Читать книгу Майя - Вера Петровна Желиховская, Вера Желиховская - Страница 15

Раз Орнаева попросила Ринарди рассказать ей об увеличителе Велиара.

– Мне кажется, я уже слышала о чем-то подобном, – добавила она.

Профессор с готовностью исполнил ее желание и, докончив объяснения, спросил:

– Вы, вероятно, знаете барона? Встречались с ним?

– О нет! Никогда. Почему вы так решили?

– Он человек известный. Я думал, вы встречались в Париже. Вы сказали, что слышали о его увеличителе?

– Не о его увеличителе, собственно, а о подобном изобретении, о средствах его устроить. Кажется, следует закалить проводники каким-то особым огнем…

Ринарди посмотрел на нее в изумлении.

– Да-да, – продолжала красавица. – Позвольте, я же знала… Вспомнить бы! – Орнаева встала, сосредоточенно устремила в пространство взгляд и, будто читая перед собой невидимые слова, медленно, явственно произнесла: – «Священный, первобытный, бесконечный, вечный, божественный огонь, который есть – оплодотворение, усовершенствование, в коем сила, жизнь, любовь – всё!» Откуда это? Узнаете ли вы слова?

– Слова – не знаю откуда! Но их отвлеченное значение мне ясно, – ответил профессор в восторженном изумлении. – Но откуда вам они известны?

– Откуда? Да, теперь вспомнила: у меня есть целый трактат об этом огне и возможности его добывать.

– У вас?! – вскричал профессор. – Боже мой, но откуда?

– Откуда? От самого графа Калиостро, блаженной памяти! – рассмеялась Орнаева. – Не верите? Вы забываете наших общих предков, милый братец: прадедушку нашего, сен-симониста, чародея, предсказателя – chevalier Constant d’Yzombard [12], казненного во время террора. Забыли?

– Нет, помню. Но как же…

– Как его бумаги попали ко мне? Очень просто: прабабушка d’Yzombard со своею дочерью, которая, как вам известно, была матерью моей матери, а вашей grande tante [13], успела заранее перебраться в Италию и увезла туда все бумаги мужа своего. А в них оказалась целая переписка с его другом, графом Алессандро Калиостро, иначе – сицилийцем Джузеппе Бальсамо.

– И она цела, эта переписка?

– К несчастию, ее и след исчез. Но одну рукопись деда мать моя сохранила и мне передала. И я ей очень благодарна, теперь даже больше, чем когда-либо, поскольку могу вручить документ вам. Это руководство к добыванию того самого таинственного огня, первобытного, божественного, в котором и дух, и материя, и любовь, и всё во всём… Из этой рукописи я и запомнила сказанную фразу.

– И вы мне дадите эту рукопись, Софи?

– В вечное и потомственное владение, милый мой! На что мне она? – пожала плечами Орнаева. – Детей у меня нет; некому, кроме вас, в семье нашей, всегда отличавшейся духом мистицизма, пропагандировать тайное знание в потомстве. Берите документ вместе с французским переводом, приложенным к латинскому оригиналу.

– Неужели писанному самим Калиостро? Вы меня просто облагодетельствуете, кузина!

– Про перевод, право, не знаю, очень вероятно. В бумагах прадеда сказано только, что Калиостро дал ему этот драгоценный документ, добытый где-то в храмах Египта или Халдеи. Граф Калиостро относил его к учению провозвестника гностицизма, иудейского Симона Мага.

– Вот так драгоценность! Просто клад! Исторический и библиографический клад; уж не говоря о научных и оккультических тайнах, которые, быть может, в рукописи заключаются, – восторгался Ринарди. – Как это вы раньше не сказали мне об этом, Софья Павловна? Вот уж настоящая просветительница моя, премудрая София, носительница божественного огня!

Орнаева хохотала, очень довольная.

– Огонь, по указанию рукописи, точно надо добыть божественный или, по крайней мере, небесный. Там, я помню, сказано, что каким-то образом «седьмая молния седьмой весенней грозы» должна воспламенить проводник электричества; разумеется, при разных дополнительных условиях и всевозможных таинственных приспособлениях, – рассказывала она.

– Какое счастье, что вы не отдали никому рукописи! – воскликнул профессор.

Пришла Майя, и Ринарди принялся восторженно рассказывать дочери о рукописи Софьи Павловны и о любезной готовности кузины отдать ему документ.

Майя, конечно, была очень довольна за отца; гостья же казалась еще довольнее. Она ласково упрашивала Майю непременно на днях приехать в Рейхштейн на целый день.

– Не бойтесь, милая: презираемых вами танцев не будет. Приезжают исключительно серьезные люди и между прочими Бухаров, вы знаете – известный живописец. Он мой давний приятель! У нас с ним маленький заговор против вас, предупреждаю.

– Насчет живых картин? – спросила Майя, которой Орнаева говорила уже о затеянных ею картинах.

– Да, и насчет живых картин также; он мне поможет их поставить. Но не только: бедный Бухаров в отчаянии, что нигде не может найти хороших типов Эдипа и Антигоны для своей исторической большой картины.

– И что же?

– Вот я его тоже хочу облагодетельствовать: я написала, что нашла для него здесь живые оригиналы нужных типов, чтобы приезжал.

– Это кто же такие? – слегка краснея, спросила Майя.

– Кто? Вы не догадываетесь? – Орнаева бросилась целовать молодую девушку. – Вы и отец ваш – воплощение этих величественных мифов. Нет-нет, не протестуйте! Вы должны ради меня согласиться осчастливить моего приятеля! Вам это ничего не стоит. Бухарову вы доставите лишний лавр в его венок великого художника, а он вам даст ваши портреты, писанные рукой мастера. Ведь картины его авторства ценятся на вес золота!