Читать книгу Прекрасный белый снег - Валерий Михайлович Арефьев - Страница 6

Вечерний обход в закрытом психиатрическом стационаре отделения психоневрологических заболеваний, в огромной больнице на южной окраине Питера, где-то в Купчино, начался по расписанию, в шесть вечера, как обычно. Хотя, собственно, и обход-то весь, всего-ничего, одна формальность. Три палаты на восемь коек, никаких тебе буйных или преступников. Так, полунаркоманы-алкаши, народ в общем, безобидный, пока до сладкого не доберётся. А как же тут добраться? Стальные двери, милицейский пост на входе, окна за проволочной сеткой, да ещё и на решётках. Не отель в Анталье, оллинклюзив. Захочешь, не расшалишься! С такими вот позитивненькими мыслями главврачврач отделения, Сергей Станиславович Овчинников, в сопровождении двух санитаров вошёл в третью, последнюю на сегодня, пожалуй, самую тихую, в чём-то даже образцовую палату. Никаких особенных сюрпризов он здесь не ожидал: настоящих умалишённых, или даже приличных симулянтов здесь не было давно. Обычный, ободранный питерский люд из пьяных коммуналок и с окраин. Разве что, новенький этот, очередной самоубийца-неудачник. И хотя от таких, он знал по опыту, иногда можно и сюрпризов ожидать, за этого он был относительно спокоен. Парня привезли ночью, сразу в реанимацию, с огромной передозой каких-то тяжёлых транквилизаторов, и как обычно в таких случаях бывает, с изрядной долей алкоголя в крови. Его, как и положено, на квартире ещё промыли от души и накачали адреналином, в реанимации провели дополнительные мероприятия, так, на всякий случай, скорее для порядка, а уже утром перевели сюда, в третью палату. И вот теперь эта его койка на колёсиках стояла прямо в середине, в широком проходе между кроватями больных. А несколькими часами ранее Сергей Станиславович провёл задушевную, довольно тёплую, но с лёгким воспитательным уклоном беседу со Светланой, его женой – удивительной красоты молодой женщиной со светлыми печальными глазами.

– Ну-с, – потирая руки, с лёгкой улыбкой негромко произнес Сергей Станиславович войдя в палату, – добрый вечер, граждане больные, алкоголики, наркоманы, тунеядцы. Как говорится, как здоровье? – Сергей Станиславович шутил, подобная, слегка панибратская манера общения со своими, временами малопредсказуемыми пациентами в его представлении играла роль некоего смягчающего демпфера, и в то же время как-то сближала его с обитателями смирного дома. – Как там наш новенький? Проснулся? – С этими словами он подошёл к койке на резиновом ходу, наклонившись слегка, посмотрел внимательно на Веню и нарочито бодрым, уверенным голосом произнёс: – Ну-с, здравствуйте, молодой человек, здравствуйте! Проснулись наконец? Тогда с днём рождения! И добро пожаловать к нашему, как говорится, шалашу! – Сергей Станиславович, казалось, просто светится радушием. – Как настроение? – добродушно хохотнул он в свою стриженую, аккуратную бородку. – А! Вижу, вижу! Уже лучше! Вижу по глазам!

Заведующий отделением, конечно, слегка лукавил. Глаза Венькины, сказать по правде, оптимизма большого отнюдь не излучали, да и какой же, признаться честно, какой вообще оптимизм могут излучать глаза человека, по пробуждении неожиданно нашедшего себя привязанным к постели, под капельницей, да к тому же и за решётками на окнах. А если учесть ещё и то пикантное обстоятельство, что человек этот совсем недавно был начисто сражён феерическим известием о его пребывании в психушке, сразу станет ясно: радости и безудержного веселья глаза нашего счастливца излучать явно не могли. Это было просто невозможно! Даже теоретически…

– Здравствуйте, – мрачно выдавил из себя Веня. – Лучше, лучше. Куда уж лучше? И был-то вроде ничего. А теперь совсем здорово! Здоровее некуда…

– Ну вот, – опять заулыбался доктор. – Вот и чудесно! И чувство юмора, вижу, к нам вернулось! Недаром в народе говорят: здоровый сон – лучшее лекарство. В словах народных – вековая мудрость! Не находите?

– Нахожу, – криво улыбнулся Веня. – А потом опять теряю. И снова нахожу. Так и живу. Зато не скучно. Кто-то теряет, а кто-то находит. Народная мудрость…

– Прекрасно, прекасно! Просто великолепно, – внимательные глаза доктора прямо светились неподдельным счастьем и радушием. – Отличная динамика. Вот что делает с человеком даже кратковременное пребывание в закрытом медучреждении. Так, глядишь, через пару месяцочков и о досрочной выписке подумать можно будет…

Венька выпучил глаза:

– Вы что, серьёзно? Через пару месяцочков? О досрочной???

– А вы как думали? Вас, надеюсь, коллеги, так сказать ваши, просветили уже, где вы теперь находитесь? – Он обернулся к обитателям палаты: – Просветили, или как? – Признайтесь честно, Константин, – он посмотрел на Костю. Уж вы-то не могли не отличиться. Хоть режьте, не поверю.

– Просветили, Сергей Станиславович, просветили. За нас не переживайте, – с довольной физиономией отозвался из своего угла Костян. Сами знаете, Костя своего не упустит.

– Ну вот и славно, вот и славненько, – опять вернулся к Вене Сергей Станиславович. – Значит объяснять ничего не надо. Давайте знакомиться. Сергей Станиславович. Главврач отделения. Прошу любить и жаловать. А ваше имя, Вениамин Владимирович, мне, как видите, уже известно. Лежите, Вениамин, лежите. Вам, мой друг, пока требуется покой.

Нет, такой вот грёбаный покой Веньку не устраивал совсем. Парнишкой Веня был довольно крепким, с характером, кое-что в этой жизни повидать уже успел и решения принимать давным давно привык самостоятельно. Советы же всяких умников его интересовали мало. Вот и сейчас, от такого неожиданного поворота вся его натура вдруг тихо взбунтовалась. "Да хрена тебе лысого, – решил он сразу. – Посмотрим ещё, что там у нас будет с выпиской, с досрочной. – Но вида не подал. – На рожон пока лезть не стоит, – думал он. – Всё же, дурка, как-никак. Отлежусь немного, что-нибудь придумаю. Не совок всё-таки. Прошли твои времена, братан, – злился молча Веня. – Я как-никак, никого не убивал, не грабил. Пальцем никого не тронул. Так что, не умничал бы ты, братишка, разберёмся как-нибудь."

– Скажите, Сергей…, Венька задумался на секунду, словно что-то вспоминая, – ммм, Станиславович, а нельзя ли от меня вот это для начала отцепить, – он указал глазами на дурацкую, изогнутую торшером железяку с капельницей наверху. – Рука, знаете, устала что-то.. В знак наших добрых отношений. – Раз уж динамика положительная такая? Да и в туалет бы не мешало… – улыбнулся он будто извиняясь.

– Конечно. Почему нет? – на этот раз уже серьёзно, без улыбки ответил Сергей Станиславович. – В этом необходимости я теперь не вижу. Вот обход закончу и немедленно распоряжусь.

"Так, официальная часть видимо прошла успешно, – про себя отметил Венька. – Начинаем разговаривать как нормальный человек. Уже неплохо. Придурок…"

– Да, – тепло улыбнулся ему доктор, – минут через десять вам принесут бельё. Оденетесь, будете как все, – он указал рукой на продолжавших резаться в домино больных, – на человека хоть станете похожи. И через часик жду вас у себя в кабинете. Надо бы нам с вами ещё поговорить, поподробнее немного. Не возражаете, надеюсь?

Веня не возражал. Он никогда не возражал. Сначала…

Венька, конечно, храбрился немного, такого крутого разворота он не ожидал. На самом деле, никакого желания решать здесь хоть что-то у него, конечно, не было. Да и сил на новые подвиги, после вчерашнего, слава Богу, неудавшегося, – думал он, – эксперимента, тоже совсем не оставалось. Слабо ещё теплилась какая-то смутная надежда на беседу с главврачом. "Ведь зачем-то он меня всё же пригласил, – рассуждал про себя Веник, – не чайку же попить, на брудершафт? Понятно, будет мозги полоскать, но почему именно сегодня? Мог бы и на завтра отложить, да и вообще, за два месяца кому хочешь крышу снести можно, без проблем. Чего бы это он, – недоумевал Веня, – к чему такая спешка?"

Вскоре ему принесли мягкую, в крупную зелёную клетку пижаму на пару размеров шире его и без того не узких плеч и здоровенные, ободранные тапки-шлёпанцы, наподобие тех, что можно взять в бане напрокат, за неимением своих. Дылда санитар, молодой довольно парень с рыжими, жёсткой короткой щеткой усами и глазами идиота ("Ну дурка же, куда денешься, – прокомментировал он про себя"), отцепил его от капельницы, и Веня смог наконец, поднявшись со своей койки-каталки облачиться в больничную одежду. "Вот уж теперь, действительно, нормальный человек", – усмехнулся молча он. Дабы не мести штанами помещение он подвернул на поясе резинку на пару оборотов, закрутил в манжеты рукава и отправился в разведку – исследовать для начала больничные покои, где оказался волею судеб.

Чувствовал он себя, если учесть вчерашние события, в общем-то, неплохо. Конечно, немного подрагивали руки, под левым локтем, вокруг следа от иголки назревал изрядных размеров синяк, и отчего-то жутко болело горло. "Ничего, ничего, – успокаивал себя Веня, – бывало и похуже." Да, пожалуй, бывало и похуже. Но никогда ещё, ни разу в жизни не ощущал он себя настолько потерянным, опустошённым и униженным, причём, как бы ни трудно и горько это было, приходилось признать, униженным самим собой, придурком. Самим собой! Хотя, возможно, что-то подобное в его нелепой жизни всё же и случалось.

Осторожно, словно проверяя на прочность слабые ещё после вчерашнего, немного подрагивающие ноги, он вышел в широкий больничный коридор, аккуратно, чтобы не шуметь прикрыл за собой калитку в дивный сад и огляделся. Коридор оказался совсем не длинным, из чего можно было сделать вывод, что странное то место куда он так неожиданно попал, не рассчитано на большое число душевнобольных. По правую руку, в нескольких метрах от себя Венька увидел закрытую матовым стеклом почти до половины дверь, точно такую же он только что закрыл. За ней, на том же расстоянии – ещё одну, в точности повторявшую предыдущую. Слева, немного поодаль, в самом конце коридора, за открытом дверном проёмом нашлась довольно большая комната, или скорее, небольшой зал, чем-то напомнивший ему холл для гостей в затрапезной гостиничке, где-нибудь в провинции. Те же продавленные, синего дермантина диваны, пластиковые столы с придвинутыми плотно пластиковыми же стульями, тот же телевизор Радуга на тумбочке. "Комната отдыха, – догадался сразу Веня. Она же, судя по запаху, и столовая." Почти сразу же за ней, метрах в трёх, в торце коридора располагалась небольшая полукруглая стоечка, чем-то напомнившая ему лекторскую кафедру, в институте где он учился много лет назад. За кафедрой, на высоком стуле, скучая над газеткой сидел тот самый дылда-санитар с усами фельдфебеля и белёсыми глазами идиота. На Веню он не отреагировал никак. Напротив комнаты отдыха-столовой, в нескольких шагах от входа в его палату оказался тот самый кабинет, куда его совсем недавно так любезно пригласил главврач. На двери, отсвечивая тускло жёлтой бронзой красовалась позолоченная табличка с надписью "Заведующий отделением", а на следующей за ней, метрах в пяти поближе к выходу, прямо напротив их палаты, висела табличка уже попроще, обычного мелового пластика, гласившая что здесь находится процедурный кабинет. "Интересно, что тут у них за процедуры, – подумал Веня. – Пытки электричеством? Прямой массаж головного мозга?"

Далее следовала ординаторская, за ней ещё одна, уже без всяких табличек дверь, и такая же напротив, с нарисованными на ней горбоносым, обливающим себя весёлым зонтиком воды довольным кашалотом, и ванной, накрытой шапкой белой пены. И наконец, ещё чуть-чуть подальше, в самом конце коридора виднелась металлическая, широкая с круглым как в подлодке застеклённым оконцем, последняя уже, явно входная дверь. В том, что это именно так и было, никаких сомнений возникнуть не могло: рядом, за столом, на небольшом вращающемся кресле-стуле сидел сержант милиции. На этом, собственно, все и заканчивалось. "Да, – подумал Веня, – прогуляться на свежем воздухе здесь, похоже, не удастся. Грустная картина…"

Он подошёл поближе. От двери без опознавательного знака, через небольшую щель снизу отчётливо тянуло до боли знакомым запашком, ошибиться было невозможно: кислый, застарелый, слегка разбавленный еле уловимым привкусом хлорки и мочи тяжёлый запах табака, и Веня тут же, абсолютно ясно вспомнил ротную курилку. "Так, здесь, судя по всему и курилка и сортир, – догадался сразу Венька. – Вот это очень вовремя." На этом разведку можно было и заканчивать. Он сделал свои неотложные дела, вернулся в свою палату и подошёл к Костяну.

– Слушай, братан, такое дело: у тебя сигаретки не найдётся?

– Ну пошли, вместе подымим, – отозвался Костик поднимаясь. Только, извини, – он вытащил из тумбочки пачку Примы, – у меня без фильтра. У нас тут и такие, за счастье вроде, – ухмыльнулся грустно он, – с куревом беда совсем.

А Веньке было всё равно. С фильтром, без фильтра… Лишь бы затянуться. Организм требовал того, к чему привык.

– Да ладно, – сразу повеселев ответил он. – Тоже табачок… В армии Гуцульские курили, за семь копеек, и ничего. Прима, значит Прима. Пошли…

Со второй затяжки Веню повело. Глухим протяжным колоколом ухнуло что-то в голове, тут же, плотной белой ватой заложило уши, он слегка качнулся и прихватил Костяна за плечо.

– Эй, братан, братан, ты чего? Чего так побледнел? – услышал он Костин голос откуда-то издалека. – Давай-ка, присядь, вон, хоть сюда, – с этими словами Костя усадил его на низкий широкий подоконник, посмотрел внимательно в глаза. – Чего-то ты, с лица сошёл, братишка, – немного как-то косо усмехнулся Костя. – Курить-то тебе, пожалуй, рановато. Ты лучше подыши, – и с этими словами Костик распахнул настежь маленькую форточку, – глядишь, и полегчает.

Снаружи хлынула зимняя морозная прохлада, Венька сглотнул судорожно, набрал полную грудь свежего, не успевшего ещё смешаться с застарелым сортирным кисляком воздуха, выдохнул, потом ещё раз, и ясными уже глазами посмотрел на Костю:

– Крепковата твоя Прима… Отвык, похоже…

– Ладно, пошли отсюда, – тот затушил окурок, успеешь ещё тут накуриться. Пошли, пошли. Приляг лучше, полежи немножко.