Читать книгу Тени коротких жизней - Виктор Климов - Страница 7

Савелий вошёл в комнату мужского общежития стремительно, и Аркадий определил: принес новость и готов поделиться. Савелий торопливо разулся, присел на свободную койку.

Аркадий отложил книгу, опёрся локтем о подушку, взглядом дал понять: готов слушать.

– Был на работе у отца, – огласил с хрипотцой и сглотнул в нетерпении Савелий. – Везёт человеку! Сколько себя помню, всегда наблюдал его одержимость удачно выбранной профессией. Очевиден азартный блеск в глазах! Вирус ожидания удачи! Зримое ощущение внутреннего возбуждения… Неописуемый душевный подъём оттого, что предстоит очередная кампания на просторах Средней Азии, где, охваченный палящим зноем, он слой за слоем станет снимать вековые пласты земли, приближаясь к тайнам минувшего Согдийского государства. Ты это понимаешь? – перешёл на шёпот Савелий и в порыве своего удивления широко раскрыл глаза и близко наклонился к Аркадию. – Это следует отнести к безумию или к бескрайнему фанатизму? – пытался понять он. – К преданности своему увлечению, из коего сумел сотворить неимоверный профессиональный напор? И знаешь ли, что он в первую очередь уложит в свой потёртый саквояж? Пару чистого белья? Ничего подобного! – напряженно поведал Савелий. – Он станет укладывать и по нескольку раз перепроверять старые, переплетённые заново монографии, истёртые пачки топографических карт, схемы, копии старинных документов… Я поражаюсь! Скорее – восхищаюсь…

Савелий встал, прошёл к балконной двери, раскрытой настежь. Порыв ветра тронул его густую шевелюру. Он смотрел вдаль. Хотел, видимо, угадать, в какой стороне располагалось загадочное древнее государство, по которому так профессионально тосковал его отец-археолог.

– Ведь нет же ничего этого давным-давно! Но когда он начинает увлечённо рассказывать о фалангах Александра Македонского, о серебряных согдийских чашах и блюдах со сценами пира или охоты, о минаретах, украшенных глазурованными орнаментами, о купцах и торговцах, обладавших серебряными полновесными дирхемами, клады коих в наше время обнаруживаются в городах Италии, Германии, Швеции… – Савелий обернулся, поднял палец и вновь прошептал: – Вот тогда я теряю чувство реальности и… переношусь на тесные улочки древнего Самарканда. Я становлюсь его жителем, слышу зов карнаев, рёв верблюдов в караван-сараях, шелест пёстрых шелковых одежд городской толпы, чувствую запах испечённой жарким солнцем земли и… начинаю понимать отца. Насколько он счастливый человек. Имеет возможность перемещаться во времени, сживаться и с настоящей, и с древней историей… Он убеждён, что на тех просторах история имеет необыкновенную способность оживать и одаривать чувством сопричастности. Уверяет, что сладостнее ощущений не испытывал. Тогда я задаю ему коварный вопрос о любви. О земном чувстве плотской любви человека к человеку. И он задумывается. У него нет готового ответа! Он сравнивает, взвешивает, напрягается и боится обидеть, изменить только что высказанному чувству любви к древности, к чему привязан больше. Потому и не высказывается. Вздыхает и молчаливо упрекает меня за несвоевременный острый вопрос.

– Ты любишь его, – определил Аркадий.

– Он счастливый человек! Умеет вмещать в себя так много жизненных слоёв… Они являются источником его жизненной энергии. Ему некогда задумываться о бренных неудобствах и каверзах жизни нынешней…

– Он готовит себя к очередной командировке в Среднюю Азию?

– А я тебе о чём, Дорин? И предлагает нам с тобой присоединиться к их сообществу! – вздернул брови Савелий.

Аркадий постарался сдержать участившееся дыхание. Самарканд… Самарканд… Да что же это за вирус такой, как точно выразился Савелий. Ну почему, как только он разделяет с товарищем повествования его отца, у него, у Аркадия, появляется необычное желание прикоснуться к неизведанным древним тайнам?.. Он помнит первое влекущее чувство любопытства, возникшее во время прочтения замечательных исторических книг о Чингисхане и внуке его Батые. Тогда, во время прочтения, он не просто познавал древнюю историю, а становился невольным участником описываемых событий. Он перемещался в давние столетия и вышагивал вместе с дервишем-летописцем по горячим тропам далёких загадочных стран, готовил чернила, коими одержимый человек отмечал дыхание истории. Когда же выходил к товарищам, ему требовалось время прийти в себя и понять, где находится…

– Отец уверяет, что времяпрепровождение в период летних каникул в поисковом лагере для нас станет незабываемым. Он убежден, что следует пройти по историческим слоям, по которым тропили древние поэты и исторические личности, чтобы иначе, по-новому, воспринимать мир нынешний. И тогда, только тогда можно почувствовать и понять шепот древнего ветра, опустившегося для короткого отдыха в кроны пышных деревьев. Им он доверяет тайны веков, которые носит в сумах минувших событий. Мир, учит отец, надо уметь слышать и видеть. А не только бездумно топтать суматошными шагами…

– Он на самом деле готов взять меня?..

– Невежа! – возмутился Савелий. – Ты беспощадно размолотил в труху возвышенное состояние, с коим я стремился к тебе в полуденный жар… Разве такими вещами шутят? – совсем спокойно проговорил он, смакуя действо важной новости и повторно устраиваясь на кровати. – Кстати, у тебя есть сухарики? Пожевать бы чего-нибудь… А может, пойдём ко мне? Мама обязательно приготовила что-нибудь вкусное…

– Я и так у вас как на постое. Пора и честь знать…

– Говорено только что: невежа! Ей доставляет великое удовольствие уделять близким людям свое внимание. Ты в их числе. Тебе это известно… Сейчас мы умчим от неё на месяцы. Она будет тосковать от невостребованности, отчаянно ждать, а затем нагонять упущенное. Это состояние окрыляет её, как отца – раскопки… Что-то должно объединять любящих друг друга людей и находящихся так часто в долгих разлуках.

Перед взором Аркадия лопнула действительность и раскрыла короткую картину: солнечный день, ступени магазина, и на верхней из них женская фигура с чертами материнства. Аркадий узнал Веру Старикову. Защитившись ладонью от солнца, она внимательно смотрела в его сторону. «К чему это?» – удивился Аркадий. И картина исчезла. «Как сказал Савелий? Людей объединяет состояние, способное окрылять?»

Аркадию хотелось прояснить возникшую мысль о Вере, но Савелий затормошил, задергал и настаивал на очередном посещении его мамы. Аркадий прислушался к себе: есть на самом деле хотелось.