Читать книгу Тени коротких жизней - Виктор Климов - Страница 8

Собравшись на раскопки в Среднюю Азию, Аркадий ухватил край нити, когда другой её конец оставался сокрытым во времени и таил его смысл. Им владела молодость. И он мог позволить себе жить вполовину мысли, не сознавая, что расстояния и новые земли не оставляют человека прежним.

Поездка в Среднюю Азию утомила продолжительностью. В пути донимал зной, привольно раскинувшийся в это время года на казахстанских просторах. Обозреваемый полупустынный ландшафт не отличался изыском. На длину взгляда вокруг Аркадия распростерлась скупая на растительность и щедрая на жару пустынная степь. Всё видимое пространство, казалось, дышало жарким ветром, играющим в догонялки с раскалённым от солнечного тепла железнодорожным составом.

Аркадий стойко переносил тяготы пути. Он опробовал несколько вариантов устоять перед неудобствами непростого путешествия: устраивался на верхней полке вагона, открывал настежь форточку, подставлял себя воздушному потоку. Всё напрасно. Прогретый до предела воздух не остужал, но обжигал лицо степным дыханием – владыкой этих просторов. Тамбур тоже не желал быть союзником, превратившись на время пути в жаровню для приготовления сухофруктов.

Лучшим способом передвижения в этих условиях оказалось лежачее положение вкупе с максимумом терпения и выдержки. День, в конце концов, сменялся ночью, и тогда, пусть на короткое время, наступало некоторое освобождение от знойного плена.

Железнодорожный вокзал Ташкента напоминал улей. Только картина его жизни была намного живописнее по цвету и насыщеннее по эмоциям.

В этой гостеприимной точке мира обретало душевный покой великое множество путников. На небольшом пространстве царила торжественная атмосфера, создаваемая энтузиастами – покорителями склонов Фанских гор и высочайших снежных вершин Памира и Тянь-Шаня. Царствовала сосредоточенность обычных созидателей и жизнеустроителей, окрыляя надеждой сообщество искателей приключений, радуя очевидностью предстоящих открытий жадных до ощущений туристов. Это место обладало способностью создавать и распределять по территории этой привлекательной страны множество разных человеческих состояний.

Но не только эта животрепещущая картина покорила Аркадия. Ступив на перрон, он ощутил, как под толщей цивильного слоя глубоко и покойно дышат древние тропы, некогда услужливо подставляющие себя окованным в латы воинским легионам Александра Македонского. Великого полководца и поныне в этих местах называют не иначе как Искандер Великий.

Аркадий до предела насыщал себя осязаемой историей, рисуя картины, и уже видел, как несколько позже, по меркам истории, на мирную и привольную жизнь Согдианы, шагающую по Шелковому пути, вдруг позарились арабы. Именно они, где силой, где хитростью, а где лестью, поддерживая свои деяния трезвой мыслью, внедрили в умы местных жителей основы ислама, веру в единственного бога, творца мира – Аллаха.

Эта вера словно ждала приращения раскинувшихся горных и межгорных просторов. Она усердно пускала глубокие корни и оказалась неотъемлемой частью жизни людей, населявших диковинные просторы. Народы, принявшие новую для себя веру, наполнили свой неспешный мир глубокими по смыслу сурами Корана и создали нечто значимое и цельное, что являлось основой для взращивания многих последующих поколений.

Неощутимый дух истории и настоящего мира, покоившийся в межгорных долинах, в алости цветущих маков, в тихом шелесте листьев и колосьев, в спешащих мимо людях, проникал глубоко в душу.

Эти просторы щедрые географы окрестили Средней Азией. Здесь, на загадочной древневосточной территории, за короткое время студенческих каникул Аркадию предстояло впитать во взрослеющую душу бальзам этого края, который многие годы способен воздействовать на разум человека.

…Автобус перемещался по автомагистрали, проложенной по просторам бывшей Голодной степи. Джизакские степи, к которым вплотную примыкает пустыня Кызылкум, не блистают особой изысканностью. Но, обводнённые и возделанные, они связали в единое целое поселения древних городов с новыми, отстроенными за годы советских пятилеток.

По другую сторону движения просматривались дугообразные вершины гор, вдоль которых на восток уходит Ферганская долина, соединяющая между собой основные её города: Худжанд, Коканд, Фергану, Андижан… Это же… территория бывшей Согдианы!

Аркадий внимательно рассматривал чеки аккуратно возделанных полей, разделённые меж собой множеством водных артерий. Вода каналов, строго дозируясь, питала многочисленные сельхозугодия долины. Вдоль всех основных каналов и арыков ровными рядами росли невысокие тутовые деревья. Стоял период, когда их отросшие ветви с широкими сочными листьями срубались местными жителями и скармливались личинкам тутового шелкопряда. Именно из этих коконов, путём непростой технологии, затем выделываются знаменитые шёлковые ткани, пронизанные местными орнаментами самых разнообразных искристо-весёлых оттенков.

Операция рубки ветвей тутовых деревьев выполняется ежегодно. Потому их стволы покрыты крутыми наростами. Создаётся впечатление, что на макушке, где громоздится особо крупная шапка обрубленных наростов, располагается основной корень, и дерево растет сверху вниз.

Эти ничем особо не примечательные деревья по своей значимости на самом деле нисколько не уступают знаменитым, строго учитываемым оливковым итальянским рощам.

Вот же оно, это скромное дерево, которое зародило и венчает всю загадочную историю не одного древневосточного государства! И разве оно не заслуживает внимания великого ваятеля и своего постамента в самом центре предгорных долин?

И где же, как не по этим долинам, по тропам, на которых теперь лежат тяжелые асфальтовые ленты дорог, должен был пролегать отрезок знаменитого Шёлкового пути?

Аркадий заёрзал на кресле автобуса, словно желал увидеть за окном мерно перемещающийся, до предела нагруженный караван верблюдов с многочисленными погонщиками, охранниками с луками и копьями, повозками и угловатыми арбами с высокими колесами, притянутыми сыромятными ремнями к выносливым осликам и приземистым монгольским лошадкам. Конечно же эта живая многочисленная лента издавала свой особый походный шум, поднимала клубы пыли и была наделена важностью исполняемого долга.

Именно отсюда, из этих предгорных долин, караваны, нагруженные тюками с шёлком, шёлковыми и ковровыми изделиями Бухары и Самарканда, сухофруктами и другими яствами, мерно и горделиво вливались в бесконечную вереницу иных и начинали своё собственное движение. Приняв по пути в свои ряды отряды персидских купцов, достигали территории далёкого Византийского государства. Там пришедшие купцы вели шумный торг с богатыми византийскими торговцами, после чего часть тугих и драгоценных тюков перемещалась в просторные трюмы кораблей.

Аркадий заволновался. Пожилой седой аксакал-таджик медленно повернулся в его сторону, удивленно посмотрел на молодого человека и, не определив причины странного поведения, провёл в задумчивости несколько раз ладонью по бороде. Вновь обрел маску покоя, чинно углубился в свои неторопливые мысли.

Аркадий посмотрел на подремывающего Савелия. Заворочался вновь, устраивая себя на сиденье. Кажется, нашёл удобное положение. Выдохнул и закрыл глаза. Им овладело состояние умиротворения.

Странное дело, Аркадию казалось, что с начала пребывания в этих местах его обволакивает тот неспешный временной ритм, который незримо царил на этих просторах с давних времён. И какие бы цивилизации ни подхватывали на свои плечи эти территории, они никак не могли переиначить вросший в этом необозримом крае скрытый ритм измерения времени.

Эта особая жизненная размеренность витала в покое молчаливых снежных вершин, чувствовалась в неторопливых порывах ветра, примчавшегося с разогретых бездонных песчаных пустынь и степных просторов. Необычный временной пульс упивался раскинувшейся вокруг вечностью, взмывал к нависшим задумчивым ярким и невысоким звёздам, роднился с незаметно опустившейся ночью и засыпал вместе с нею. Поутру неторопливо выкатывался вместе с величавым алым диском солнца для нового действа.

Здесь виделось далеко. И всё напоминало о своём величии и бесконечности. Именно эти ощущаемые ценности природы и порождали то покойное течение мыслей и дел, которые вовсе не нуждались в дроблении их на неудобные и неуютные короткие минутные величины.

Не спалось. Аркадий, стараясь не беспокоить Савелия, медленно потянулся, до хруста в позвоночнике. Как можно спать, когда мимо течёт сама история! Самое время насыщать себя видимым, фантазировать и создавать удивительно завораживающие картины, замешанные на истине, сочащейся отовсюду!

Откуда, как не от этих просторов, у погонщиков зарождаются тягучие, нескончаемые и никогда не повторяющиеся мелодии? Их зарождает на устах сам ветер, затем срывает и мчит дальше. Перемещает в пространстве, соединяет с другими дрейфующими звуками. Касается ими загадочных ночных звёзд и, устремившись к земле, замешивает на ароматах трав и нашептывает в уши спутников. Конечно же именно так зародились и стали вечным творением четверостишия упорных скитальцев Фирдоуси, Саади, Омара Хайяма…

Дорога, изогнувшись, отпрыгнула от края преображённой Голодной степи, на которой млели непревзойдённого вкуса мирзачуйские дыни, оставила позади древний город Самарканд и вписала себя вдоль пологого предгорного хребта. Возделанные поля смело приближались к самой его подошве. Они теперь состояли в большей степени из предгорной мелкой скальной крошки, орошали себя водой коротких горных речек и плодоносили молодыми садами и виноградниками.

На одном из таких просторных полей, раскинув пышную крону, гордо и смело росло мощное карагачёвое дерево. В степных и пустынных зонах эти деревья растут по-особому: в первую очередь, пробиваясь корнями к подземному водному источнику, ощутив надежность, дерево взращивает мощную корневую систему, а затем, устремляясь стволом ввысь, создаёт обильную крону. Обретя все важные истоки, такое дерево способно прожить до четырёхсот лет.

Может, именно такое дерево узрел сейчас Аркадий? А что, если оно вырастило себя от более древнего корня? Тогда… не исключено, что под его тенью отдыхал и готовил чернила древний летописец, которого по личному указу Чингисхана во время похода размещали в одной из корзин, притороченных к зрелому верблюду, и который описывал все важные события и битвы великого полководца…

Мысли вразброд… Может, оттого, что над ними висит щедрое на тепло среднеазиатское солнце?

Предгорье приближалось. Вдали показались пирамидальные верхушки тополей и плоские крыши окраинных глинобитных строений. В автобусе возникло движение, всегда означающее конец пути. Вскоре разгорячённый от движения и солнца автобус вкатил на площадку автостанции и, облегченно заурчав, замолк.

– Пенджикент! – гордо произнёс водитель.

Так Аркадий на период студенческих каникул попал в один из административных центров Таджикистана, где не один десяток лет велись раскопки одного из богатых в прошлом согдийских городов, родины великого поэта, певца и музыканта Рудаки.