Читать книгу Краткий миг - Варвара Рысъ - Страница 7

– И что, мы должны во имя масштабного человека жертвовать своими мелкими жизнями, Богдан? – Прасковья погладила его руку.

– Парасенька, родная моя, – он сбился с критического тона. – Я хочу сказать только одно. Прошу тебя всё хорошо обдумать. Я со своей стороны приму любое, я подчёркиваю: любое твоё решение. Я заведомо готов на любое место в твоей жизни, какое ты только захочешь мне отвести. Но это должно быть твоё, и только твоё решение.

– Почему моё, а не наше общее? – удивилась Прасковья.

– Потому что моё желание быть с тобой – неизменно и… и просто по-другому быть не может. Я безусловно хочу жить с тобой. И не просто жить, а быть твоим мужем. Это самое прекрасное, что я могу себе представить. Тут нечего обсуждать. Знаешь, ещё сутки назад я и помыслить об этом не мог, – он замолчал, глядя куда-то внутрь, возможно, в глубины прошлого. Потом всё-таки сделал усилие над собой и закончил. – Свободное сожительство, признаюсь, было бы мне несколько тягостно, но и его бы я принял. И даже эпизодические встречи постарался бы принять. Да что «постарался» – принял бы, конечно. Так что всё зависит только от тебя. Со своей стороны, я хотел бы одного: чтобы любое твоё решение не создавало тебе трудностей и проблем. Хотя бы больших. Потому что трудности всё равно будут. Но я всё-таки хочу, чтобы любое твоё решение хотя бы не слишком ухудшало твою жизнь. И семейную, и служебную. Ты же понимаешь, что брак или сожительство – безразлично – с таким мутным типом, как я, очевидно, не укрепит твоё служебное положение и не улучшит имидж. Подумай об этом, хорошо подумай.

Она улыбнулась:

– Когда родились наши дети, мы только что привезли их из роддома, и было какое-то недоразумение с моей мамой – помнишь? И ты тогда назвал себя мутным типом. Помнишь?

Он кивнул.

– И я тогда сказала, – продолжала Прасковья, – что желаю нашей Машке в будущем быть такой же счастливой, как я с моим мутным типом. – Богдан смотрел куда-то внутрь себя, рассеянно улыбаясь.

– Я ведь люблю тебя, Богдан, – Прасковья положила ладонь на его руку и не убрала. – И всегда любила. И всегда буду любить. Остальное как-то сложится. Сказать по правде, единственное, что меня беспокоит, это твоё здоровье. Вот этим мы с тобой должны заняться. А остальное я обдумаю, постараюсь как-то организовать. Как ты, вероятно, догадываешься, кое-какие возможности и связи у меня есть.

– Моё здоровье предоставь, пожалуйста, мне, – Богдан чуть прищурился, что в прежней жизни всегда означало у него скрываемое раздражение. – А вот чтобы тебе лучше думалось: я мутнейший гражданин Австралии Theodor Light, приехавший сюда в качестве приглашённого профессора для чтения лекций по прикладной лингвистике. По нынешним политическим нравам, как мне они видятся при торопливом и поверхностном ознакомлении, меня следовало бы немедленно выслать. Разумеется, читать лекции по прикладной лингвистике я могу и буду, мне есть, что сказать им. Но обратившись в австралийские университеты, российские компетентные товарищи такого лингвиста там не найдут. Если посмотреть по научным публикациям – они есть под этим именем, но буквально единицы. Возникает вопрос: что за нужда такая приглашать эдакого специалиста? И кто его пригласил?

– В самом деле – кто же? – заинтересовалась Прасковья.

– Этот вопрос, по-моему, ответа не имеет. Но в чертовской канцелярии сделали так, они умеют.

– Но подожди, ты завтра или в другой день будешь читать лекцию. Кто-то из научной среды с тобой созванивается, сообщает тему или ты ему сообщаешь свою тему, вы согласовываете, куда приходить, что говорить. Вероятно, изображая австралийца, ты будешь говорить по-английски, значит, кто-то должен переводить? Или сейчас уже не переводят? Или ограничиваются автоматическим переводом? Тебе российским консульством была выдана виза – значит, всё более-менее в порядке. Твои покровители о тебе позаботилось.

– Мои позаботились, но не слишком. А теперь я расскажу, как это выглядит со стороны российских компетентных товарищей, – он невесело усмехнулся. – Полусамодеятельный шпион, крайне кустарно залегендированный, приезжает в Москву и, о удача! Не зря говорят, что дилетантам и дебютантам везёт. В тот же день, прямо напротив Кремля, он знакомится с чиновницей максимально высокого ранга. Шпион староват и потрёпан жизнью, но со следами былой очаровательности. – Прасковья улыбнулась, показывая, что помнит, как в начале их жизни, на Кипре, упрекала его в очаровательности. – Словом, он ухитряется уболтать даму, – продолжал Богдан. – Чиновница попадает в медовую ловушку: они проводят ночь вместе, а потом долго нежничают на завтраке. Я бы такому субъекту аннулировал визу немедленно. До следующего завтрака.

– Богдан, не надо, прошу тебя, – поморщилась Прасковья. – Я обещала, что мы будем вместе, так и случится. И будем ежедневно нежничать на завтраке, сидя у себя на кухне.

Он с сомнением посмотрел на неё своим голубым печальным взглядом.

В его номере, куда зашла она, чтобы взять свою шубу, долго стояли обнявшись. Надо уже идти, а невозможно оторваться. Вдруг больше не увидятся? В той, прошлой, жизни они легко расставались и весело встречались. Она висла у него на шее, а он кружил её. Это хорошо получалось, потому что шея была крепкая, и он – значительно выше её. А потом он подхватывал её на руки и… Вспомнила – и сладкая волна пробежала по телу.

– Я не буду тебе докучать, – он провёл рукой по её волосам. – Когда сможешь – звони, пиши. А я буду ждать. Всегда. Если не позвонишь, всё равно буду ждать.

– А что будешь делать? – спросила тоном строгой матери подростка-сына.

– Переговорю о работе. Займусь поиском квартиры и при успехе – сниму. Тебе какой район предпочтительнее? Центр, вероятно? В районе Тверской?

– Широко живут у вас, шайтанов, бывшие зеки: гостиница – так «Националь», квартира – так в Центре, – иронически произнесла Прасковья.

– Ну, деньги кое-какие у меня пока есть: я же чертовски квалифицированный… прикладной лингвист, – последнее он произнёс с усмешкой. – А серьёзно говоря, мне неожиданно много заплатили за мои подневольные труды. Ведь ты же знаешь: наш Светоносный Отец – покровитель финансов. В сущности, он ими руководит в мировом масштабе. Что ему сто́ит отсыпать немного старому потрёпанному чёрту за почти тринадцать лет добросовестной работы? Так что совершенного альфонса ты в моём лице не приобретёшь. Правда, тебе придётся кое в чём мне помочь.

– С удовольствием, – проговорила Прасковья и ощутила мгновенное неудовольствие. Он тут же почувствовал.

– Не беспокойся, Парасенька. Тебе это будет не слишком обременительно, а мне полезно. Введи меня при возможности в курс современных российских политических и государственных обычаев и нравов. Я неделю читаю всякое-разное и многого не понимаю. Я тебе говорил, что все эти годы у меня был очень ограниченный доступ к интернету. Вообрази, даже художественную литературу я мог читать только до 1901 г. Я мог догадываться о происходящем разве что по техническим задачам, которые мне ставили. Сейчас я вроде старика Хоттабыча, попадающего из прошлого в наши дни. Я уже много начитал, читаю я, если помнишь, быстро, но мне нужна твоя помощь. Мы с тобой когда-то так чудесно беседовали обо всём на свете, вот и сейчас бы хотелось.

– Ну разумеется, мы обо всём поговорим. А ты подумай, что тебя преимущественно интересует, можешь мне написать, и я по возможности подготовлюсь.

– Отличница моя любимая, – растроганно уткнулся он в её шею. – Ну, иди, иди, моя прелесть.

Она сделала шаг к двери, и тут он удержал её за руку.

– Прасковья, если по уму, я тебе не нужен. Нет, не нужен, – он судорожно помотал головой в разные стороны. – Иди, – он почти грубо подтолкнул её к двери.

На конференции Прасковья вглядывалась в публику: вдруг он всё-таки приехал? Нет, его, кажется, нет. Наверное, так лучше, а всё-таки было обидно.

Возвратившись после конференции на работу, увидела в приёмной роскошную корзину красных роз.

– Привезла цветочная компания, от кого – почему-то не обозначено, – пояснила секретарша. – Мне думается, от китайцев: они любят всё красное, коммунистическое. Принесли ещё перед обедом, часа на два задержали: проверяла безопасность.

– Не заминировано? – усмехнулась Прасковья.

Написала Богдану: «Спасибо за цветы, но больше так не делай». Хотела добавить: «Люблю», но не добавила: показалось неуместным и даже пошлым в деловой обстановке. Что-то из сериала. А дальше погрузилась в дела, и то, что несколько часов назад казалось душераздирающе важным – отодвинулось.

Приехала домой почти в десять, усталой, и сразу легла. Позвонила Богдану. Он ответил мгновенно:

– Парасенька, солнышко моё, единственная моя радость, прости мне эти дурацкие цветы. Я совершенно потерял голову, никогда такого не было, люблю тебя безмерно, ты каждую минуту со мной, – бормотал Богдан каким-то не своим, безумным голосом. – Я, кажется, никогда, никогда не любил тебя так, как сейчас. Ты вся моя жизнь, вся, вся, без тебя мне ничего не надо.

«Пьян он что ли? Или вообще под кайфом? Арабы, террористы, вполне мог приучиться к наркоте, – заподозрила Прасковья. – Вот этого только не хватало».

– Что с тобой, Богдан? – спросила сколь могла мягко.

– Не знаю, моё солнышко, не знаю. Но знаю, что без тебя ничего не имеет смысла. Я не хотел с тобой встречаться, видит Бог – не хотел. Я ехал в Россию, потому что… просто чтобы быть здесь. Но теперь, когда мы встретились… я больше не могу. Когда ты ушла… Я не думал, что такая тоска возможна.

– Что с работой? – она попыталась вернуть его к реальности.

– С работой? Очень хорошо, – ответил он рассеянно. – Мне предложили два очень интересных проекта – в самом деле, интересных. Я подумаю неделю, что выбрать, и можно будет начинать. Они оба интересные, но оба я не потяну. Один с китайцами, выучу китайский, любопытно. Ты волшебница, ты приносишь удачу. Люблю тебя безмерно, моя прелесть. Когда ты позволишь тебя увидеть? Просто увидеть…

Прасковья вдруг ощутила острое желание видеть его, чувствовать, ласкать.

– Я тоже, тоже, Богдан, – проговорила она тихо. – Ты в «Национале»? Хочешь, я приеду к тебе прямо сейчас?