь сегодня её Вени…

Светка достала банку кофе, немного поколебавшись положила две полных ложки и добавила ложку сахара, что делала очень редко, в самых крайних случаях. Но сегодня мозг требовал глюкозы и она пошла ему навстречу. "Хорошо хоть, прибраться вчера не поленилась, – равнодушно как-то подумала она. – Сейчас бы не смогла."

Ночная бригада скорой помощи моментально, в пять минут затоптала прихожую, комнату и кухню жидкой ноябрьской снежной грязью. Вопросов лишних, слава Богу, никто задавать не стал, всё и так было достаточно понятно. Пустая упаковка амитриптиллина на столе, ещё какие-то, тоже пустые облатки, недопитая бутылка джина, тело на кухонном диване, головой на столе. Чего тут спрашивать! Старший бригады, дядька лет за сорок с усталыми глазами, только покрутил в руках пустую уже коробочку и буркнул неодобрительно:

– Ого! Амитриптиллин! Откуда только взяли? – и посмотрел испытующе на Светку. – Да ладно… Что теперь-то… Не до этого сейчас…

Он пощупал пульс, оттянул Венькины веки и заглянув коротко в глаза спросил:

– Давно?

– Не знаю, – всхлипнула Светка. – Я телевизор в комнате смотрела, а потом в кухню захожу, вижу – он лежит. Сразу вам и позвонила.

– Так. Хорошо, – он взглянул на часы, – хорошо. Значит недавно. Недавно, – повторил он ещё раз и обернулся к напарнику.

– Адреналин, десять кубов в вену. И зонд для промывания готовь. А мы с вами, – это уже Светке, – быстренько заполним документы. Вы кем ему приходитесь?

– Женой, – всхлипнула опять Светка, – жена я ему, – почти уже срываясь, в голос прорыдала она в ответ.

– Так, женщина, – доктор посмотрел на неё очень внимательно, – ну-ка успокоились, взяли себя в руки, – и тихий голос его гулким колоколом прозвенел у Светки в голове. – Слезами горю не поможешь! У нас мало времени. Так что, соберитесь, дорогуша, соберитесь! Чем быстрее здесь закончим, тем лучше для него. Ну что, готовы?

Они быстро заполнили какие-то бумаги, Светка даже не запомнила какие, казалось, всё происходит в каком-то туманном полусне, потом она вытащила из ванной большой пластиковый таз небесно-голубого цвета и они, все вместе, стали будить Веню. Адреналин, видимо, подействовал достаточно быстро, да и нашатырь под носом оказал своё влияние, через пару минут Венька приоткрыл глаза и замычал что-то неразборчиво.

– Так, отлично, отличненько! Просыпаемся! Очень хорошо! – доктор явно был доволен результатом своих действий.

Двумя пальцами он раздвинул Венькины зубы, они засунули ему в рот тонкий шланг и быстренько накачали полный живот воды.

– А теперь слушайте внимательно, сказал он Светке, сейчас мы его поднимем, поставим на диван, на четвереньки, наклоним немного голову. А Вы, эй, ээй, вы меня слышите?! Девушка, ауу!! Значит так: вы должны вызвать у него рвотный рефлекс. Вам понятно?

"Да вызвала уже, похоже", – со злой тоской подумала вдруг Светка.

– И как же я, по-вашему, должна это сделать? – спросила она тихо. – Самой, разве-что, сблевать тут, для начала…

– Так, милая, – раздражённо отозвался доктор, он начинал уже немного нервничать, – нам тут не до шуток! Девушка! Вы слышите меня? Слушайте внимательно: два пальца в рот, поглубже, вызовете рвоту. Всё просто… Ну… Начинаем… Стол, пожалуйста, отодвиньте. Руки покажите, – он коротко взглянул на её тонкие ладони: – и ногти, пожалуйста, обрежьте. Горло бы не поранить… Так, давайте, давайте, Светлана, побыстрее…

Они подняли его, мычащего что-то как телёнок, загрузили на кухонный диван, головой в проход, она поставила таз, присела на корточки, рядом, сбоку.

– Пониже как нибудь располагайтесь, девушка! – командовал старший. Пониже, пониже. Девушка! Пониже! Так у вас ничего не получится.

Она присела на одно колено, врач, опять пальцами, раздвинул Вене зубы.

– Ну давайте! Давайте! Да встаньте вы пониже! Ещё пониже, вы меня слышите?!

И Светка опустилась перед Веней на колени. Впервые в жизни она стояла перед ним на коленях, перед этим умирающим на её глазах, пьяным, безответственным и любимым раздолбаем, и слёзы текли у неё из глаз, заливая всё лицо. Она засунула полладони в разорванный его рот и протолкнула пальцы, глубоко куда-то в горло. Венька дёрнулся, ещё раз, живот его поджался вдруг и заходил внезапно быстрыми крупными волнами, он содрогнулся всем телом и изо рта, заливая всё вокруг горячей жёлтой пеной, хлынула наружу его горькая мёртвая вода. Он тут же, мгновенно, проснулся окончательно, глаза его выкатились из орбит, с каким-то диким рычанием он изрыгал из чрева целые фонтаны своей убийственной отравы. Так продолжалось несколько минут. Она вновь и вновь заталкивала свою ладонь в его измочаленное горло, пока конвульсии не стали тише, и наконец не прекратились вовсе.

– Всё! Достаточно! Отличная работа! – доктор был доволен. – Уголь в доме есть? Активированный. – Он взглянул на Светку. – Эээ, девушка, да вы что-то побледнели! Давайте-ка, вот этого, немножко – головой мотнул на недопитую бутылку Бифитера. – Грамм сто поможет. А то, как бы нам и вас тут не пришлось откачивать. И уголь, уголь если есть, давайте!

Непослушными дрожащими руками она налила полстакана, разбавила тоником, разом проглотила, посмотрела на доктора:

– Угля сколько?

Они уже усадили его на диван и, похоже, готовились как-то транспортировать до машины.

– Таблеток восемь, думаю будет в самый раз. Кило семьдесят пять в нём наверное наберётся. Если не побольше. – Доктор оценивающе взглянул на Веню. – Ничего такой мужчина. Плечищи, вон какие!

Он ещё раз рассказал ей что делать дальше, написал адрес и телефон клиники, куда его везут. А потом, уже не спящего, но и не бодрствующего, находящегося в полубессознательном состоянии Веню они вместе загрузили в лифт и довели на заплетающихся ногах до экипажа скорой. Его положили на носилки, санитар сел рядом, доктор на переднее сиденье, рядом с водителем. И они уехали. А она осталась. Одна, опять одна…

И вспомнив вновь жуткие события вчерашней ночи, Светка обхватила голову руками и с тихим стоном закачалась горестно на стуле. Ей снова захотелось плакать. Слёзы сами, мгновенно навернулись на глаза. "Ну за что, – всхлипывала она, салфеткой вытирая ставшее опять мокрым вдруг лицо, – за что мне это наказанье? Люблю же ведь его, балбеса! Люблю ведь! А он вон как! За что он так со мной? За что он так?!"