Читать книгу Номады Великой Степи - Василий Васильевич Горобейко - Страница 15

До нас не дошло никаких документальных свидетельств о культуре, обычаях хозяйственном укладе и вооружении кунов позднего бронзового века. Тем не менее, современная археология позволяет восстановить многие черты их бытия, а благодаря реконструкции выполненной А. И. Соловьёвым даже увидеть кунского воина карасукской эпохи (рис. 10).

Экономика племен под властью кунской аристократии практически не изменилась. Сами куны занимались главным образом яйлажным скотоводством и примитивным земледелием. Основу стада составлял крупнорогатый скот, овцы и лошади. Каждой весной, засеяв поля, они переезжали на летние пастбища, а осенью возвращались обратно для сбора урожая и на зимовку. Летом основная часть населения кочевала, живя в юртах, известных в этих краях с середины второго тысячелетия до нашей эры. Зимовали в больших домах полуземляночного типа, площадью 150—160 квадратных метров. Отапливались они цепочкой очагов, в которые для большей теплоемкости помещали крупные камни. Вдоль стен располагались нары. От четырех до восьми таких домов, часто соединенных друг с другом переходами, образовывали поселок. «Обитатели землянок занимались изготовлением орудий, литых из бронзы и костяных, обработкой шерсти и растительного волокна, пряжей и ткачеством, на что указывают находки обломков литейных форм, костяных трепал, пряслиц, ткацких гребней и т. д. Зимой в землянках, видимо, содержали и скот» [Карасукская культура]. Они были умелыми ремесленниками, металлургами и художниками. Изготавливали оригинальную керамику, украшения, оружие и латы. Карасукские кузнецы знали такие методы металлообработки, как литье, ковка и пайка. А Алтайские художники, скульпторы и ювелиры заложили основы знаменитого «звериного стиля». Одежду шили из хорошо выделанной кожи, шерстяной или сотканной из растительных волокон ткани. Они сильно усовершенствовали верховую езду, сделав ее повседневным атрибутом жизни и начали разрабатывать технику конного боя.

По своим верованиям куны были анималистами. Особо почиталось животное – тотем рода. Оно традиционно изображалось на одежде, оружии и даже на теле в виде татуировок. Правящий род, согласно ранним китайским текстам, имел тотемом оленя и записывался либо иероглифом со значением «скрюченный, судорога», либо иероглифом со значением «мыльное дерево». Читаются эти иероглифы как «лань» или «луань». Судя по наличию двух, столь отличных и по смыслу и по написанию иероглифов, китайцы лишь воспроизвели звучание этнонима. А наличие в тюркских языках слов «кулан» – дикий осел, «бұлан» – лось и русского (в котором немало древних тюркских заимствований) «лань», говорит о том, что перед нами древнее сакрализированное название оленя, ближе всех которому именно русское название самки оленя. Свой тотем «дети Лани» изображали на пряжках ремней, на одежде, на своей коже, и конечно же на культовых стелах – оленных камнях, изображающих татуированного и вооруженного, но безликого предка-колесничего. Недаром ираноязычные народы Притяньшанья, которые и сами имели генетическую и лингвистическую связь с андроновцами и срубниками, прозвали северных кочевников «саками» – оленями [Абаев В. И.]. Возможно именно отсюда в индоевропейских языках появился корень «sak» – сакральный (рус.), sacred (англ.), sākre (тохар.), sacer (латин.), saxti-z (прото-герман.) в значении «священный», и иногда в значении «удача на охоте» [Алтайская этимология].

Из рода Лани состояла правящая элита кунов, но помимо них были и другие рода допущенные к управлению Степью. На это указывают оленные камни на которых наряду с оленями или даже вместо них встречаются изображения других животных-тотемов: «кабанов, лошадей, козлов, верблюдов, собак, куланов и птиц» [Савинов Д. Г.], Худяков добавляет к этому перечню еще и «пантер» [Худяков Ю. С.], хотя, судя по узору на теле, корректней было бы именовать их барсами. Однако верховный вождь мог принадлежать только к роду Лани. История не сохранила как куны величали своего вождя, поэтому я предпочту использовать один из наиболее древних титулов степных владык – «хакан». Уходящий корнями в эпоху ностратического праязыка титул «ħak’ħaŋ» можно перевести как «стоящий над командующими» [Bomhard A.]. На его древность указывает и тот факт, что он имеет свой вариант в норманнских языках: «гааконг» – великий государь.

Методом исторической экстраполяции, основанной на анализе поздних кочевых империй, мы можем достаточно уверено воссоздать государственное устройство во владениях кунов. Оно довольно существенно отличалось от такового классических государств Средиземноморья. Наиболее подходящим термином для определения этого государственного образования будет «кочевая империя» или «имперская конфедерация номадов» [Барфилд Т.; Крадин Н. Н.].

Титул хакана был выборным. Выбирали его на курултае из числа старших мужчин рода Лани, считавшегося сакральным, старейшины всех включенных в империю племен. Титул был пожизненным, новые выборы могли быть проведены только после смерти действующего хакана, поэтому мало кто из них доживал до глубокой старости. Власть верховного вождя была сильно ограничена, по сравнению с классическими владыками земледельческих государств, и сводилась к трем основным функциям. Во-первых, он являлся верховным жрецом – посредником в отношениях между божествами и людьми, лично осуществляющим все важнейшие ритуалы и обряды. От его удачливости и благочестия зависели расположение или гнев богов. Поэтому пока «подданные» благоденствовали, хакана обожествляли, но стоило наступить тяжелым временам, как несколько лет бескормицы и массового падежа скота могли стоить «прогневавшему богов» жизни. Во-вторых, как это и следует из этимологии слова, хакан был верховным главнокомандующим, решающим вопросы мира и войны. По его призыву племенные вожди были обязаны незамедлительно выставить свое ополчение, а непокорные рисковали стать следующим объектом для нападения. И опять же удачливость и полководческий талант хакана существенно влияли на продолжительность его жизни, ибо любая неудача рассматривалась как немилость богов. В-третьих, хакан выполнял функции верховного судьи, уполномоченного решать все межплеменные споры, включая установление и изменение границ кочевий.

Для реализации этих функций существовал институт наместников, которые отслеживали неукоснительное соблюдение хаканской воли и, по-видимому, осуществляли его функции на местном уровне. Такие наместники назначались лично хаканом из числа его ближайших родственников, реже из особо отличившихся представителей других кунских родов. Наместника сопровождала его семья и небольшой отряд хорошо вооруженных воинов, что способствовало широчайшему распространению оружия карасукского типа. В местах расположения наместничества для отправления культовых обрядов устанавливался оленный камень – обезличенный образ предка-покровителя рода, через которого и осуществлялась связь с потусторонним миром.

Во внутренние дела подчиненных племен ни хакан, ни его наместники не вмешивались, действуя по принципу, позже принятому на вооружение в средневековой Европе: «вассал моего вассала – не мой вассал». Налогами и поборами подданных не облагали за исключением жертвенных животных и других обязательных подношений богам, которые большей частью шли на прокорм хаканского «двора». В остальном же и хакану, и наместникам, и племенным вождям приходилось за свой счет содержать и вооружать свои дружины и неизбежных прихлебателей. Поэтому в такой империи «от старейшины до последнего подчиненного каждый сам пасет свой скот и печется о своем имуществе, а не употребляют друг друга в услужение…» [Сыма Цянь]. Дополнительный доход они могли получать только за счет удачных военных походов, что во все времена добавляло агрессивности кочевым империям.

Замечательное по своей образности описание процессов становления государственности номадов дал Роман Храпачевский18: «Мир евразийских степей был устроен так, что в кочевой империи, объединявшей большое число различных этнических единиц, постоянно происходили как процессы ассимиляции в состав господствующего этноса, так и обратные процессы. Разнообразные по своему этническому, языковому и культурному, происхождению рода и племена были чем-то вроде кирпичиков, из которых строились кочевые империи народами, занимавшими в них господствующее положение. Крайняя подвижность этих „кирпичиков“, из которых складывались имперские конфедерации, приводили к регулярным перестановкам в раскладе сил, а значит и в определении текущего гегемона в евразийских степях» [Храпачевский Р. П.].

Кочевая империя – по сути конфедерация номадных и полуномадных племен, максимально мягкая форма объединения разнородных и разнокультурных этносов Степи, не препятствующая сохранению их самобытных черт, но, в то же время обеспечивающая политическое и экономическое единство народов на поистине огромных пространствах. В таких условиях любая техническая инновация или просто удачная художественная находка мастера довольно быстро распространяется по всей империи: «Так, например, в Дындыбае (Центральный Казахстан) и в Тагискене (Приаралье) некоторые сосуды невозможно отличить от карасукских на Енисее» [Толстов С. П.; Чугунов К. В.], а серия бронзовых шлемов «кубанского типа», датируемых XII – X веками до нашей эры, обнаружена в Северном Китае, Маньчжурии и Монголии [Варенов А. В.]. От такого товарооборота выигрывали все, даже явно не входившие в состав империи северные палеоазиатские племена охотников-рыболовов: «Отдельные вещи карасукских форм (мечи и кельты) проникают на север вплоть до Якутска» [Карасукская культура], да и у племен Янковской культуры, населявших юг российского Приморья в начале первого тысячелетия до нашей эры, находят бронзовые предметы, изготовленные в Забайкалье и Средней Азии.

Естественно, что товарооборот шел в обоих направлениях и лучшие товары оседали в руках хакана и его наместников: «В могильнике Камышенка [Западный Алтай] встречен целый ряд импортных вещей: нож и сосуд карасукской культуры Минусинской котловины, подвеска из нефрита, происходящая, видимо, из Забайкалья, серьги с горнобадахшанским лазуритом из Передней Азии (Афганистан), бронзовое зеркало из Средней Азии… сосуд корчажкинской культуры» [Цивцина О. А.].

Но не торговля с окрестными племенами способствовала расширению ареала находок доспехов и оружия карасукского типа. Я уже упоминал, что в силу своей организации кочевая империя обречена вести агрессивную внешнюю политику. Ибо успешный военный поход – это и укрепление авторитета хакана; и демонстрация благоволения к нему богов; и возможность ослабить социальную напряженность, позволяющий наиболее энергичной молодежи «спустить пар»; и, что особенно актуально именно для кочевой империи, способ добыть средства для содержания личной дружины.

Довольно продолжительное время в сферу захватнических интересов кунских хаканов не попадали европейские степные животноводы. Но в IX веке до нашей эры очередь дошла и до киммерийских племен: «появление традиции изготовления оленных камней на западе континента необходимо… соотносить с памятниками черногоровской группы и датировать 2-й пол. IX – VIII до н.э.» [Ковалев А. А.]. Одновременно с появлением в европейских степях культуры оленных камней происходит «смена… разрозненных культурных образований единой черногоровской культурой» [Потапов В. В.]. Очевидно киммерийские племена, а черногоровскую культуру прочно ассоциируют именно с ними, были объединены под властью кунских нойонов.

Однако в этот раз банальное расширение границ кочевой империи оказалось фатальным для власти старших кунских родов. В Степи формируется новая, скифская элита.