Читать книгу Прекрасный белый снег - Валерий Михайлович Арефьев - Страница 5

К тому времени когда Светка добралась до больницы, снежный заряд, заметавший город полночи и всё утро, ушёл куда-то дальше, на юго-восток, в сторону Москвы. Резкий, злыми холодными порывами северо-западный ветер разогнал наконец тяжёлые, серые грязным асфальтом тучи, и теперь по небу быстрыми тревожными лошадками неслись белые, будто пуховые облачка, выглянуло солнце. Только у Светки на душе было не солнечно, совсем, да это и понятно: что там с Венькой – неизвестно, и хотя бригада скорой, слава тебе Господи, вроде вчера его и откачала, ну а дальше-то что? Доктор ещё этот, о возможных последствиях, необратимых, напел ей что-то напоследок, видно сгоряча. Да и вообще, психушка…

Слова этого Светка боялась ужасно и даже в мыслях старалась избегать. Неврология, ну в крайнем случае, психоневрологическое отделение, так она произносила это про себя, так всё же звучало немного поспокойнее, не так пугало. И ещё одно, тоже очень страшненькое слово – суицид, не давая вздохнуть, жёсткой металлической колючкой засело где-то под левой грудью, сразу за соском. И даже немного более мягкое, но не менее омерзительное словосочетание "попытка суицида", хоть и выговаривалось чуть полегче, но тоже вызывало панический какой-то страх. При одной только мысли о Веньке, и о предстоящей беседе с лечащим врачом, необходимости объясняться Светке становилось плохо: тут же начинали трястись мелко руки и дрожать отвратительно коленки. И всё же, она понимала, хоть какие-то объяснения неизбежны. "Господи, – говорила она себе снова и снова, – сделай так, чтобы с ним было всё в порядке! Ну ты же можешь, Господи! Пожалей хоть ты меня, прости меня, сжалься надо мной! Будь милосерден ко мне, Господи!" И с этой скорбной мольбой, на ослабевших вдруг ногах, она вошла в ворота огромного больничного комплекса в спальном районе на южной окраине Петербурга.

Большинству из нас, уважаемый читатель, приходилось, конечно, навещать своих близких, друзей или родственников в госпитале, или в больнице. В этом у меня сомнений нет. А раз так, вам наверняка известно это ощущение внезапной какой-то растерянности и опустошающей тревоги за дорогого человека – жену, мужа, мать или отца, а может даже и не очень послушного, но любимого до боли сына, или скажем, красавицу-дочь, студентку-третьекурсницу.

Нет, конечно, когда ты знаешь, что дело идёт на поправку и опасность миновала, то набираешь пакет какой-то вкусной снеди, яблок, апельсинов и печенья, лёгким кивком головы приветствуя охранника в серой униформе быстрой уверенной походкой проходишь в отделение, и дверь в знакомую уже палату открываешь хоть и с тревожной немного, но тем не менее с улыбкой. Ты почти уверен: всё будет в порядке…

Совсем иначе дело обстоит, когда вы навещаете тяжёлого больного человека, стоящего одной ногой здесь, а другой уже немного там. Тут, понятно уж, вам не до улыбок. На охрану и персонал вы глядите вопросительно, с надеждой. Со смутной верой в лучшее и с необъяснимым тёмным страхом быть остановленным словами: "Вам туда не надо." Или даже, не приведи Господь, "Вам туда уже не надо". Не дай-то Бог!

И совсем уж паршиво бывает на душе, когда к близкому, любимому человеку ты приезжаешь поздним осенним утром с тяжёлой, будто свинцом налитой головой после того, как его, без сознания, среди ночи увезли по скорой в реанимацию. И что там с ним, ты ещё не знаешь. Не знаешь даже, где его искать, и искать ли вообще, хотя искать конечно надо…

Дежурная медсестра, в справочном, дама со строгим взглядом, слегка за сорок, вопреки ожиданиям вопросами Светку не терзала.

– Вчера, по скорой? – она порылась в журнале с полминуты, – как, вы говорите, фамилия? Сизиков? Так, Сизиков, Сизиков… Нет, такого вчера не поступало. Ничего, девушка не путаете? Вы кем ему приходитесь?

– Жена. Гражданская, – густо краснея уточнила Светка. – Как же так? – она растерянно поглядела в маленькое квадратное окошко. – Не может быть! Нет, это совершенно невозможно, – пробормотала полушёпотом она. – Ночью, по скорой забирали, сказали к вам, сюда.

– Девушка, – раздалось раздражённо из оконца. – Вы что, валерьянки перепили? Ночью – это наверняка уже сегодня! В котором часу скорая была?

– Да, да, конечно, – тяжёлый комок, подступивший было к горлу, отошёл назад, – конечно, сегодня, – виновато улыбнулась Светка. – Простите, ради Бога! Извините!

– Вот так-то лучше, – сухо ответила дама из окна. – Ходят тут, сами не знают для чего, – уже листая журнал вполголоса буркнула она себе под нос. – Гражданская она, понимашь… – Так! Нашла. Психоневрология. Вчера поступил в реанимационное отделение. Туда идите. Пятый корпус.

– А где это, не подскажете, – с заискивающей немного, вопросительной улыбкой поинтересовалась было Светка.

– Девушка, – с упрёком посмотрела на неё уставшая от бесконечных вопросов медсестра, "Сестра милоседия, мелькнуло в голове у Светки", – не задерживайте! Вы здесь не одна! На вахте спрашивайте, у охраны. Следующий! Следующий, подходим…

Нужный ей больничный корпус Светка нашла довольно быстро. Надпись на табличке над центральным входом гласила: Психоневрологический стационар. Примерно так, как она мысленно это про себя и называла. Никаках намёков на дурку, скорбный дом или психушку. Культурно и корректно. Пустяшная эта вроде мелочь Светку немного успокоила. И всё же, она как-то не решалась. Слегка поколебавшись, достала сигареты, зажигалку, и хотя курить вовсе не хотелось, отошла немного от крыльца чтобы не маячить, и закурила, наверное уже в сотый раз за сутки.

…Снаружи постучали, дверь приоткрылась и в узкую щель просунулась голова санитара.

– Можно к вам, Сергей Станиславович? На минутку…

Сергей вложил закладочку между глянцевых страниц и со вздохом закрыл толстый иллюстрированный журнал с изображениями строгих, восседающих на великолепных, гнедых и вороньей масти лошадях в полумасках на глазах, в чёрных цилиндрах и жокейских кепках наездниц и наездников. "Опять, черти, оторвали, – с лёгкой досадой подумал он. – И чего их только носит?"

– Заходи, Коля, заходи. Чего хотел? Говори.

– Посетитель к вам, Сергей Станиславович. Посетительница. Новенького этого, сегодняшнего, жена. Штампа в паспорте нет, – уточнил Коля. – Говорит, гражданская. Пустить? – замялся как-то он.

– Ну чего ты маешься? Вижу ведь, – поднял брови Станиславович. – Что там ещё? Говори, Коля, не стесняйся!

Санитар в ответ хитровато как-то улыбнулся, огляделся, будто проверяя, не услышит ли ещё кто, ненароком, и голосом заговорщика добавил:

– Ничего такая!

"Вот дурдом, – подумал Сергей, – и откуда вообще таких набрали?", но в ответ только погрозил санитару пальцем, не шали, мол.

– Зови, Коля, зови, сказал устало он. – Хорошо, что пришла. Есть о чём поговорить…

Массивная стальная дверь с маленьким, круглой бойницей оконцем открылась наконец, изнутри сказали: "Проходите", и Светка, выдохнув, вошла в широкий, застеленный светло-коричневым, в крупную диагональную клетку линолеумом больничный коридор. Слева, за небольшим столом, с толстой, живо напомнившей Светке школьный журнал успеваемости книгой учёта посетителей и чёрным телефонным аппаратом сбоку, скучая над кроссвордом сидел сержант милиции, или старший сержант – в знаках различия Светка не очень разбиралась, поняла только, что не офицер, звёздочек на его погонах не было. "Охрана, – мельком подумала она. Милицейская…" Кроме того, она заметила небольшую красную кнопку пуговицей, по правую руку от него. Оторвав голову от своего досуга страж правопорядка с интересом взгянул на посетительницу.

– Здрасьте, – только и успела вымолвить Светка, – я к му…, как он тут же перебил её:

– Пропуск, пожалуйста. И паспорт, будте любезны, предъявите…

– Да да, конечно, – подхватилась она, – сейчас, сию минуту, – достала из сумки паспорт с вложенным между страниц пропуском, протянула через стол: – вот, пожалуйста.

Он раскрыл свою амбарную книгу, паспорт, посмотрел внимательно на неё, на фото, ещё раз на неё, сверился с пропуском и вписал наконец Светкину фамилию в журнал.

– Алкоголь, оружие, наркотики имеются?

– Что вы, – она ошарашенно поглядела на него. – Какие наркотики? Какое оружие?

– Сумочку, барышня, можно посмотреть? – осведомился тот. – Здесь режимное отделение. Будет так добры, откройте, если вас не затруднит.

– Не затруднит, – Светка расстегнула молнию, вытащила оттуда косметичку, кошелёк, купленную в метро жёлтую газету, две пачки Салема, всё это выложила рядком на стол. Внутри остались ключи от квартиры и какая-то незначительная мелочь.

– Вот, пожалуйста, – протянула она сумку. – Смотрите. Никаких наркотиков.

– Всё, вижу, вижу. Всё в порядке. – В сумку он даже не заглянул. – Складывайте вещи, проходите. Последний кабинет направо. Приёмная главврача. – И тут же потеряв интерес к новой посетительнице, уткнулся в свой кроссворд.

"В порядке, в порядке… Спасибо зарядке… Идиот, – на ходу застёгивая молнию подумала вдруг Светка. – Дурдом какой-то!"

– Женщина, женщина! – раздалось ей в спину. – Вернитесь! Паспорт забыли…

А она уже летела по коридору…

Посетительница оказалась и правда, ничего. Коля не обманул. "Смышлёный парнишка, – подумал Сергей. Глаз-алмаз. Даром, что санитар." Стройная, довольно высокая на каблуках, длинные ноги, узкие прямые плечи, правильный овал лица, милые очаровательные ямочки на щеках, чуть насмешливо, слегка только вздёрнутый носик, небрежно заколотый золотистый хвост и почти полное отсутствие косметики. "И правда, хороша", – мелькнуло у Сергея в голове. Особенно удивили Сергея Станиславовича глаза, грустные с поволокой, словно накрытые туманом и одновременно бешеные отчего-то, больные какие-то, прекрасные, сумасшедшие глаза. "Будто загнанная лошадь, – подумал вдруг Серега. – Да, похоже девушка с характером. Наш клиент!" Желание проводить воспитательный сеанс с женой очередного суицидника вдруг исчезло начисто, будто и не было его.

Он поднялся из-за своего широкого дубового стола навстречу посетительнице, протянул руку:

– Здравствуйте. Сергей Станиславович. Можно просто, Сергей. Мы тут без особых фамильярностей… Работа, знаете ли, нервная такая, – как-бы извиняясь улыбнулся он. – Проходите пожалуйста.

Немного растерявшись, Светка протянула в ответ свою.

– Светлана.

Ладошка завотделения оказалась узкой, сухой и тёплой, как недавно испечённый пирожок с капустой.

– Проходите, Света, проходите. Присаживайтесь, – он указал на широкий, тёмно-жёлтой кожи, свой "профессорский" диван.

Кабинетом своим Сергей Станиславович гордился. В каком-то смысле, это было его детище, плод самоотверженных, немыслимых усилий почти шести лет службы на этом горестном посту. "Хоть что-то же должно радовать человека, – рассуждал иногда про себя Серёга, – в этой нелёгкой жизни. Ну хоть что-то. Хоть какая-то мелочь. Пусть даже и кабинет."

А кабинет и вправду, впечатлял. Нет, конечно, там не было полотен импрессионистов и не стояла инкрустированная мебель, в те годы, даже для главврача психоневрологического стационара закрытого типа это было совершенно невозможно, и тем не менее! Тем не менее! Отличная, хоть и купленная с распродажи на пожертвование благодарного клиента (из тех, надеюсь, помните, чей бизнес заключается в полном и окончательном решении проблем) у какого-то обанкротившегося банка мебель: огромный, моравского дуба стол, толстой телячьей кожи кресла и диван, секретер с накладками вишнёвого дерева и такое же, с накладками бюро, паркетная доска на полу и тяжёлые, тёмно-малиновые шторы: всё это выглядело скромно и достойно. Если не сказать немного больше…

Но особенной его гордостью была картина неизвестного художника, изображавшая дикого мустанга, бешеным галопом мчавшегося на закате по выжжённой солнцем прерии. Его широко раскрытые глаза играли бешеным огнём, золотистая грива развевалась на ветру, огромные расширенные ноздри, казалось, изрыгают яростное пламя. Он просто сверкал неистовой силой и свободой! Да, этой картиной Сергей Станиславович особенно гордился…

– Ну-с, Светлана, присаживайтесь. Присаживайтесь, не стесняйтесь, повторил он улыбаясь.

Светка присела на краешек дивана, сдвинув плотно коленки и подобрав ноги под себя. В этом шикарном, обставленном дорогой мебелью кабинете она совсем вдруг потерялась. Не понимая с чего начать, Светка, тем не менее, выговорила осипшим внезапно голосом:

– Понимаете, я, – тут она запнулась на секунду, как бы раздумывая, что сказать дальше, – я по поводу мужа… Сизиков, Вениамин Владимирович.

Сергей Станиславович смотрел на неё молча, не перебивая. Казалось, он был само внимание. Светка выдохнула ожидая хоть какой-нибудь реакции, но реакции не последовало. Доктор глядел на неё умными внимательными глазами и продолжал молчать.

– Сизиков. Вениамин, – произнесла она снова, полушёпотом.

Тот по прежнему сохранял молчание.

– Его ночью, по скорой привезли, – с надеждой посмотрела она на будто ожидавшегося от неё ещё чего-то заведующего отделением. По скорой, вчера ночью. Ну, то есть, сегодня уже, – выговорила она дрогнувшим голосом – Вы меня слышите? Ночью, по скорой…

– Слышу, слышу, – ответил тот. Я очень хорошо вас слышу. Ночью, по скорой. Я вас понял, продолжайте.

Тут Светка растерялась окончательно. "Что всё это значит? – подумала она. Он что, не знает кто у него на отделении лежит? Но этого же не может быть. Бригада скорой доставила человека в реанимацию, а завотделением не а курсе? Ну так же не бывает! Что значит это "продолжайте"? Вот сволочь какая! Чего ему от меня надо?"

В кабинете повисла гнетущая тишина. Стало слышно как тикают большие, украшенные фальшивым маятником настенные часы, каркают о чём-то своём вороны во дворе, даже звон проходящего по улице трамвая, где-то вдалеке, и тот Светка услышала отчётливо. И лишь ответа, хоть какого-то ответа на её слова она так пока и не дождалась.

Сергей Станиславович встал, прошёлся задумчиво по кабинету, подошёл к окну, глядя куда-то вдаль, в снежное марево, постоял молча с полминуты и произнёс не оборачиваясь:

– Вторые сутки уже метёт, так и валит без перерыва. Скоро нас по крышу занесёт. Когда уже лето снова будет? – Он помолчал ещё немного, повернулся к ней лицом. – Продолжайте, Светлана, продолжайте…

"Зачем он меня мучает, – подумала вдруг Светка. Ведь всё же прекрасно знает! Издевается, что ли? Садист?"

– Понимаете, ночью ему стало плохо, и я вызвала скорую, – вновь начала она свою скорбную историю. И они его забрали, к вам, сюда. Я и в справочном уже была. Да сказали, здесь. Ночью направили в реанимацию. К вам, – снова взглянула на него Светка, – в ваш стационар. А здесь уже, внизу, говорят, утром перевели на ваше отделение. Сизиков. Вениамин. Я ведь уже сказала…

– Так… Сизиков… Сизиков… Что-то, кажется, припоминаю, – произнёс Сергей Станиславович негромко. – Припоминаю… А что же вы, Светлана, вчера с ним не поехали? Сами ведь говорите, в реанимацию повезли. Да и документы здесь оформить. Вы-то, что же не приехали? Вы, кстати, кем ему приходитесь. Супругой?

– Подругой, – отозвалась мрачно Светка. – Мы не расписаны. Живём гражданским браком. А не поехала, потому что сказали: всё равно не пустят.

И тут она, вновь, как наяву, вспомнила вчерашнюю отвратительную сцену, у машины скорой помощи. Как она со слезами на глазах умоляла взять её с собой, и как они ей отказали. Да они почти силой выставили, просто вышвырнули её из машины немилосердно. А теперь этот надутый умник выговаривает ей за это, как пьяни какой-то подскамеечной! "Вот гад же, – подумала она. – Ну знает ведь прекрасно, почему не взяли! Точно, издевается!"

– Понятно, понятно. Конечно, не пустят. К нам так просто не пускают… – Сергей Станиславович помолчал ещё немного, – живёте, значит, гражданским браком… Ну что ж, гражданским, так гражданским. Бывает… – прокомментировал он её слова. – Так вы говорите, плохо ему стало? И что же там у вас произошло? Что случилось-то?

И тут Светке стало совсем худо. Больше всего она боялась именно этого вопроса. "Что случилось? Что же на самом деле, такого, у нас вчера произошло? – думала она, глядя на этого, устроившего ей допрос с пристрастием лощёного болвана. – Отчего Венька таблеток наглотался?" – всё тот же, мучавший её весь день вопрос с пугающей ясностью вновь встал вдруг перед Светкой.

– Я что вам, всю нашу жизнь рассказать теперь должна? От начала до конца? Да поймите вы наконец, плохо человеку стало. Я вызвала скорую, они привезли его к вам, сюда, – уже почти взмолилась Светка. – С…, с – в отчаянии посмотрела на Сергея, – с… с отравлением, – выдохнула она наконец. И тихо добавила: – таблетками…

– Какими таблетками? – Сергей Станиславович вопросительного поднял брови. – Какими? – повторил негромко он. – Вы что-то путаете, милая моя. К нам с отравлениями не везут. У нас тут, знаете ли, другой немного профиль.

Он встал, опять прошёлся по кабинету. Светка молчала.

– Так какими, вы говорите, таблетками? – вновь задал он свой тягостный вопрос.

И она не выдержала. Огромная быстрая слеза помимо воли выкатилась вдруг из её глаза. Светка всхлипнула и полезла в сумку за платком.

– Ну-ну, полно вам, полно, успокойтесь, милая! – словно очнулся вдруг Сергей. – Успокойтесь! Всё, всё, простите ради Бога! Не буду вас больше мучить! – Он наклонился, взял её за руку, придержал немного: – Не надо так переживать. Жив ваш Вениамин. Жив-здоров. Всё в порядке! Всё с ним в порядке. Всё, всё, Светлана, перестаньте! Не надо плакать. Знаете что, выпейте-ка лучше, вот… – С этими словами он выпустил её ладонь, откинув крышку секретера достал небольшую, под хрусталь бутылку, маленький фужерчик, плеснул золотой маслянистой жидкости на дно. Вздохнул, посмотрел на Светку, добавил ещё на пару пальцев. – Вот. – Он протянул напиток Светке. – Выпейте-ка это. Вы ведь не за рулём?

Светка вытерла глаза, взяла фужерчик в руки, недоверчиво посмотрела на него:

– Нет. Не за рулём. Вы серьёзно? Зачем это?

– Пейте, пейте! Смелее! – хохотнул в бородку Сергей Станиславович. – Помните, как там, в кино? Для дома, для семьи. Врачи рекомендуют, – подытожил он с извиняющейся улыбкой.

Светка выдохнула, одним глотком опрокинула в рот содержимое фужера. Горло сразу обожгло, и от живота, куда-то вверх, поднялось волной горячее спелое тепло.

– Вот. Заешьте. Закусите, – он протянул ей вазочку с шоколадными конфетами: грильяжем и трюфелями в золотой обёртке. – Берите, берите. Сейчас вам станет лучше.

А ей и правда, было уже лучше. То ли волшебный напиток подействовал так быстро, но скорее, его слова, что с Венькой всё в порядке. А может и оттого, что ничего уже вроде больше и не надо объяснять этому дотошному придурку, Зигмунду Фрейду отечественного разлива, как мысленно она успела уже его охарактеризовать. Так или иначе, Светке как-то полегчало.

– А что это вы мне такое наливали? – слабо улыбнулась она в ответ. – Живую воду? Или мёртвую?

"А девушка, похоже, с чувством юмора", – подумал вдруг Сергей. – "Ну ничего, шути пока милая, шути…" Он подошёл к столу, взял бутылку в руки, внимательно посмотрел на этикетку.

– Не пугайтесь, дорогуша. Просто, хороший виски. Мы тут посетителей не травим. Тем более таких.

– Каких, таких, позвольте поинтересоваться? – подняла на него свои соломенные брови Светка.

– Таких очаровательных, – не задумываясь парировал Сергей.

– Ага, – она с вызовом взглянула на него. – Других, значит, всё же травите… – За ответом в карман ей лезть не требовалось никогда. Уж с чем с чем, а этим делом у Светки всё было в порядке. – Признайтесь честно. Искреннее признание смягчает… Ну, вы наверное, в курсе!

– Ах, Света, Света! – театрально вздохнул Сергей. Если бы вы знали. Такие иногда встречаются! Действительно, отравил бы не задумываясь. С лёгкой душой. – С полминуты Серёга помолчал, прошёлся взад-вперёд по кабинету и присел наконец опять, рядом, рядом но слишком близко, как бы показывая: между нами есть некоторая дистанция. Пока…

– Посмотрите, Светлана, – он указал рукой на своего любимого мустанга, – взгляните на это великолепное животное. Внимательно смотрите! О чём эта картина? Куда он мчится? Зачем? В какую темнеющую даль? О чём это, к чему? Как по вашему? Есть мнение? – он заглянул ей вопросительно в глаза, – Думаю, ответ вы знаете. На лице у вас написано. Смелее, Светочка, смелее! Вы ведь, наверняка поймёте! Точно знаю! Вижу по глазам. Вы, кстати, курите? – Он подошёл к столу, выдвинул ящик, достал пачку Davidoff, чистейшую резную пепельницу и зажигалку, свой любимый Zipper. – Курите, здесь можно. Вам можно, – добавил он многозначительно. – И я с вами, подымлю немножко. За компанию.

Светка вытащила из пачки длинную тонкую сигарету, вопросительного взглянула на него:

– Угостите даму спичкой…

"Довольно-таки двусмысленно, однако, прозвучало, – мелькнуло у Серёги в голове. – Что бы это значило? Не рановато ли?"

– Свобода, Светочка! Свобода! – продолжил он. – Свобода – вот все, что нам нужно на самом деле! Вот это о чём. Беспредельная, бесконечная свобода. Только действительно, по настоящему свободный человек, Света, способен на поступки! Внутренне свободный. Такой человек может всё! И он всё, – на этом ВСЁ Серёга сделал некоторый нажим, – всё абсолютно, способен контролировать! И в первую очередь – себя! А следовательно, может влиять и на события, происходящие вокруг. Да-да, Света! Вы не ослышались! Именно, может, и главное, – тут он многозначительно поднял указательный палец вверх, – умеет контролировать себя! Великий парадокс! Свобода и полный самоконтроль! Я полностью контролирую своё сознание и оттого свободен! Вот высшая степень совершенства! Вы не находите?

– Не нахожу, – ответила не задумываясь Светка. – Извините уж, Сергей, ничего общего между свободой и самоконтролем я не нахожу. Чем-то, простите за неуместное сравнение, напоминает секс с резиновой куклой, да ещё и в презервативе… Я абсолютно свободен в выборе партнёра и у меня полный контроль одновременно…, – она посмотрела на Сергея, – Простите, я вас не задела? Извините, если что. Знаете, нервы… Вы, надеюсь, понимаете…

– Понимаю, Светочка, – вздохнул в ответ Серёга, – понимаю. – Отлично вас понимаю! И всё же, настаиваю на своём! Это ведь я не просто так, не умозрительно сказал. Отпустите себя, Света, и вы получите свободу! – Он помолчал немного и продолжил: – Вот вы, кстати, вы как считаете, вы действительно женаты? Вы с Вениамином? Вы, Света, замужем за ним? Что вы, на самом деле, по этому поводу думаете? Признайтесь честно. Будьте откровенны, Света, хотя бы сама с собой! Ведь что такое гражданский брак, вы вдумайтесь! Поймите, это вопрос не праздный. Сейчас я пытаюсь разобраться, что вас привело, подчеркиваю, вас, обоих, сюда, к нам, к столь печальному исходу. Это, простите уж, профессия моя – исследовать и лечить человеческие души!

Конечно, дурацкий этот разговор Светке уже порядком надоел. Но выбора у неё не оставалось, она прекрасно понимала: придётся терпеть этого самовлюблённого умника, врачевателя душ людских до самого упора, пока не выговорится.

– Знаете, – продолжил свой монолог Сергей, – для нас, психиатров, этот тонкий момент чрезвычайно важен. Как говорит статистика, и это так, действительно! Вы, Светочка, – посмотрел он на неё, – слушайте, слушайте! Может и в вашей жизни пригодится. Так вот, вернёмся к нашей теме, к душам человеческим, – тут он, как оперный певец на сцене Мариинки опять развёл руками, посмотрел на Светку.

"Немного переигрывает, – равнодушно подумала она, – ну пусть, человек в ударе, глядишь, выговоримся, – хоть какая-то польза от него и будет… ", а он продолжил.

– Вы знаете, Света, должен вам с прискорбием признаться, что некоторое количество наших пациентов, и даже, не удивляйтесь, большинство, подчёркиваю, Света, большинство, не подавляющее, конечно, успокойтесь! Но тем не менее! – Он в возбуждении прошёлся взад-вперед, взглянул испытующе на Светку. – Ну что же вы опять так переживаете? Вашего, Света, случая, надеюсь, это не коснётся. И всё же, я должен вам сказать… Слышите меня? Слушайте внимательно! Больше половины, Света, вы только вдумайтесь, процентов шестьдесят подобных неуравновешенных личностей рано или поздно свою попытку повторяют. Рано или поздно. И как правило, в повторный раз успешно! Как это ни печально… А в чём причина столь разрушительной неуравновешенности? В чём истинная причина? Что нас приводит к столь грустному исходу? Вот вопрос! Быть или не быть?! Шекспир! Гамлет, простите за сравнение! И я должен дать ответ, дабы не допустить повторения! Для того я здесь и нахожусь! В этом, вы уж меня простите, скорбном месте! И вам, Светочка, да-да, именно вам следует задать себе себе этот же вопрос. В чём причина? Как вы думаете?

Он вздохнул глубоко, посмотрел на Светку, подошёл к столу. Будто раздумывая о чём-то побарабанил костяшками пальцев по матовой, отблескивающей холодно поверхности, взял бутылку в руки и долго, словно пытаясь увидеть ответ на свой вопрос разглядывал иностранные слова на этикетке. Поставил обратно, на полку секретера, закрыл, задумчиво взглянул на Светку.

– А может, всё дело в отношениях в семье? Ведь ваш Вениамин, он же, полагаю, раньше был нормальным человеком, правда? Вы ведь, наверное, не связали бы жизнь с психом-неврастеником, личности склонной к суициду? Так ведь? Так что, советую вам, Светочка, подумать над моими словами. На досуге… – Он снова повернулся к секретеру, задумался буквально на секунду. – Я Вас не слишком утомил? Простите, если был немного резок. А знаете что, давайте-ка, Светочка, ещё по чуть-чуть, – и опустил крышку, – пожалуй и я с вами, за компанию. Для дома, для семьи. Давайте, по глоточку. За дружбу, и как говорится, за любовь. Не возражаете?

Светка не возражала. Они выпили ещё по рюмочке и вернулись к своей печальной теме.

– Скажите, Сергей Станиславович, а как он там? Увидеть его можно?

– Нет, Светочка, сейчас это, к сожалению, невозможно, – нахмурился Серёга. – Решительно невозможно. Во-первых, он спит ещё. Ну, сами понимаете… – он многозначительно взглянул на собеседницу, – вы человек взрослый, чего вам объяснять. – А во вторых, да только не волнуйтесь вы Бога ради! А во-вторых, он пока под капельницей. – И увидев, что Светка опять бледнеет на глазах, тут же спохватился: – Господи, ну что же вы такая впечатлительная! Да что же это такое! Нельзя же так! Всё с ним в порядке! Честное слово! Поверьте мне! Слово психиатра! Дежурное мероприятие! Обычные меры предосторожности!

– Какие ещё меры предосторожности? – вздохнула судорожно Светка.

– Обычные, повторяю вам, обычные меры предосторожности. Он за ночь много жидкости потерял, вводим понемножку физраствор! Светлана! Ну что вы как дитя! Слово не скажи! Чуть что, и сразу в обморок! К тому же, у нас вход в палаты посетителям строжайше воспрещён. Режим, знаете ли! Все встречи в специально отведённом помещении! А он, сами понимаете, выйти пока не может!

– Да-да. – Я понимаю. – подняла на него глаза Светка. – Понимаю. А скажите, долго он здесь пробудет? Может, его выписать как-нибудь возможно? Под расписку… – уточнила она, и с надеждой посмотрела на Сергея.

– Ну что вы, Светочка! – Серёга начинал уже немного волноваться. Такое развитие событий его совершенно не устраивало. Только познакомились, наладили контакт! А она тут же хочет под расписку! "Нет, милая моя, погоди! – подумал он. – уж очень ты быстрая, подруга!" – Он же сегодня только из реанимации, поймите вы наконец! – втолковывал он ей. – Мы просто права такого не имеем! А случись что, кто будет отвечать? Нет, нет. Пока это совершенно невозможно! Совершенно, мне уж, пожалуйста, поверьте, – в сердцах добавил он. – Даже и не думайте!

– А как же быть? Как же мне быть, Сергей Станиславович, – всхлипнула она опять. – А маме его, я что скажу?

И Серёге стало её жалко. Он смотрел на эту прекрасную, молодую ещё женщину со взглядом затравленной собаки, и странные какие-то, забытые давно чувства просыпались в нём. "Да ну их к чёрту, – вдруг подумал он. – Идиоты! Мне что, своих тут мало?"

– Хорошо, хорошо, Света! Давайте так: завтра приезжайте, там посмотрим. Или послезавтра. Силой здесь его держать никто не станет. Своих дураков хватает! Выпишем, выпишем! Если всё пойдёт нормально. Света, вы меня слышите? Если динамика будет положительная, выпишем под расписку. Не обижайтесь только, ладно? Договорились?

– Ладно, – вытирая припухшие глаза, улыбнулась тихо Светка. – Договорились.

– Но с одним условием! Вы мне будете звонить, иногда, не часто, не переживайте! Докладывать, как там у Вас, – на этом Вас он сделал небольшой нажим, вроде почти и незаметный, очень лёгкий, – как у Вас дела. А через месяцок, примерно, привезёте его сюда. Сами! Вы, сами! – Он посмотрел на неё внимательно и уточнил: – Вы меня поняли, Светлана? Хорошо поняли? Вы сами привезёте…

И она согласно кивнула головой.

– Да, Сергей. Да. Я Вас поняла. Я очень хорошо вас поняла. Я привёзу его сама. Сама привёзу. Конечно…

– Да, и завтра, прежде чем к нам ехать, вот, позвоните, – он протянул ей маленькую прямоугольную карточку с золотым тиснением. – Мало ли, вызовут куда… Знаете, тут всякое бывает, – немного грустно улыбнулся он. – Вот моя визитка, тут и мобильный есть, – как-то смешно немного, будто желая немедленно расцеловать и эту визитку, и небольшую сиреневую Нокию – свою гордость, он сделал губы трубочкой и посмотрел на Светку: – у вас, кстати, есть мобильный?

– Нет, – мрачновато усмехнулась Светка. – Пока не заработали.

– Ну ничего, ничего, заработаете ещё, – утешил он её, – а пока можно и с городского позвонить. Звоните, Света, звоните, не стесняйтесь…

Он проводил её до выхода, протянул руку на прощанье:

– Всё, звоните. После обеда. Ближе к вечеру. До завтра…

– До завтра, – подала ему руку Светка. – До свидания.

И дверь, тяжёлая металлическая дверь, закрылась за ней с тихим гулким стоном.

Серёга вернулся в кабинет, открыл свой секретер и налил полный фужерчик вискаря. "Да пропади оно всё пропадом, – думал он – и нафига мне это нужно! Вот эти сцены безумные, дураки эти, самоубийцы бесконечные! И почему только, такие женщины достаются каким-то идиотам?" Одним большим глотком он опрокинул вискарь в горло, подошёл к окну, раздвинул шторы. "Всё, хватит, – сказал он сам себе. – Хорош сопли распускать! Собрался! Целый день ещё впереди…"

Он стоял молча у окна и глядел в позднее ноябрьское утро. Впереди его ждал очередной, тяжёлый бесконечный день, ещё один день в дурке. А за окном, огромными хлопьями, кружился тихо падая, ко всему на свете равнодушный, прекрасный белый снег…

Светка же вышла из больницы, в первом попавшемся ларьке купила банку джина с тоником, села под крышей на остановке и закурила. Мелкими глотками она пила ледяную горьковатую жидкость, и на душе у неё было тоже, и горько, и страшно как-то холодно. И холодно и горько…