Читать книгу Боярыня Матвеева - Вера Русакова - Страница 16

Господи, подумала Мэри, неужели всегда так будет? Просто не верится.

– Ну, как? – спросил её любовник, явно набиваясь на комплимент.

– Ты меня взял, словно вражескую крепость.

Он рассмеялся.

– А ты мне всю спину расцарапала.

И повернулся спиной, показывая царапины. Кое-где даже кровь выступила. Мэри стала осторожно зализывать её, иногда прерываясь и целуя тёплую кожу.

– Кошка немецкая. И мяукаешь по-кошачьи.

– Тогда уж кошка шотландская. И когда это я мяукаю?

– Когда-когда: подо мной. «Мя, мя».

– Правда?

– Сама не слышишь?

– Нет, – смущенно призналась женщина. – Я в этот момент ничего не слышу и не вижу. Только чувствую счастье.

Артамон осторожно повернулся к ней лицом, взял за подбородок, посмотрел в глаза и, кажется, поверил. Его возлюбленная залилась краской.

Накануне она написала и со слугой переслала записку: господин, нам надо обсудить некоторые условия предполагаемого брака; если ты хочешь, можем это сделать через твоего свата и госпожу Краузе, если хочешь – приезжай сам, мы уже взрослые люди. Он приехал сам; теперь свет серого облачного дня освещал не совсем дневной вид в спальне. Все условия чего бы то ни было были забыты.

– У тебя есть что-нибудь выпить? Не в смысле вина или водки, а в смысле хотя бы воды или кваса какого. В горле пересохло.

Она надела халат и отправилась на кухню, вернувшись вскоре с подносом, на котором стояли кувшинчики с водой, квасом, два серебряных стаканчика и блюдце с печеньем. За это время Артамон успел одеть рубашку и устроиться на стуле, оглядывая комнату.

– Надо было закрыть его платком или ещё чем, – указал он на распятье.

– Хорошо, – покорно согласилась она и закрыла лицо Христа. Дальше оба пили квас, грызли печенье и наконец-то вспомнили про условия.

– Ты собираешься меня бить?

– А ты хочешь, чтобы я сломал плётку?

Мэри не поняла.

– Так принято: на свадьбе жениху вручается плётка, как символ его власти. Он может прямо сразу проявить её, ударив невесту, спрятать за пояс или сломать. Последнее означает отказ от права бить жену. Сейчас чадолюбивые родители всё чаще ставят условием брака избавление их дочери от супружеских побоев, а зятья всё чаще соглашаются. Есть и такие благородные женихи, которые проявляют миролюбие и без просьб.

– Да, ты всё правильно понял.

– Ты будешь мне изменять?

– Пока не собираюсь, – ответила молодая женщина, не совсем понимая, к чему это.

– Если застану тебя с любовником – за себя не ручаюсь, а так – согласен.

– Хорошо. Только если будешь меня подозревать в измене – убедись точно. А то сплетники могут выдумать что угодно, а легковерные люди им верят.

В детстве она стала свидетельницей гнусной истории: отвергнутый поклонник сказал родителям девушки, что она с ним спала. Отец избивал несчастную несколько дней подряд, прерываясь только на сон и еду, а потом выдал замуж за своего приказчика. В первую ночь обнаружилось, что девица невинна; родители потом стояли перед ней на коленях и просили прощения за то, что дали дорогой дочери столь неудачного мужа. Муж, кстати сказать, оказался очень даже неплохим человеком и обращался с ней куда лучше, чем отец.

– Мама, – спросила она тогда, – а почему родители сразу поверили оговору и даже не заглянули ей под юбку?

Мать ответила, что её вопросы неприличны и стыдливая девочка вообще не должна о таком знать. Позже Мэри сама поняла, что некоторые родители готовы поверить кому угодно, но только не собственному ребёнку, особенно дочери. А некоторые, напротив, свято верят собственному ребёнку, особенно сыну, даже если его лживость очевидна.

– Я не легковерен.

– Хорошо. Тогда второе: за мной в приданное дали сто двадцать рублей серебром и остатки фамильных драгоценностей. Деньги мой свёкор вложил в свою фабрику. Сейчас я могу попросить матушку Флору занять денег и вернуть эту сумму, либо мы будем ежегодно забирать часть прибыли в счёт моей доли.

Матвеев уточнил, сколько прибыли приносит фабрика и есть ли у них накопления, после чего неожиданно решил:

– Разбирайтесь сами: меня и то, и то устроит.

– Третье: у матушки Флоры нет никого из близких, кроме меня. Я прошу у тебя разрешения продолжать о ней заботиться и после нашей свадьбы.

Он даже удивился:

– Разумеется. Можешь, в крайнем случае, и ко мне её перевезти.

Благородный человек, подумала она.

– Тогда у меня всё. А у тебя?

Он вздохнул, выпил ещё кваса и устроился поудобнее.

– Первое: ты должна принять мою веру.

Мэри молча кивнула: у неё не было другого выбора[16].

– Второе: ты обиделась на мои слова о шпионах, но я действительно знаю иногда такое, что шпионам может быть интересно.

– Я потом подумала об этом и поняла тебя.

– Поэтому прошу тебя соблюдать осторожность и лишнего не болтать.

– Постараюсь.

– Кроме того, у меня много всяких дел и меня часто посылают… – он усмехнулся, – это звучит двусмысленно, но меня действительно могут отправить в любой день и час в какую-нибудь Тмутаракань, и я даже не успею домой заехать. Или придётся остаться на ночь во дворце. Постарайся смириться с этим.

– Хорошо.

– Ну и последнее. Я был женат девять лет, а детей не было. Жена считала, что это её вина, но могла быть и моя. У тебя были дети?

– Нет. Но мы с Антоном прожили всего семь месяцев. Возможно, просто не успели. И я не знаю, можно ли тут говорить о вине. Пусть будет так, как решит господь.

Он перекрестился, она тоже.

– Тогда всё?

Она кивнула, подошла к возлюбленному; обняв его одной рукой за шею, другой погладила по голове. Артамон крепко схватил её руками и уткнулся лицом ей в живот.

– Ещё, ещё, – попросил он. Любовница очень удивилась такому отклику на простенькую ласку, но стала послушно гладить короткие тёмно-русые волосы.