Читать книгу Майя - Вера Петровна Желиховская, Вера Желиховская - Страница 7

Барон Велиар остался на несколько дней в деревне Ринарди. Он был давно желанным, но нежданным гостем профессора: известный натуралист-любитель, археолог, механик, доктор философии, магнетизер и член бесконечного числа обществ. Ринарди давно состоял с ним в переписке по некоторым ученым вопросам. Профессор знал, что барон приехал в Петербург, и даже собирался туда съездить для свидания, но Велиар остановил его, написав, что вскоре отправляется на Волгу, на Кавказ, в дальнее путешествие по России, но на обратном пути, вероятно следующей весной, сам посетит Финляндию. С тех пор прошло несколько месяцев, и вдруг, приехав на день в Гельсингфорс, профессор узнал, что знаменитый ученый находится в городе и расспрашивал о нем и его имении. Ринарди очень обрадовался встрече, как рассказал он дочери в тот же вечер, а еще более обрадовался тому, что барон изъявил желание его сам навестить, посмотреть на изобретенный им воздухоплавательный снаряд и другие, новые приспособления открытой профессором силы, свойства и суть которой он содержал в величайшей тайне.

– Ради бога, отец! – вскричала Майя, вспомнив свое видение в царстве гномов. – Неужели ты все расскажешь и откроешь неизвестному нам человеку? Будь осторожен! Не доверяйся сразу!

– Зачем же осторожничать и не доверять! – смеясь, вскричал профессор. – Что я ему буду открывать, душа моя, когда он сам все гораздо лучше меня знает? Послушала бы ты, как на пути в наше имение он говорил мне о своих опытах с одним изобретателем в Филадельфии! Тот американец, как видно, дошел до таких же результатов, как и я, и точно так же не умеет справиться с окончательным подчинением действий найденной им силы своей воле: не хватает у нас главного, чего-то неуловимого, для овладения энергией…

– Искорки первобытного огня, – в задумчивом бессознании перебила его дочь. – Животворящей Аказы.

– Что?! Что ты сказала? Откуда ты знаешь?.. – удивился Ринарди. – Впрочем, чего только ты не знаешь! – спохватился он. – Да! Аказа, небесный огонь, как называли ее древние, была известна розенкрейцерам под определением prima materia [3], потому что они ведь не отделяли материю от силы, от животворящего, безостановочного космического эфира Вселенной. Велиар идет еще дальше: он держится определения санскритистов и называет ее душой Вселенной. Animus mundi – великое начало и причина всего. Ты расспроси-ка его о всестороннем значении слова Аказа. Он расскажет тебе, что оно обнимает все принципы бытия: свет, силу, волю, творчество, дух – и самую любовь!

– Да-да, и он так сказал: любовь в душах людей и животворный огонь, все оплодотворяющий в природе, – есть одно и то же! – невольно вскричала Майя.

– Ты слышала, как барон говорил это? – спросил отец. – Но ведь тебя с нами не было.

– О нет, слов барона я не слыхала, да и не стану с ним говорить. Он мне антипатичен.

– Напрасно! Я понимаю, что тебе не нравится его чересчур утонченное обращение, ты ведь таких не любишь…

– Не только это, а все мне не нравится в нем! Этот человек – воплощение зла и лицемерия. Предупреждаю тебя, отец: не доверяйся ему ни в чем. Сколько ни есть в нем сил и дарований, он все их употребит на вред и пагубу тех, к кому имеет доступ. Ты знаешь: я в людях не ошибаюсь.

– Не преувеличивай, дитя мое. И наконец, хотя бы и так! Мы ведь с бароном не навеки сошлись. Знания его велики, и мы постараемся их позаимствовать, а дурные его свойства пусть при нем и остаются.

– Если бы это вполне зависело от нас, – задумчиво возразила девушка. – К несчастию, не одни лишь физические эпидемии заразительны, а я вижу, какой черной атмосферой дышит этот человек.

Упомянутый человек между тем не только видел все происходящее, но слышал весь разговор отца с дочерью в тот вечер своего прибытия и во все последующие дни – как слышал, видел и знал беспрепятственно почти все, что хотел.

Когда Ринарди простился с дочерью и они разошлись, барон Велиар, сидевший в кресле в своей далекой спальне до того неподвижно, что его можно было принять за мертвого, очнулся. Презрительная улыбка, столь редкая в присутствии свидетелей, оживила тонкие черты его выразительного лица. Он оперся головой на руку и несколько времени глубоко размышлял о чем-то.

«Да! – чуть не вслух сорвалось с языка у него в заключение. – Кажется, я им сделал слишком много чести – этому маньяку неплодотворных изобретений и его неясно видящей ясновидящей. Они, наши светлые братья, очень наивны, как и всякая добродетель, если замышляют поколебать наше влияние на мир такими орудиями, как эти двое, отец и дочь! Она способнее… но, кажется, нам и сильнейших претендентов на посвящение в светлые таинства и на благотворные перевороты в духовном мире человечества удавалось отстранять в ряды безумных и несмысленных юродивых! Подождем. Вероятно, обычные средства помогут».

Почти все следующие дни хозяин и гость провели запершись в лаборатории. Встречаясь с дочерью за поздними обедами, профессор так был занят своими размышлениями, что почти не говорил; барон, напротив, бывал очень разговорчив и так красноречиво рассказывал, что несколько раз возбуждал интерес Майи. Ей стало даже казаться, что она преувеличивала темные свойства их посетителя. Черных испарений, окружавших его, она положительно более не замечала. Только одно поведение Газели, которую приходилось запирать во избежание неприятностей, поддерживало ее опасения. Собака не могла выносить близости де Велиара спокойно. Она или лаяла и металась в небывалых припадках злобы, или, встретясь с ним взглядом, визжала и пряталась в ужасе.

Страх животного уступал злобе только в те минуты, когда барон приближался к барышне. Газель ни за что не дозволяла Майе подать ему руку, в бешенстве бросаясь на гостя. Пришлось ее запирать во всю неделю пребывания у них барона.

– Что вы делаете сегодня вечером, m-lle Marie? – спросил ее де Велиар раз, когда обед приближался уже к концу.

– Я?.. Ничего особенного. Поиграю, вероятно. А когда надоест музыка, пройдусь по парку.

– Вы не боитесь выходить так поздно?

– О нет. Чего ж бояться? Здесь тихо. И к тому же я беру с собой Газель, а вы видите, как ревностно она меня оберегает, – улыбаясь, прибавила молодая девушка.

– Даже чересчур ревностно… Но вряд ли на ее охрану можно во всех случаях положиться. Серьезно, не советую вам ходить в сумерки далее сада. Мне говорили, что в окрестностях много волков.

– Волков у нас довольно, но теперь слишком рано для их появления. Позже, зимой, они ходят целыми стаями.

– Не в числе дело, Майя, – отозвался профессор. – В городе опасаются бешеного волка. Было несколько случаев нападений… Собираются делать облавы, не дожидаясь даже снега.

– Вот видите. Вместо прогулки подымитесь лучше к нам на вышку, в лабораторию вашего батюшки, m-lle Marie. Мы устроили там приспособление к подзорной трубе, которое придает большой интерес нашим наблюдениям. Если только ночь будет, как надо надеяться, ясная.

– Да, это изумительно! – воскликнул Ринарди. – Я все думаю о вашем увеличителе, барон, и не надивлюсь… Представь, Майя, барон имеет множество удивительных инструментов в своем волшебном бауле – так я назвал его ящик…

– Ваш батюшка оказал незаслуженную честь моему дорожному несессеру, – добродушно смеясь, вставил де Велиар.

– Разве незаслуженную? Хотя бы ваш разрушающий и созидающий эфир… Или вот этот увеличитель! Представь себе, Майя: маленький ящичек, не больше моей табакерки. Барон ставит его на стол рядом с моим микроскопом и проводит к предметному стеклу проволоку, и что же ты думаешь – микроскоп приобретает силы утысячеренные! То есть вот до чего: ты помнишь, в какую ширину представляется волосок в моем настольном микроскопе? Тонкой веревочкой, не правда ли? И вот эта веревочка превращается в корабельный канат, если приложить к краю стеклышка проволоку увеличителя барона де Велиара.

– Неужели? Как же мы ничего не читали об этом инструменте? – осведомилась Майя. – Как ты сам не слыхал, папа? Ведь он должен произвесть переворот в научных исследованиях!

– Без сомнения. Но барон существование прибора открывать никому не желает.

– Возможно ли?! Мне кажется, это преступление против науки!

– Тайна моего маленького механизма принадлежит не мне, – добродушно возразил барон. – Открывать его миру я не имею права. Но охотно могу услужить вашему батюшке, оставив ему этот экземпляр. Сегодня мы будем испытывать силу увеличителя на большом телескопе, наблюдая звезды и луну. Не пожелаете ли вы к нам присоединиться, m-lle Marie?

– Разумеется, и с большим удовольствием, – согласилась Майя. – Я так благодарна вам за отца.

Профессор между тем засы́пал гостя благодарностями и не совсем решительными отказами воспользоваться его щедростью.

– Эта маленькая машинка мне ровно ничего не стоит! – отклонил и те и другие барон. – Я всегда могу получить дубликат.